Всю неделю в классе люди о чём-то советовались. Правда, я в этих разговорах не участвовала, меня никто и не звал. А в субботу у нас отменили занятия и мы пошли на соревнования. Все шли пешком, только Минька и Гоша уехали с Борискузьмичом на его «четвёрке».
Соревнования были в Овечкином лесу, недалеко от школы. Вроде бы школа стоит на отшибе, но получается, что это даже хорошо — есть где проводить тренировки. По дороге мы все обсуждали, почему лес так называется. Викашара говорила, что когда-то туда водили овец — пастись. Теоретик сказал, что если смотреть на лес с большой высоты, то видно, что у него форма овцы. Или овечьего хвоста? Танька настаивала, что у леса совсем другая форма, но не могла сказать какая. Я говорила, что лес так назван из-за берёз. Летом белые берёзы напоминают овец на зелёной траве. Наверное. Но Шмагин не согласился, сказал, что летом берёзы тоже стоят зелёные. Танька соглашалась то со мной, то с Викашарой. Даже молчаливый Славик выдвинул свою версию. Он сказал, это название — из-за маленького Овечьего пруда рядом с лесом. А если не из-за пруда, то уж точно по имени Овечьей горки, по которой подниматься в слякоть — ноги ломать, зато кататься на санках — можно докатиться до самой Франции. Когда подошли к лесу, с деревьев поднялись вороны и закаркали. Но мы были громче.
Мы разделились на четыре команды. Каждой надо было пройти несколько этапов: развести костёр и вскипятить воду в котелке, построить шалаш, навесить верёвочные перила и пройти через овраг по бревну. Всё как обычно. Даже я уже понимала, что нужно делать, как завязывать на себе специальную систему для закрепления на верёвке, страховать кого-нибудь, когда он спускается по склону. И Шмагин тоже, хотя он позднее меня пришёл в этот класс. Это были последние соревнования на снегу — солнце палило вовсю, мы всё время проваливались в снег, ноги быстро промокли. Разведение костра судила Танька, шалаш — Минька, а наведение перил — Борискузьмич. Гоша оценивал наши способности вычислять расстояния до какого-нибудь предмета. Я-то это как раз освоила, а вот сам судья постоянно ошибался, когда нужно было быстро определить ширину реки или высоту берёзы.
— Эх, — сказал нам Гошка, — хорошо вам. А у меня вот есть холод в куртке и сапогах. И большая охота участия.
Это значило, что он замёрз и тоже хочет побегать, посоревноваться. В начале четверти Медноголовый решил учить ирландский язык. Первое, что он сообщил, когда покопался в Интернете и достал самоучитель, — это то, что в Ирландии нет глаголов. Когда человек хочет сказать кому-то, что любит его, он говорит: «Есть любовь у меня для тебя». А когда собирается, например, в лес, говорит: «Дорога моя в лес». Интересно, конечно, и красиво, но с глаголами всё же привычнее. Удобнее.
Изучение ирландского, кажется, не пошло Гошке на пользу. Он стал путать его с английским. Уроки превратились в сплошное веселье. Вера Валерьевна вчера его просто выгнала.
— Есть у меня для тебя «пара», Хорошавин, — сказала она по-русски.
Все засмеялись, даже Гоша, которому вообще-то двойка в начале последней четверти вот совсем была не нужна. А Вера Валерьевна уже совершенно серьёзно попросила его выйти из класса. И на время следующих уроков английского забыть про ирландский.
Когда Гоша говорил по-русски, мы тоже сначала не сразу понимали, что он нам пытается сообщить. Но эти безглагольные предложения оказались так прилипчивы, что нет-нет, да в классе слышалось, как кто-то говорит:
— От тебя мне бы надо есть ручку. Пожалуйста.
— Пятёрка теперь в моём дневнике, на маме великая радость.
— Новая версия «Контр-Страйка» — и ночи за окном уж нет.
Учителя во время перемен зажимали уши. Но такие фразы нам и самим быстро надоели. Даже Гоша почти перестал строить из себя ирландца.
А сейчас что-то вдруг вспомнил, не английский же. Мы немного поболтали с ним, посмеялись над его вчерашней двойкой. Куда нам спешить — это был последний этап.
Скоро мы развели общий костёр. Быстро вскипятили воду, заварили чай, достали свои пряники. Попьём чай, поздравим Таньку с днём рождения и пойдём домой. Все молчали. Наконец Борискузьмич как-то крякнул и сказал:
— Дорогая Таня! Дорогие ребята!
Кто-то хмыкнул. У Солёного иногда бывают такие невыносимо торжественные речи, что всем становится от них неловко. Я подумала, что он снова заведёт речь, как важно помогать друг другу на соревнованиях.
— Дорогая Таня! — повторил он, — Мы хотим тебя поздравить с днём рождения! И вручить подарок! Гоша, давай!
Но Гоши не было. Вроде бы только что был рядом, но сейчас пропал. Куда делся? Первой не выдержала Вика. Она начала громко кричать и звать Гошу, потом закричали другие.
— Так не пойдёт, — сказал Борискузьмич. — Кто его видел в последний раз?
Гошка ещё недавно болтался тут же, у костра, но в какой момент его не стало, никто вспомнить не мог. Минька сказал, что он вроде бы собирался за водой к незамерзающему ручью у пруда. Но эта версия была тут же отвергнута. Зачем идти за водой, когда сугробы ещё не растаяли? За день мы накипятили столько котлов воды из снега. Все почему-то подумали, что он решил проверить, сняты ли перила у переправы через овраг. Я говорила, что видела все снятые верёвки, но никто меня не слушал.
— Пойдём к оврагу, — скомандовал Солёный. — Люся и Гена, вы у костра. Если он придёт…
Он дал нам маленькую рацию, чтобы мы сообщили, если Гошка появится. Шмагин тут же схватил её. Пожалуйста, я не очень-то научилась ей пользоваться. И вообще мне не до того. Куда этот Медноголовый запропастился? Мы сидели у костра на одном бревне, рация молчала, мы тоже. Вдруг она зашебуршала и сказала голосом учителя:
— Шмагин — Солёному!
— На приёме! — отозвался Шмагин.
— Тут Гоши нет. Идите к пруду. Мы вдогонку. Верёвки захватите. И волокуши.
— Принято, — сказал Шмагин, и мы пошли к пруду. Он нёс бухту верёвки, а я тянула за собой большие сани с полозьями из лыж. Снег постоянно проваливался, и мы двигались медленно. Хорошо, что Шмагин взял с собой фонарь — в лесу быстро темнело, скоро ли наступит лето?
Когда мы подошли к пруду, у меня под шапкой зашевелились волосы. На льду кто-то лежал. В Гошиной одежде. Во всяком случае, в похожей. В свете фонарика были ясно видны рыжие волосы. Шапка валялась рядом.
— Борискузьмич, приём! — заорал в рацию Шмагин.
— Говори!
— Он на пруду! На льду! Лежит!
— Принято. Верёвку взяли? Волокуши?
— Да.
— Так. Мы тут задержались, Вика выбирается из оврага. Обвязывайтесь кто-нибудь, берите волокуши, идите за ним. Второй страхует. Осторожнее на льду!
— Принято, — сказали мы в один голос, хоть рация была в руках у Генки.
— Давай тебя, ты легче, — предложил Шмагин. Я кивнула и завязала на поясе верёвку. Узел булинь, очень надёжно. На голову надела фонарь — удобная вещь налобный фонарь, надо купить себе такой же.
Я спустилась на лёд. Снег был ещё высокий, но в глубине следов, кажется, стояли лужицы. Интересно, выдержит ли меня лёд? До Гоши шагов тридцать, надо как-то пройти их. На берегу Генка держал верёвку, я тащила за собой волокуши. Мне кажется, прошёл целый день, пока я шла. Посветила на Рыжего. Это был не он!
— Это не человек! — крикнула я Генке.
В ту же минуту на берегу откуда-то появились одноклассники. И я услышала, как Гоша говорит:
— Доставай его, чего!
На льду лежал наш манекен Гоша. Сами же шили его из парусины, наряжали в телогрейку и ватные штаны, убили все каникулы. Почему их тоже зовут гошами? Закинуть этого тяжеляка на сани я бы не смогла, обвязала за ногу и потянула к берегу, Генка, конечно, помогал, подтягивал. Потом все вместе мы тащили его к костру. Шмагин всю дорогу смеялся, ему почему-то нравилось, как нас обманули. А я молчала. Страшно замёрзли ноги. И руки. И вообще. Мне хотелось хорошенько стукнуть Рыжего, а потом самой же разреветься. И просто хотелось убежать, не знаю, почему я оставалась ещё со всеми. Какая-то дурацкая шутка, мне такие не нравятся.
— Татьяна! — сказал Борискузьмич у костра. — И всё же поздравляем тебя с днём рождения!
Гоша достал откуда-то из внутреннего кармана куртки маленький букетик веточек брусники. На одной даже висела ягода. Все ахнули, и Танька тоже, обняла Гошку. Он, наверное, был счастлив.
— Но сегодня у нас ещё важное дело, — продолжал Борискузьмич. — Два ваших одноклассника успешно прошли испытание, как когда-то каждый из вас. Молодцы, ребята!
И он вручил нам заламинированные удостоверения спасателей-добровольцев. У всех в классе такие были ещё с прошлого года. С фотографией, информацией о росте, цвете волос и глаз, группе крови. Ладно, цвет глаз и рост узнать легко, но кто им про кровь сказал? Оказалось, что у меня редкая группа — четвёртая положительная. Как у Шмагина, кстати.
Я думала, вот сейчас-то Шмагин расскажет всем, что на самом деле я предатель, а никакой не спасатель, даже добровольный. Но он ничего, промолчал.
