Побледневший Котька секунду глядел на него и вдруг вцепился в рукав моей куртки:
— Слушай, а если пересяду на его место?
— А он — на твое?.. Правильно! — одобрил я. — Все не так будет злиться…
Котька еще не успел переложить портфель в Грекину половину парты, а высокий сугробик на карнизе окна уже скрыл от моих глаз знакомую фигуру. Я приподнялся на носки, вытянул шею — поздно. В эту секунду Грека, наверное, входит в гардероб, на ходу сбрасывая пальто. Через минуту будет здесь.
Что делать? Как вести себя?.. Оказывается, к этому я не был готов. А секунды бегут… Я шмыгнул к своей парте. Сижу, оцепенел, взгляда от двери не отрываю.
Минута. Вторая пошла… Где же он? Снова открылась дверь. Я больно вцепился пальцами в собственные коленки. Но нет, это Марина. Мел принесла из учительской. Марина улыбнулась. Не просто улыбнулась, а мне. Специально. Я это видел. Под стеклами очков глаза ее на миг сузились, словно подмигнули мне — дружески и спокойно. И вдруг я понял: это Грека должен дрожать и бояться.
Выскочив из-за парты, я поспешил к двери. Греку увидел в конце коридора. Странно: от его торопливости не осталось и следа. Шел медленно и, похоже было, чего-то выжидал. Ага, трусит!
Увидев меня, Грека прибавил шагу.
— Ну, как там? — тихо и настороженно спросил он и показал глазами на дверь класса. — Директор там? Шумит?
— Иди, не бойся. Парты без нас снова покрасили.
— Да ну! — вырвалось у Греки, и уголки губ его поползли к ушам. Не иначе как от радости. — Когда покрасили? Кто?
— Я почем знаю.
— Значит, тихо пока?
— Пока…
— Все равно станут допрашивать… Пускай! — Грека с облегчением засмеялся. — Попробуй докопайся теперь.
— Не радуйся… — Я словно занес над Грекой ушат холодной воды. Оставалось вылить воду. И я сделал это: — Кажется, уже докопались…
Он испуганно вытаращил глаза.
— Твою парту оставили, как была. Все покрасили, а твою…
Громкий школьный звонок будто толкнул Греку к дверям класса. Я поспешил за ним.
Греку встретила настороженная тишина. Кто-то, видно, успел сообщить, что он идет. Грека прошел в угол класса, несколько секунд с недоумением рассматривал изуродованную половинку парты, за которой сидел Котька.
— Здравствуй, — заискивающе сказал Котька и добавил: — Я здесь буду сидеть, ладно?
Грека не ответил. Молча сел рядом…
Во время урока я не раз украдкой оглядывался на Грекину парту. Он сидел мрачный, губы закушены, смотрит прямо перед собой, в пустоту. А незадолго до звонка я оглянулся и встретился с ним взглядом. Смотрел на меня Грека внимательно, вприщурку. Мне как-то не по себе стало.
На переменке Грека велел, чтобы я и Котька «топали» за ним. В конце длинного коридора он шугнул третьеклассников-филателистов, которые с альбомчиками в руках успели занять место на подоконнике. Обождав, когда испуганные ребятишки ретируются, Грека угрюмо обвел нас взглядом:
— Ну, кто и как соображает об этом деле?
А какого «соображения» можно было ждать от Котьки — только пожимал толстыми плечами да вздыхал. И я ничего другого позволить себе не мог. Правда, минутой позже я осторожно спросил:
— А ты хорошо помнишь, что дверь в классе запер тогда?
— Как же не помнить! Еще и подергал — крепко ли. Точно помню, запер. И не об этом речь. Почему, скажите, парту мою не покрасили? Только мою почему-то… Ну?..
Пауза была тягостной. Вопрос Греки висел, как тяжкий меч. Я попробовал пошутить:
— Загадка второй половины двадцатого века.
— Брось! — перебил Грека. — О деле спрашиваю. — И опять воткнулся в меня глазами. — Ну?..
— Ты, Грека, глазищами меня не буравь. — Я старался говорить спокойно и веско. — Ключа ведь у меня, сам знаешь, — не было…
Сказал я это и с преувеличенным вниманием принялся смотреть на сетку падавшего снега. Долго смотрел. А Грека не сводил настороженных, прищуренных глаз с меня.
— Не пойму, про что говоришь?..
— А ты про что? Не я ли с Котькой, хочешь сказать, перекрашивали парты?.. Но ключа-то, который подходит к нашему классу, не было у нас. Коть, ведь не было у тебя ключа?
— Да ты что! — Котька испуганно замахал руками. — Откуда у меня.
— Борька, — выдохнул Грека, — дождешься — схлопочешь горячего! На что намекаешь?
Эх, наступать, так наступать!
— Ни на что не намекаю. Только сам подумай: странно получается — ни директор в класс не пришел, ни завуч. И нашей Иринушки пока не видно. А уж они, будь уверен, давно прибежали бы. А так будто никто ничего не знает, ничего не слышал. Тишь, благодать.
Грека нахмурил рыжеватые брови, с минуту — не меньше — насупленно смотрел в окно. Потом покосился на Котьку, спросил выжидательно:
— Слушай, а чего это на мое место вдруг сел?
Котька виновато сказал:
— Думал: тебе лучше будет. На этих корябах писать замучаешься. Сейчас писал, знаешь, как неудобно…
— Ну вот, забирай с моего места сумку и садись, где сидел. Благодетель!
— Как хочешь, — вздохнул Котька.
— Да, — вспомнил Грека, — ну-ка, объясни, почему тогда днем обещал пойти на операцию, а вечером отказался? Может, нарочно не пошел? Специально?
— Почему нарочно? Мама не пустила. А я хотел…
— «Не пустила»! — передразнил Грека. — «Хотел»! — Он вдруг ухватил Котьку за подбородок и повернул его лицом к себе. — А если все врешь? Говори!
Грекины цепкие пальцы ухватились крепко. Розовый пухлый подбородок Котьки даже побелел. А сам он скривился от боли. Ответить Котька не успел — дали звонок.
— Бежим! — сказал я. — Сейчас — Ирина Васильевна!
В класс вошли вместе с классной руководительницей. Она довольным взглядом обвела ряды голубеньких парт, учеников, замерших на местах, и в уголке ее рта желтой искоркой блеснул золотой зуб.
— А ведь правда красиво! — Ирина Васильевна погладила рукой блестящую парту, почти примыкавшую к учительской кафедре, и раскрыла журнал. — В таком классе и учиться приятней. Глядишь, и отметки у нас теперь будут получше. Как считаете, а? Командир?
— Постараемся, — пообещал Алеша.
— Кто дежурный? — оглядев ребят, спросила учительница. — Ты, Саша?
Наш лучший ученик Саша Миронов, который отличался серьезностью, точностью и немногословием, сказал с места:
— Отсутствующих в классе нет. Происшествий тоже нет. — Но все же и немногословный Саша не мог умолчать о том, что вызвало столько волнений и догадок. Он чуть улыбался и со скрытым смыслом добавил: — Я имею в виду, что нет особых происшествий…
Ирина Васильевна сразу насторожилась:
— Можешь яснее?
— Попытаюсь, — не совсем серьезно ответил серьезный Саша. — В общем, какой-то таинственный незнакомец на Грекиной парте сплясал чечеточку…
Ребята, конечно, с большим любопытством ожидали, что скажет об этом странном происшествии учительница. Когда она разглядывала Грекину парту, то некоторые даже со своих мест повскакивали:
— Действительно… — с удивлением проговорила она, — кто-то сплясал… — А потом, заметив, с каким настороженным вниманием все смотрят на нее, весело добавила: — Нет, Саша, я не согласна, это не чечеточка. Скорее буги-вуги.
Мне до того понравилось, как она это сказала, что я громко засмеялся и сострил:
— Танец пришельца из космоса!
— Ага, из космоса! — возразил кто-то из ребят. — Сам Грека, наверно, и сплясал.
— Кто?! — Щеки и шея у Греки покраснели. Он сжал кулаки. — Вот, смотри глазами! — Он поднял ногу. — Гладкие подметки. А тут — следы с гармошкой. Надо посмотреть, у кого с гармошкой.
В ту же минуту почти все принялись поднимать и показывать ноги. Один я сидел словно окаменелый. Неужели хочет продать меня?.. Ну и хитрец! Гиена! Как повернул… Я со злостью взглянул на Греку.
— Ребята! Ребята! Кончайте цирк! — потребовала Ирина Васильевна. — Никакого следствия знатоков вести не будем. Начинаем урок.
И снова, едва прозвенел звонок на перемену, мы выскочили за дверь и — мимо классов, мимо длинного ряда стенных газет — устремились в конец коридора. Во мне, будто Везувий, поглотивший Помпею, клокотало справедливое негодование.
— Ты что же, — накинулся я на Греку, — продать меня захотел! Выходит, я — главный злодей, хулиган, а ты — невинная овечка…
Но, видно, и у Греки злости накопилось — больше некуда. Эта «невинная овечка» вряд ли прошла бы мне даром. Хорошо, что именно в этот момент поблизости проходил Алеша. Я, разумеется, понял, что Алеша совсем не случайно оказался поблизости. И я был благодарен ему. Грека, хоть и позеленел от злости, но «овечку» скушал. Лишь желваки на скулах округлил и прошипел мне в лицо:
— А ты сам хорош, шутник-сатирик! Я тебе покажу пришельца из космоса! Врежу по карточке — забудешь про шутки…
Наверное, со стороны можно было подумать, что у нас вот-вот начнется потасовка. В следующую минуту — опять же не случайно — и Марина подошла к Алеше. Видно, очень волновалась за меня.
