Поглядел вокруг и видит – на крыше сарая трава растёт.
– Вот, – обрадовался он, – самое мило дело! Лучше некуда!
– В смысле? – не понял Максим.
– А в том смысле, – говорит Степан, – что давай мы её на крышу загоним. Оттуда-то она уже никуда не денется! Она ж не дура, чтоб с крыши прыгать!
– Вот это идея! – восхитился Максим. – Конечно, она прыгать не будет. Она хоть и дурная, но не дура же совсем!
В общем, взяли они доску, прислонили к крыше сарая. Степан идёт по доске, корову за собой тащит, а кот Максим её сзади пихает.
Корова мычит, боится, упрямится.
Тут как раз близнецы – Коля и Оля – на шум прибежали, на забор залезли, сидят, дивятся.
Кот им говорит:
– Чего вытаращились? Не видали, что ли, никогда, как коровы на крыше пасутся?
Долго ли, коротко ли, в конце концов втащили корову на крышу.
Степан говорит:
– Давай, Максим, мы верёвку от неё ко мне притянем. Она хоть и не дура, но на всякий случай. Так вернее будет. А верёвку мы через дымоход пропустим!
– Ну, у тебя и голова, хозяин! – восхитился Максим. – А верёвку… это мы мигом!
Привязал он к корове длинную верёвку и с другим её концом в трубу нырнул. Только рыжий хвост мелькнул, и глядь – через секунду Максим уже из дверей выходит, верёвку за собой тянет.
– Вот это молодцом! – похвалил Степан.
С крыши слез, доску убрал, верёвкой обвязался, Коле и Оле, что по-прежнему на заборе сидели, подмигнул: знай, мол, наших!
– Только, – говорит Максим, – хозяин… там… понимаешь… свинья…
– Какая такая свинья? – поразился Степан и бросился в дом.
А там ужас что творится! Свинья всю муку в чулане рассыпала, зерно съела и по горнице бегает.
– Ну, я тебе покажу! – заорал Степан и бросился за свиньёй.
Она, понятное дело, от него шарахнулась. И прямо на решето, где курица сидела.
Перепуганная курица закудахтала, с решета слетела и в окно. И свинья за ней туда же сиганула.
– Ты-то куда? – кричит Степан курице. – А яйца-то кто высиживать будет?
Но какое там! Курицы и след простыл. Она от свиньи спасается, а свинья сама со всех ног удирает, вот они и носятся по двору как безумные.
Коля и Оля только головами вслед ворочают.
– Вот что, – говорит Степан Максиму, – пока я курицу ловить буду, давай ты на яйца садись! Им постоянное тепло нужно, нельзя процесс прерывать!
– Да ты что, хозяин! – опешил Максим.
– Кому говорят, садись! – разозлился Степан.
Делать нечего, послушался Максим, сел на яйца.
Сидит, цыплят высиживает, а тут как раз мышонок из своей норки вылез.
Увидел Максима на решете, аж обомлел. Осторожно подошёл поближе, смотрит, Максим сидит, не шевелится.
Мышонок так и покатился со смеху.
– Ой, – кричит, – не могу! Вот это умора! Никогда в жизни не видел, чтобы коты цыплят высиживали! Хи-хи-хи-хи-хи!
Осмелел мышонок, прямо перед носом у Максима хохочет, а Максим только зубами скрежещет.
– Смотри, – говорит, – голохвостый! Я тебя поймаю!
А мышонок ещё пуще хохочет.
– Ты, – кричит, – теперь не кот, а курица, тебе мышей ловить не положено!
Тут уж Максим не стерпел. Не выдержал он такого оскорбления. Мгновенно слетел с решета и за мышонком погнался. Оба пулями из дома вылетели.
Близнецы аж рты открыли от удивления.
– Куда же ты, Максимушка? – кричит Степан. – А яйца-то как же?
А Максим с мышонком уже через двор несутся, в сарай влетают.
Махнул Степан рукой безнадёжно, почесал в затылке.
– Вернись, – позвал, – Максимушка! Нельзя ж яйца так оставлять! Вернись скорее! А я пока сам посижу!
Побежал в дом и на яйца плюхнулся. Правда, не рассчитал немного, решето треснуло, яйца, само собой, все передавились.
Встал Степан весь перемазанный – и остатки сметаны на нём, и мука, а теперь ещё и яйца раздавленные!
А мышонок тем временем в сарае по лесенке вверх – и на сеновал! А кот, ясное дело, за ним.
Мышонок в угол забился, в щель в скошенном потолке юркнул и на крышу. Кот Максим поднатужился, щель немного раздвинул, не без труда, но протиснулся.
Выскочил он на крышу и стал по ней за мышонком гоняться. Корова, что травку там щипала, ничего не поняла, не разглядела, только видит – что-то мечется под ногами. Перепугалась корова, рванулась в сторону и с крыши свалилась.
Тут верёвка натянулась, и Степана, который было на крыльцо вышел, обратно в дом втянуло и прямо в трубу и вдёрнуло. Голова из трубы вылезла, а дальше плечи не дают, застряли.
А корова-то, конечно, до земли не долетела, самая малость осталась, но всё равно повисла. Висит, болтается, мычит от страха.
Кот Максим как всё это увидел – аж обомлел, про мышонка забыл.
– Ты что это, хозяин? – спрашивает у головы, что из трубы торчит.
– Помогите! – кричит Степан.
Близнецы от ужаса головы задрали, с забора попадали.
В общем, неизвестно, чем бы это всё кончилось, да, на счастье, Параска как раз в этот самый момент с поля возвращалась.
Видит – муж из трубы высовывается, корова на верёвке болтается. Быстро подбежала, косой махнула, разрезала верёвку.
Корова на ноги упала и со всех ног в хлев.
А Степан, как верёвка ослабла, тут же прямо в щи, что Максим варил, плюхнулся. Заорал Степан благим матом: щи-то горячие.
Параска его сразу же оттуда и вытащила.
– Ну что, – говорит, – Стёпушка, больше лёгкой работки не хочешь?
Степан стоит мокрый, пар от него идёт.
– Нет, – отвечает, – больше не хочу!
– А по дому мне помогать будешь? Понял ведь, что несладко это?
– Буду! – кивает Степан. – Понял!
А кот Максим, пока суд да дело, опять свои цимбалы взял да на крылечко вышел.
Коля с Олей тут же и подбежали.
– Ну, Максим, – говорят, – что ты нам теперь расскажешь? Или, может, опять споёшь?
Максим оглянулся на Степана с Параской, головой покачал, вздохнул, по струнам ударил.
– А вот и спою, – говорит. – А вы слушайте, да на ус мотайте!
И в самом деле запел:
– Сказка наша на этом кончается,
Но жизнь-то только начинается!
И если есть в нашей сказке прок,
То в ней и для жизни найдёте урок…
И пока он пел, откуда-то из-под крыльца высунулся мышонок. Послушал и захихикал.
– Ух, я тебя поймаю! – сказал Максим.
Алёша музыку не любил. То есть не то чтобы активно не любил, а как бы игнорировал. В том смысле, что относился к ней довольно пренебрежительно. Считал, что музыка – это для девчонок. Это всё равно что в куклы играть. Впрочем, что с девчонок взять, когда они все – плаксы.
А мальчик может себе и поинтересней занятия найти, чем музыку слушать. Даже если во двор не ходить. Можно, например, телик посмотреть или поконструировать чего-нибудь или уж на худой конец книжку почитать.
Ещё песни – ладно, куда ни шло, бывают иногда неплохие, но вот классическая музыка – это уж, извините-подвиньтесь, скука смертная!.. Даже странно, что люди ходят куда-то специально её слушать, время теряют. Столько вокруг интересного, а они сидят, штаны просиживают. Наверняка самим очень скучно, просто делают вид, что им нравится. Что там может нравиться-то?!
Вот так примерно рассуждал Алёша.
И может, он бы всю жизнь и прожил без музыки, ведь и такие люди тоже бывают, если б однажды не произошло с ним одно удивительное событие. Хотите знать какое?
Тогда слушайте.
Всё началось в тот день, когда папа принёс домой какой-то большой, завёрнутый в бумагу свёрток. Папа осторожно водрузил его на стол и, отдуваясь, сел рядом. Свёрток был тяжёлый.
– Ты чего принёс? – поинтересовался Алёша. – Ящик какой-то?
– А вот смотри! – загадочно усмехнулся папа и аккуратно развязал верёвку и снял с ящика обёрточную бумагу.
Ящик оказался красивый, тёмно-красного дерева. Папа поднял крышку, и Алёша увидел большой металлический диск с многочисленными прорезями по всей поверхности.
– Что это такое? – удивился Алёша.
– Это полифон! – с гордостью ответил папа. – Старинный музыкальный аппарат.
Он достал из специального отсека полифона ручку, вставил её в дырку в боку аппарата и завёл его. А потом, улыбаясь, сдвинул какой-то рычажок.
Металлический диск стал медленно вращаться, и Алёша внезапно услышал какие-то поразительные волшебные звуки. Ничего подобного он никогда раньше не слыхал.
Он зачарованно замер, не веря своим ушам.
А полифон продолжал играть старинную прекрасную пьесу. Металлический диск, вращаясь, задевал за какие-то штырьки, и в результате механизм полифона рождал потрясающую по красоте мелодию.
Через какое-то время, которое показалось Алёше бесконечным, мелодия закончилась, и диск полифона остановился.
– Что это было? – внезапно осипшим голосом спросил Алёша.
Хотя полифон больше не играл, но мелодия всё равно продолжала звучать у него в голове.
