Костя выскочил из-под одеяла, открыл форточку и увидал, что Фонтанка покрыта свеженьким ровным льдом.
— Вот здорово! Пойдём на коньках, Ленка?
Лена, как всегда, встала раньше брата. Она уже совсем готова — длинные коричневые чулки, короткое зелёное платье колокольчиком, тугие косички торчат в разные стороны, как ручка и носик у кофейника, который она только что внесла в комнату.
— Дурак! — сказала Лена. — Утонуть захотел, что ли?
Лена и Костя — близнецы и как две капли воды похожи друг на друга; их так все и называют: двойняшки. Но это лишь с виду они такие одинаковые, а на самом деле они совсем разные. Это Ленке надо бы родиться мальчиком, а Косте — наоборот. Костя питается, в основном, эскимо, слойками и творожными сырками с изюмом; Лена любит жареное мясо и хлеб, толсто намазанный маслом. Костя обожает, когда мама его целует или гладит по голове, а Лена терпеть не может «телячьих нежностей». Она сильная и решительная, решительнее многих мальчишек из четвёртого «б». Однажды, Петька Смородин бросил в волосы Кати Шавровой репейник; Катя захныкала, а Петька засмеялся. Но Лена схватила Петьку за нос и держала его до тех пор, пока у Петьки не полились слёзы, а нос сделался красный, как морковка. После этого Лену выбрали старостой класса. Она и сейчас староста, уже второй год.
— Не стой босиком на полу. И вообще отойди от форточки. Простудиться захотел, что ли?
Костя послушно отошёл от окна, принялся одеваться. С Ленкой спорить опасно: у неё в руках кофейник.
Чем бы, однако, заняться сегодня? Ну, в кино сходим. А потом чего делать? В воскресенье всегда скучно, когда мама уходит на дежурство в свою больницу.
Костя покормил рыбок в маленьком аквариуме — подсыпал им сухих червячков, потом покрутил ручку радиорепродуктора. Передавали объявления. Сначала про то, что идет в театрах, а после диктор сказал: «Сейчас температура воздуха в Ленинграде пятнадцать градусов мороза. А на юге нашей страны, на Черноморском побережье Кавказа, тепло и солнечно; отдыхающие принимают воздушные ванны, купаются в море. Граждане, пользуйтесь услугами Аэрофлота, приобретайте билеты по сниженному тарифу. Самолёт ИЛ-18 за три часа сорок минут доставит вас в Сочи…»
— Вот здорово! Вот бы искупаться… — мечтательно говорит Костя. — Лена, сколько это — по сниженному тарифу?
— Вот, двадцать копеек. Держи.
— Что?..
— Двадцать копеек, говорю. У нас, оказывается, нет хлеба. Купи батон и полкруглого, а я пока уберу в комнате. Ну, живо собирайся! Оглох ты, что ли?
Косте неохота тащиться в булочную, но спорить с Ленкой опасно: теперь у неё в руках швабра — он только спрашивает:
— А на эскимо, Лена?
— В такой мороз — и эскимо! Ангину захотел, что ли?
— Ну, Лена… — Костя пытается обнять сестру.
Но жестокая Лена неумолима.
— Давай без телячьих нежностей. Ну!.. — И она поднимает швабру.
Костя пулей вылетает в коридор, чуть не сбивает с ног соседскую бабушку.
— Куда разбежался? Оденься потеплее, — ворчит бабушка. И вздыхает: — Ну и климат. Вчера дождик, а сегодня вон как залютовало. И с чего бы это в такую рань?
Действительно, на улице холодища. И ветер. По гладкому льду Фонтанки несутся космы снежной пороши. Колет щёки, пощипывает в носу.
Костя надвинул шапку на лоб пониже, поднял воротник и поскорее свернул с набережной.
На Манежной площади возле кинотеатра уже с утра пораньше толпились ребята.
«А ведь и мы с Ленкой пойдём в кино, — вспомнил Костя. — Надо быстро слетать в булочную». Он прошмыгнул между скопившимися на стоянке автобусами, припустил напрямик через сквер. А это что?.. Под деревом у самых корней на голой промёрзшей земле лежат два комочка.
Костя остановился, нагнулся, посмотрел внимательно и сразу же забыл и про кино, и про булочную…
— Ты что так долго болтался? А где хлеб?
— Лена, я не принёс хлеба. Я вот чего принёс, смотри… — Костя раскрыл шапку. — Это ласточки. Видишь, какие хвостики, и брюшки белые.
— Откуда ты их взял? Они же совсем замёрзлые.
— Нет, не совсем. Я на них дышал, дышал, и они начали дёргать лапками… Вот опять, видишь?
— Вижу, что глаза у них мутные. Зря ты их принёс, — сказала Лена.
А Костя заплакал. Он и сам не понял, как это с ним получилось. Заплакал вдруг — и всё.
— Вытри нос, — сказала Лена. — Хуже девчонки. Иди-ка принеси наш треснутый рыбный аквариум.
Пока Костя ходил в кладовку, Лена достала вату из шкафа. Вату положили в аквариум, а на вату — ласточек и поставили аквариум на стол поближе к батарее. Костя вытер слёзы и принялся дышать на ласточек.
— Бедняжки, хорошие мои…
— Давай без телячьих нежностей, — сказала. Лена. — Сейчас же садись за стол. Сто раз мне подогревать, что ли?
Костя пил кофе с чёрствой булкой, а сам всё поглядывал на ласточек. Они ворочались, оживали; вот одна встала на лапки, за ней другая, обе встряхнулись, завертели головками.
— Надо бы их покормить, — сказал Костя. Он уже успел накрошить полное блюдечко булки.
— Не тронь, — сказала Лена. — Пусть отходят.
Через час ласточки настолько ожили, что принялись самостоятельно расхаживать по аквариуму. Лена на всякий случай прикрыла аквариум куском марли: ещё вылетят, нагадят в комнате, убирай потом!
— Смотри, Лена, они чистят пёрышки! Вон та, маленькая, как смешно залезает клювом под крыло!
Ожили-то ласточки ожили, но клевать ничего не хотели — ни булки, ни пшённых зёрнышек, ни сухих червячков. К блюдечку с водой и то не притронулись.
Даже бессердечная Лена забеспокоилась:
— Так они с голоду умрут.
Позвали соседскую бабушку. Та заохала, запричитала:
— Вот климат! Вот климат лютый! Вчера — дождик, сегодня — мороз. Не успели улететь птички божьи. Пропадут.
— А если их в настоящую клетку посадить? Будут они кушать в клетке?
— Ишь чего придумал — в клетку. Это тебе не канарейка. Ласточка — птица вольная, перелётная. Ей тёплый простор нужен, чтобы крылышками махать. А в неволе, хоть ты её тортом «Сюрприз» корми, всё одно пропадёт. — Бабушка махнула рукой и ушла в кухню.
— Что же нам делать, Лена? Может, их завтра в школу отнести? В зоологический уголок, к кроликам?
— Эх ты, кролик. Не слышал ты, что ли? Бабушка сказала: нужен простор.
Костя тоскливо оглядел небольшую комнату — потолок, стены. Его взгляд задержался на репродукторе. И хотя передавали совсем неинтересное — что-то про чугун, которого «выплавили на шестнадцать процентов больше, чем в прошлом квартале», — Костя продолжал смотреть на коричневый маленький ящичек. И Лена тоже смотрела на репродуктор.
А потом брат и сестра посмотрели друг на дружку, и Костя сказал:
— Граждане! Пользуйтесь услугами Аэрофлота…
И Лена вдруг засмеялась. Сначала тихонько, а потом всё громче. Запрыгала, затрясла косичками:
— Где у нас коробка из-под твоих новых ботинок? Надо проделать в крышке дырочки…
По широкому Московскому проспекту идёт автобус. На нём написано: «Манежная площадь — Аэропорт». А в автобусе едут двое ребят, как две капли воды похожих друг на друга; оба они в одинаковых тёплых куртках. И нельзя было бы разобрать, кто из них мальчик, а кто девочка, если бы у Лены из-под шапки не торчали косички.
Шофёр и пассажиры автобуса уже знают, куда и зачем едут эти двойняшки. Пассажиры оживлены, взволнованы.
Женщина в очках говорит:
— Надо завернуть коробку поплотнее в шарфик, а то ласточки замёрзнут.
А мужчина с бородой говорит:
— Надо немножко развернуть шарфик, а то ласточки задохнутся.
— Да снимите вы совсем этот шарфик! — кричит из своей стеклянной загородки шофёр. — Я же включил добавочный обогрев.
Но пассажиры не унимаются.
— Интересно, сколько сейчас градусов в Ялте? — говорит один.
— Теплее всего в Ашхабаде, — говорит военный.
— Эх, жаль, что я еду в Мурманск, — говорит морской офицер.
На Благодатном в автобус входит контролёрша. Пока она проверяет билеты, пассажиры успевают рассказать ей про ласточек, и она не хочет проверять билеты у двойняшек. Вместо этого она спрашивает:
— А на обратный проезд у вас есть?
Автобус проезжает станцию Шоссейную, сворачивает вправо, на прямую, как стрела, аллею. В конце аллеи здание с колоннами и с высокой белой башней — Аэропорт.
Один пассажир говорит другому:
— Аркадий Павлович, возьмите, пожалуйста, мой чемодан. Я пойду с детьми.
Он берёт близнецов за руки и ведёт их в вестибюль — мимо киоска «Союзпечать», мимо кафе с разноцветными пластмассовыми столиками, мимо ларька «Сувениры» — прямо в комнату к высокому седому человеку в лётной форме. Это, наверное, начальник — вон сколько у него нашивок на рукаве.
