Ребёнок родился со своей заботой, но воспитывает его мамина забота…
Не получаются как стишки, но мудро, правда?
– Мудро, мудро… Я всё записал…
– Пока ещё не всё, пиши:
О себе забота – не забота.
О другом забота – уже забота.
О Боге забота – совсем забота.
– Как можно о Боге заботиться?
– Очень просто. Бог во всём. Он и в маме, о которой я забочусь. Значит, я забочусь о Боге. Мудро?
– Да, мудро…
– Теперь всё… Я пошёл играть.
Мы не держим бешеных собак
Придёт кто-то и скажет:
Могу быть учителем. Имею диплом.
Где же дети? Дайте мне учить их!
Могу держать их в руках.
Умею кричать и орать, попирать и унижать.
Могу напугать, показать страшную рожу.
Могу уколоть в сердце.
Могу довести до отчаяния.
Умею ехидничать и высмеивать.
Буду обвинять и ругать всех и каждого.
Буду во всём отказывать.
Буду доносить родителям и натравлять их на своих детей.
Умею наказывать.
Я бездушный,
бессердечный,
безжалостный,
мстительный,
раздражительный,
грубиян,
истеричный.
Что ещё нужно?
Дайте учить детей…
Скажите такому:
Мы не держим в школе бешеных собак.
Спросят: Ищем учителя от Бога, где он?
Отвечаем:
– Вот он, сердце отдаёт детям…
– Вот он, горит как свеча…
– Вот он, с улыбкой стремится к детям…
– Вот он, плачет вместе с Ребёнком…
– Вот он, в молитве за детей…
– Вот он, спасает Ребёнка…
– Вот он, наполняется Светом…
– Вот я, тоже Учитель от Бога…
Придёт кто-то и скажет: Могу быть учителем!
Спросите: Рычать и кусать умеете?
Если скажет: Да! – гоните, он не наш.
Если скажет: Нет, но могу научиться! – тоже гоните, не наш.
Если скажет: Да, но могу отучиться! – берите на испытание.
Если скажет: Извините, я ошибся адресом! – догоните его на улице и верните. Он наш.
Спросят: Как строить образование?
Отвечайте:
Сначала лишите Ребёнка чувства собственности, потом дарите знания.
Будет образование.
Сначала отдалите его от злости, потом приближайте к знаниям.
Будет образование.
Сначала притупите в Ребёнке зависть, потом обостряйте его взор к знаниям.
Будет образование.
Сначала перепашите в Ребёнке самость, потом сейте в нём знания.
Будет образование.
Сначала воспитайте Ребёнка, потом обучайте его.
Будет образование.
– Зачем глаза?
– Чтобы радоваться людям.
– Зачем уши?
– Чтобы услышать зов.
– Зачем сердце?
– Чтобы хранить сокровенное.
– Зачем голова?
– Чтобы мыслить о благе.
– Зачем руки?
– Чтобы нести живительную влагу.
– Зачем ноги?
– Чтобы успеть к страждущему.
– Зачем язык?
– Чтобы произнести целительное слово.
– Зачем всё это?
– Чтобы впитать искорку Света.
Память Сердца
Неотправленные письма
Воспитываться в моральном климате памяти.
Д. С. Лихачев
Воспитание памятью Сердца
Отец!
Я тем больше и больше воспламеняюсь любовью к Тебе и чувством преклонения перед Твоим образом, чем становлюсь все старше и старше Тебя. Твоим ровесником стал уже мой сын – твой внук – Паата.
Я вхожу в преклонный возраст, а Ты в моей памяти остался таким же молодым, каким был на площадке лестницы, когда мы – мама, четырехлетняя сестренка и я, вся твоя любимая семья, – провожали Тебя на фронт. Был тогда июль-август 1942 года. Спустя три месяца мы получили извещение о твоей гибели. С тех пор, как говорили учителя и близкие, я воспитывался без отца.
Но было ли на самом деле это так, если Ты всегда был для меня опорой, наподобие той, какую сооружал мой дедушка молодым деревцам, чтобы те росли прямыми ввысь, чтобы ветер не изогнул и не сломал их, а неосторожный человек обходил уважительно.
Что такое память об Отце, о таком Отце, каким ты остался для меня и каким я познавал Тебя через людей, знающий Тебя?
Память бывает разная: хорошая и плохая, короткая и долгая. Но есть еще добрая память, память сердца. Это особенная память, она как живое существо внутри тебя. Добрая память, память сердца, – как бы твой ангел-хранитель, путеводитель, добрый советчик, лестница духа, путь. Она как опора, к которой ты прислоняешься по своей доброй воле и которая не позволит тебе гнуться, а будет вести вверх. Память эта особенная еще и потому, что со временем она раскрывается в тебе все в новых и новых зовах и заботах любимого человека.
И получается, что ты постоянно живешь с ним – кто внутри тебя и кто никогда не подведет, но поможет в беде, заменит многих воспитателей.
Воспитывался ли я без отца, Отец, если всегда чувствовал твое присутствие в себе и видел, как память сердца заботилась обо мне?
Мне уже семьдесят лет. Время ли ударяться в сантименты. Обращаюсь к своей памяти сердца не для чувств и переживаний, – я их оставляю в себе, ибо люблю их, – а для постижения простой истины: может ли Отец, ушедший из жизни, когда тебе только исполнилось десять, быть твоим воспитателем и духовным наставником даже тогда, когда ты сам стал отцом и дедушкой?
Моя истина торжествует: «Может, может!»
Вначале, Отец, ты оберегал меня от многих шалостей, напоминал о долге, который возложил на меня, уходя на войну: «Ты остаешься единственным мужчиной в семье».
Ты оберегал меня от всего того, что могло сделать меня безнравственным и бездуховным. Я взрослел, переходил на разные уровни жизни, и Ты снова напутствовал меня как друг. Разумеется, в моем становлении тебе помогали люди, окружавшие меня, помогала мама, Твоя жена-красавица, которая не поверила извещению и ждала Тебя до последнего вздоха.
В дальнейшем я начал черпать из памяти сердца мудрость заботы истинного Отца и наполнялся этим негасимым чувством к своим детям и внукам.
Что бы Ты мог оставить мне такое в наследство, что было бы дороже памяти о Тебе? Память сердца граничит с совестью. Вот и живу я по совести, потому что Ты остался во мне как чистая совесть. «Какой был у тебя отец… честный, добрый!» – говорили мне люди, знающие Тебя. Тем самым они как бы давали мне наказ: «Если не сможешь превзойти Отца, то хотя бы будь таким, каким Он был».
Я утверждаю: есть такой чудодейственный закон – Закон воспитания памятью сердца. Уверен, что со мной согласятся очень многие переживающие в себе силу той же самой истины. И если это так, то отсюда и задача, ответственность перед ребенком для каждого взрослого, называющего себя отцом.
Отец!
Я по крупицам собираю в себе все, что связано с моими живыми воспоминаниями о Тебе, и хочу проследить, что с ними в дальнейшем происходит. Я не стал дипломатом, как Ты этого хотел; судьба привела меня к учительской жизни, и я рад этому. Потому свои воспоминания я познаю с точки зрения педагога и стараюсь разобраться, как преобразились они в памяти сердца и приобрели воспитательную силу.
Мне было 10 лет, когда Ты ушел на фронт.
Образы, которые запечатлелись во мне до того, не были плодами Твоих воспитательных усилий, ибо Ты, Отец, никогда не воспитывал меня с помощью каких-либо специальных педагогических мер.
Мне было хорошо и радостно с Тобой. После школы бегал к Тебе на работу в типографию, смотрел, как Ты выпускаешь газету. Мы вместе обедали в рабочей столовой. Я готовил уроки в Твоем кабинете. Мы часто гуляли по проспекту Руставели, и Ты покупал мне французские булочки с сосисками. Все это не было воспитанием, а была сама жизнь. Твоя забота уравновешивала мои импульсивные поступки и направляла мои мысли. В этой самой жизни и впитывал я Тебя, Отец, но помню не всю ее последовательность, а некие фрагменты.
А потом Ты погиб.
Не знаю, нужно ли связывать память сердца только с ушедшим из жизни человеком. Но для меня это именно так.
Однако такая память родилась во мне сразу.
Вначале в моем воображении подростка то и дело мелькали отдельные картины общения с тобой, моя мысль часто обращались к воспоминаниям о Тебе. Ты приходил ко мне во мне. И получалось, что мы продолжали нашу жизнь, но уже в мире духовном. Ты продолжал направлять мои поступки и мысли. Память о Тебе становилась для меня бесценной.
Впечатления впечатлениям рознь.
Впечатления о Тебе, Отец, которые сохранились в моей памяти, имели особое свойство. Они не рассеивались и не блекли, не навязывались моему внутреннему миру, не требовали от меня, чтобы я с горечью вспоминал Тебя. Они навещали меня, чтобы нежно приласкать, подбодрить и помочь. Они стремились вырваться из прошлого и поселиться в моем будущем.
