— Снег же! — удивился Гоша.
— Там рядом с домом сухой репейник, — вспомнила Танька. Но тут пришло новое сообщение. «С ВАС КОШАЧИЙ ТУАЛЕТ!»
Никогда тот зоомагазин не видел столько покупателей сразу. И все эти покупатели, то есть весь наш класс, купил всего лишь кошачий туалет и совсем немного кошачьего корма, один маленький пакетик. Когда недовольный продавец складывал наши покупки в пакет, телефон Лёшича снова зазвонил. Наш Минька прочитал: «ШЕСТЬ НЕАТТЕСТАЦИЙ! РОД. СОБР. НА СЛЕД. НЕДЕЛЕ!!!» Мы немного приуныли, зато продавец разулыбался, мы заметили.
Из магазина я шла одна, и у меня в голове чуть было снова не начали вертеться бобры и спички. Но оказалось, что папу уже отпустили из больницы, и они куда-то пропали сами собой.
— В этот раз всё было не так страшно, — сказал он.
Если сидеть совсем близко, то видно, какие у Гоши ресницы. Ничего интересного, надо сказать, бывают и покрасивее. И подлиннее. Да и сам он какой-то нескладный: высокий, худой, руки болтаются. Рыжий. Всегда на голову Гоше валятся разные поручения, он как будто вечный дежурный в классе. То за журналом сходить, то доску промыть, то стульев в кабинете физики не хватает, и за ними на второй этаж тоже Гоша ходит. Отправят его куда-нибудь, он только пробурчит под нос: «Я чего, рыжий, что ли?» — и идёт. Каждый раз говорит, и всё время по-разному получается. Его чаще всего так и зовут: Рыжий. А Лёшич придумал своё: Медноголовый.
В этот раз на его голову свалилась я. Не сама, конечно, а заботы обо мне. Танька поговорила с Борискузьмичом, и мне устроили настоящую школу командира, для уверенности в себе. Спасибо тебе, Танька, я ждала этого всю жизнь! Целую неделю я проводила в классе пятиминутки здоровья. Между третьим и четвёртым уроком выходила к доске и объявляла о начале разминки. Полперемены командовала:
— Руки вдоль тела! Левая вверху, правая внизу. На счёт «три» меняем руки. Раз! Два! Три! Следующее упражнение: развороты корпусом…
И так далее. Детский сад просто, у нас такие зарядки были до пятого класса. А тут — пожалуйста, в десятом. Пять минут — пять упражнений. Не повторяться. Это только кажется простым, а на самом деле каждое утро я тратила не меньше получаса, чтобы придумать что-то новенькое.
В первый день моя разминка вообще не состоялась. Сразу после звонка я вышла к доске и сказала:
— А сейчас будет пятиминутка здоровья. Подождите пока, не расходитесь. Через пять минут можете делать что хотите. Сейчас, это быстро!..
Но в классе было пусто. Все успели выбежать в коридор. Только Гоша открывал окна, чтобы проветрился кабинет.
— Чего ты там бубнишь? — спросил он меня.
— Пятиминутка…
— Слушай, правда! А я и забыл…
Во вторник на третьей перемене Гоша громко крикнул:
— Разминка ещё! Я что, рыжий, один тут руками махать?!
И ребята остались. Я вышла к доске, посмотрела на класс. Как начать?
— Ну давай! Нам в буфет ещё! — крикнул Минька. И я сказала:
— Встаньте у парт. Поставьте ноги на ширину плеч. Согните руки в локте и поднимите их к уровню груди. Вот такое упражнение…
И я начала двигать руками. Все повторяли, делали так же, как я, а у меня почему-то закружилась голова. Кажется, прошло меньше минуты, но я объявила следующее упражнение. Лучше бы мне не смотреть на ребят, а то голова снова пошла кругом.
— Пятиминутка закончена, — побыстрее сказала я и села за парту. В кабинет тут же прискакали девятиклассники. Не проводить же разминку для них.
— Ты чего? — спросил Гоша. Я сама не знала.
Еле выдержала я эту неделю. Но судьбе показалось, что она мало меня испытала, и в субботу она подослала Солёного, нашего учителя.
— ОЗК! — объявил он тему урока. Не прошло и пятнадцати минут, как меня вызвали к доске. Натягивать на себя противогаз и резиновый защитный костюм — приятного мало. Да ещё на время. Да ещё без ошибок. Каким-то чудом у меня всё получилось. И по времени уложилась, и все эти заклёпки застегнула. Но мучения мои не кончились. Борискузьмич сказал, чтобы я давала каждому команду «Газы!», а сам встал рядом с секундомером в руках.
Никогда не задумывалась, что мне больше всего не нравится в жизни. Ответ был на поверхности, оказывается. Я не люблю давать команду «Газы!». Терпеть не могу этого. Я просто ненавижу командовать. Наверное, ничего нет хуже этого.
По журналу я вызывала одноклассников к доске:
— А сейчас должен идти Симонянц. Алик, выходи. Потом выйдет Соловьёв. Алик, газы.
И Алик натягивает противогаз, общевойсковой защитный комплект — так расшифровывается ОЗК. Потом к доске идёт Соловьёв. И так — весь класс. Вместо одного урока мы прозанимались два. Хорошо, что после ОБЖ ничего не было. Только остаток субботы, и всё. Тем, кто в начале списка, повезло больше. Они ушли по домам раньше. А вот Шмагин, например, ушёл последним. На прощанье он так скривился, что я поняла: лучше всю неделю ему на глаза не попадаться. Мы с Борискузьмичом остались одни. Я хотела уйти, но он вдруг заговорил:
— Что мне делать с тобой? Сядь. Всю неделю я надеялся, что ты хоть как-то научишься… м-м… Надо как-то увереннее! А если ты увидишь аварию? Или, например, обвал! Бедствие! Потоп! Пожар! Газы! Что там ещё?
— В лесу можно заблудиться, — подсказала я.
— Вот именно! Ты знаешь дорогу, знаешь, как её найти, но никого не выведешь!
— Выведу…
— Не выведешь! Что ты устроила? А? Ну?
Я примерно понимала, о чём он, но молчала. На всякий случай смотрела не на Солёного, а в пол.
— Никто тебе не поверит! Ты бы ещё у всех прощения просила! — кричал Борискузьмич. — Извините, пожалуйста, сейчас я вызову вас к доске! Прошу прощения, но время придётся засечь! Не беспокойтесь, пожалуйста, ничего страшного. Газы! — кричал на весь кабинет Солёный. — Вот как это было!
Я молчала. В дверь постучали.
— Я тут тетрадь оставил, — заглянул в класс Гоша.
— Гоша! Давай так, — сказал Солёный, — теперь ты за неё отвечаешь. Научи командовать.
— Чего сразу я, я рыжий, что ли, — пробормотал еле слышно Гоша.
— Жду в учительской. Ты всё понял?
— Да понял, понял, — ответил Гоша, — куда ОЗК-то девать?
Солёный вышел. Сто раз я командовала Гоше: «Газы! Газы!» Сто раз он надевал и снимал с себя противогаз и ОЗК. И всё был недоволен. На улице стемнело ещё в прошлом веке, школа давно затихла, только на четвёртом этаже одиннадцатый класс репетировал новогодний спектакль. Гоша заставлял меня придумывать для него всё новые и новые задания. Он уже поотжимался в противогазе, поприседал в ОЗК. Я даже попросила его поставить несколько стульев на парты — и он поставил. Мне кажется, я вполне научилась командовать.
— Ладно, — решил он, — последнее задание — и по домам.
— Значит, слушай вводную, — сказала я, — сейчас будет команда «Газы!», утечка аммиака. Так?
— Ну.
— Ну вот. Жильцы верхних этажей могут задохнуться. Тебе бежать в противогазе. Готов? Газы!
Гоша снова надел противогаз, потом резиновый костюм и рванул вверх по лестнице. На четвёртом этаже кто-то завизжал. И тут я увидела, что Рыжий через две ступеньки скачет вниз. Я побежала за ним. Сверху топали, догоняли нас. На лестнице свет не горел, ступеней было не видно, казалось, мы летели по воздуху. Гоша специально хлопнул дверью на второй этаж — запутать следы. Одиннадцатый класс отстал, но мы всё равно спрятались под лестницами, перед подвальной дверью. Рыжий чуть не раздавил Кутузова, кот громко рявкнул и убежал в темноту. Мы сидели близко-близко, но Гошины ресницы мне было не разглядеть — так темно. Он стянул противогаз, и я слышала его тяжёлое дыхание. Оно как-то приближалось ко мне, становилось громче, и вдруг я почувствовала, как его голова ткнулась мне в плечо.
— Гоша! — шёпотом сказала я. Он молчал.
— Гоша! Рыжий! — я уже кричала. — Хорошавин! Эй! Подъём!
Но Гоша молчал и не шевелился. Я попыталась стянуть с него ОЗК, но ничего не получилось. Осторожно положила его на пол — как мы учили, — на бок. Всё это время проверяла, есть ли пульс, слушала дыхание.
До учительской было ближе, но я побежала на четвёртый этаж, к одиннадцатому классу. Зря.
— Вызовите «скорую»! — заорала я. Ребята вздрогнули, но почему-то никто не достал телефон.
— Чего уставились? Там человеку плохо! Ну? «Скорую»!
Какая-то белоснежка медленно потянулась к своей сумке. И тут прибежал Борискузьмич. Я схватила его за руку, и мы понеслись к Рыжему. Под лестницей было уже светло. Наверное, это Солёный по дороге повключал везде свет. Гоша не шевелился. Борискузьмич стал трясти Гошу, дёргал его за уши, бил по щекам. И вот Рыжий затряс головой, открыл глаза.
— Аммиак… — сказала я.
Мне, конечно, досталось. Столько мучить человека. Борискузьмич кричал, что у него ещё не было таких глупых учеников, как я. И как Гоша тоже. И что на следующее занятие я могу не приходить, всё равно толку никакого нет. И Гоша пусть не приходит. Потом успокоился и велел отправляться домой, только осторожно. Хотел идти с нами, но Гоша сказал, что мы справимся.
