— Вот пусть Валя Рыжова и ответит.
Валя встала, но прежде чем она успела раскрыть рот, рядом раздался шёпот: «Шестьдесят два».
Валя заколебалась. Шёпот повторился настойчивее: «Шестьдесят два».
— Шестьдесят два, — неуверенно сказала Валя.
— Нет, — сказала учительница. — Не торопись, посчитай как следует и не слушай подсказок.
— Шестьдесят три, — сказала Валя.
— Вот теперь правильно. Что же ты сразу не ответила так, Валя? Тебе кто-то наверно подсказал, да?
Учительница оглядела класс. Все ребята смотрели на неё прямо, только Тамара Брянцева сидела, опустив глаза в учебник арифметики.
— Мне никто не подсказывал. Я сама…
— Её напугали перед уроком, вот она и путается теперь, — сказала толстуха Вера.
— Как это напугали? Кто? Ну-ка, скажи мне, Валя.
— Никто меня не пугал, Елена Владимировна. Правда!
Борька заёрзал на месте. А Марик за его спиной показал Вере кулак.
Толстуха Вера — известная ябеда. Она и соврёт — ей ничего не стоит. Это знают все, в том числе и Елена Владимировна.
— Садись, Валя. Продолжим урок. Голубкина Света, иди к доске…
После окончания занятий к Вале Рыжовой в раздевалке подошла Тамара.
— Ты чего здесь стоишь одна? Пойдём.
— Мама обещала прийти за мной.
— Да что ты, первоклашка, что ли?
— Мама сказала: первый раз в новую школу, незнакомые улицы…
— Вот ещё! — сказала Тамара. — Пойдём!.. — Она властно увлекла Валю за собой…
А на следующее утро Валя Рыжова не явилась в класс. Елена Владимировна тоже не пришла. То есть, она пришла, но минут через десять после звонка. Лицо у неё было расстроенное, губы плотно сжаты, а глаза непривычно колючие. Учительница не сказала, как обычно: «Доброе утро. Садитесь». Она коротко сказала: «Здравствуйте», и все ученики остались стоять. А потом учительница сказала:
— Вечером новенькая Валя Рыжова возвратилась после школы домой в намокшем, перепачканном пальто. Её портфель был также весь в грязи, тетрадки и учебники испорчены. Своей маме Валя сказала, что оступилась и упала в канаву возле новостройки. Но я этому не верю. Как Валя могла попасть к новостройке? Ведь это совсем в стороне! Скорее всего, её кто-то завёл туда и подтолкнул в канаву.
Ответом учительнице было полное и общее молчание. Все недоуменно переглядывались.
Елена Владимировна выдержала долгую, томительную паузу.
— Вчера Вера Симакова сказала, что перед уроком кто-то из вас напугал Валю. Я тогда не придала этому значения и очень сожалею сейчас… Вера, скажи, кто это сделал?
Вера-ябеда с готовностью ответила:
— Он её обозвал «мартышкой», — и указала пальцем на Борьку. — Они её хотели отодрать за косы, а потом я сама слышала, как они сказали: ну, мы ей ещё покажем!
— Садитесь все, — сказала Елена Владимировна, — а ты, Медведев, подожди. Ответь мне — это правда?
Борька так побледнел, что веснушки у него сделались какие-то выпуклые.
— Её никто пальцем не тронул, Елена Владимировна, честное слово. Мы с Мариком сразу после уроков пошли смотреть, замёрз уже каток или нет. Марик, скажи…
— Твой Марик всё, что ты захочешь, скажет! — крикнула Вера. — А зачем он мне вчера кулак показывал? Зачем?
— Как не стыдно, Медведев! — сказала румяная Света Голубкина. — Девочку обидеть, да ещё новенькую. Что её мама подумает про наш класс? Вот не ожидала от тебя. Ведь ты же — староста.
— Надо опять Тамару выбрать, — буркнула Вера.
— Ну, ты, подлиза! — крикнули с задней парты. — Может, это вовсе и не Борька.
Ребята начали спорить и ссориться. Большинство возмущалось и откровенно обвиняло Борьку: мало, что набезобразничал, так ещё, оказывается, и трус — боится сознаться. С девчонкой справился, нашёл себе под силу!
И только Тамара Брянцева не вмешивалась в этот спор. Она сидела одна за партой и внимательно слушала, но сама не произнесла ни слова.
Елена Владимировна хлопнула ладонью по столу.
— Прекратите шум! Так мы ничего не узнаем. А узнать правду необходимо. Света Голубкина правильно сказала, что это позор для всего класса. А я добавлю: и для школы позор. Мы должны найти безобразника. — Учительница посмотрела на Борьку Медведева и вздохнула. — Я надеялась, что у того, кто, скорее всего, необдуманно совершил гадкий поступок, хватит мужества честно сказать об этом своим товарищам. Но, видно, я ошиблась. Что ж, придётся всё выяснять не так, как мне хотелось бы… Валя Рыжова и её мама ждут в учительской. Сейчас я приведу Валю.
Учительница встала. Но она не спешила уходить. Она ещё раз посмотрела на Борьку Медведева.
Борька не смутился. Но и ничего не сказал.
Елена Владимировна вышла из класса. Стукнула дверь, наступила тишина. И в этой тишине отчётливо прозвучал голос Светы Голубкиной:
— Я не хочу, чтобы Медведев был старостой.
— И я не хочу, — сказал маленький Петя Сойкин. Обычно он помалкивает, а тут вдруг сказал, да ещё целую речь: — Хоть Борька мне и помогал по русскому, а всё равно не хочу. И пусть он больше мне не помогает ни по русскому, ни по арифметике, ни по чему!
— Тс-с-с… — Вера приложила палец к губам.
Послышались шаги, дверь раскрылась.
Вошла Елена Владимировна, она держала за руку Валю Рыжову.
Валя была такая же, как вчера, только ещё немножко бледнее.
— Положи, Валя, портфель пока на мой стол. Вот так. И скажи нам, почему ты вчера после уроков не подождала маму и ушла домой одна?
Валя не смотрела ни на кого. Она смотрела на свой потёртый коричневый ботинок, которым водила тихонько туда-сюда по паркету.
А ребята смотрели на Валю. И Борька смотрел как ни в чём не бывало, и Марик, и все мальчики и девочки. В классе было тихо-тихо.
— Каким образом ты попала на новостройку? — Елена Владимировна погладила Валю по голове. — Кто тебя толкнул в канаву? Скажи нам, не бойся.
Валя подняла глаза и заморгала часто-часто.
— Никто. Я сама…
— А может, всё-таки толкнули? — настойчиво спросила учительница. — Может быть, кто-нибудь из другого класса?
— Нет, я сама… — Подбородок у Вали немножко задрожал.
И тут вдруг Борька Медведев вскочил с места и крикнул на весь класс:
— Только бы мне узнать, кто её обидел, такую мартышку? Я бы ему нос откусил!
Голос у Борьки звенел, как звонок перед большой переменой, а глаза смотрели так, что всем сразу стало ясно: Борька не виноват. Не может же человек, в самом деле, так притворяться! Борька — заводила и насмешник, но никакой не артист; его и в драмкружок не приняли потому, что он простого деда-мороза сыграть не сумел. Нет, это не Борька…
Класс вздохнул с облегчением. Даже Елена Владимировна вздохнула. Она с трудом — все это отлично заметили — сдержала непрошеную улыбку.
— Хорошо. Отложим пока этот разговор. Валя, садись.
Валя взяла портфель со стола, переступила с ноги на ногу, замялась.
— Что же ты, Валя? Садись на своё место.
— Это не моё место, Елена Владимировна… Лиза Крючкова выздоровеет — потом опять пересаживаться… Ведь правда же?..
Ничего особенного Валя не сказала. То, что она сказала, было вполне естественно. Но все почему-то вдруг посмотрели на Тамару Брянцеву, которая сидела, опустив глаза в раскрытый учебник арифметики, и листала его, как будто урок уже начался.
Внимательно посмотрела на Тамару и учительница. Как-то удивлённо посмотрела.
— Ну, хорошо… — немножко растерянно сказала она. — Вот есть свободное место рядом с Петей Сойкиным. Садись с ним, Валя.
— А можно я буду сидеть вот с ним? — И Валя показала рукой на Борьку. — Можно?
Это было уже совсем неожиданно. Все удивились. А Елена Владимировна не удивилась. Она кивнула. И Борька обрадовался. Он подтолкнул своего соседа Марика.
— А ну, Марик, пересаживайся к Сойкину. Живо!
И Марик сразу его послушался.
Борька подбежал к Вале, взял у неё из рук портфель и утащил её за свою парту.
— Я сегодня пойду провожать её домой! — сказал он решительно. — И пусть только попробует кто-нибудь…
Борька сказал «кто-нибудь», но сам почему-то посмотрел на Тамару — посмотрел, как прицелился. И тут на его некрасивом веснушчатом лице появилась та самая улыбочка, от которой жди подвоха.
— Раз Валю здесь обидели, давайте попросим у неё прощенья. Все. Да, Елена Владимировна?
— Правильно, — сказала учительница.
И тогда Борька крикнул:
— А ну, встаньте! Живо!
Все охотно встали. Сразу же. Лишь Тамара Брянцева растерялась; все уже стоят, а она ещё сидит. Потом всё-таки тоже встала, медленно-медленно.
— Ну и ну… — сказала Елена Владимировна. — Садитесь…
Она зачем-то переставила с места на место чернильницу. А после долго смотрела в классный журнал, перелистывала в нём страницы вперёд-назад по нескольку раз и, наконец, сказала, ни к кому не обращаясь:
