И спрашивала:
— Кто скажет, это важная новость или не важная?
Мишка плохо разбирался в новостях. И когда после уроков одноклассники шли к Алле Глебовне, он старался теперь улизнуть — отставал в коридоре, а потом брал пуховик и бежал домой. Только сначала выглядывал в окно раздевалки, убеждался, что Локтева не дожидается у крыльца.
И сайт он теперь открывал не каждый вечер. Ему было даже не интересно, что нового появилось на форуме. Только странно было: сначала ты делаешь что-то, а все вокруг только и ждут, что у тебя ничего не получится. А потом, когда у тебя всё получилось, все приходят и пользуются тем, что ты сделал. А ты становишься вовсе не нужен. Да и тебе перестаёт быть интересно. И это не обидно уже. Он только удивлялся, что, оказывается, так бывает.
То, что теперь на форуме нужны фамилии, в классе приняли спокойно. Почти про всех и так было известно, кто это, а тех, кто пока прятался, хотелось поскорей раскрыть.
Когда прозвенел звонок с урока литературы, учительница застучала по столу, приказала:
— Остаёмся на местах! У меня сообщение!
Оказалось, что каждый класс должен выбрать себе поэта, только Лермонтов уже занят. И Пушкин тоже, его взял гуманитарный класс. Про поэта надо будет узнать как можно больше, выучить как можно больше стихов. А потом между классами будет турнир.
— Уууу, — загудел кто-то. — Мы же не гуманитарии, мы технари. Они нас обойдут…
— Вера Дмитриевна, а что это мы соревнуемся с гуманитариями?
Но Вера Дмитриевна уже не слушала их — урок окончился. Им пора было бежать на геометрию. Но и в коридоре, и в математическом кабинете продолжали обсуждать новость. Мишка слышал, как Суркова спросила озадаченно:
— Как это — выбрать себе поэта? Это у всех надо стихи прочитать, что ли?
Борька Иванов пожал плечами в ответ:
— Учился бы с нами Юджин, мы бы спросили у него, кого выбрать. Юджин в поэтах разбирается.
И тогда Лёша Михайлов отозвался:
— Спрашивай у меня. Потому что это я Юджин.
У него получилось глухо, и всё равно все услышали и поглядели на него. И прежде чем все успели осознать новость, маленький Костя Котов сказал с обидой:
— А нам ничего не сказал.
Катушкин увидел, что и Катя Котова смотрит на Михайлова с укором. Губы её дрожат. Это поразило его не меньше, чем то, что бывший Хича, оказывается, и есть Юджин. Двойняшки Котовы были для Саши Катушкина непостижимыми существами. Очень маленькие, всегда вдвоём, живущие какой-то отдельной своей жизнью. Он не удивился бы, если б узнал, что они и говорят между собой на каком-то особом языке. В их мирок никому не было хода. А Лёшка Михайлов в него как-то проник! И даже не открылся им, Котовы думали, что он — это он, Хича, Михайлов, и никто другой! Двойняшки приняли в свой мирок Хичу…
— Я… я… — оправдывался перед ними теперь Михайлов. На ум ничего не приходило.
— Здорово ты маскировался! — хмыкнул со своего места Данила.
Несколько девчонок повернулись к Михайлову и подчёркнуто сморщились. Мишка отстранённо подумал: должно быть, они тоже, как Кирка, репетировали презрительное выражение перед зеркалом. И вот пригодилось. Юджин-то многим нравился. И теперь трудно было смириться с обманом.
Данила Ярдыков, подскочив к Лёшке, с размаху стукнул его по спине:
— Ну, ты артист, Хича!
Тут Хича извернулся на стуле и ткнул в ответ Игоря не глядя в живот кулаком.
— Я Лёша Михайлов!
И сам видимо испугался. Ярдыков согнулся от его тычка и пробормотал:
— Да хоть бы и Михайлов…
И уже отойдя на два шага, на всякий случай, выпалил:
— До меня бы никогда не дошло, что ты умный!
И в классе, наконец, загудело — все стали обсуждать новость.
Борька Иванов говорил со смехом:
— Я больше ничему не удивлюсь! Например, если окажется, что Майракпак — это Ленка Суркова.
— Она же Алая Роза, — напомнил ему Ярдыков.
Но Роза-Суркова уже вспыхнула, и прыщи на щеках из розовых на бледном фоне стали пурпурными на розовом. И все остальные поняли — как реальный Михайлов не соответствовал образу Юджина, так и Суркова не тянула на Майракпак.
От мысли, что Майракпак может оказаться Сурковой, всем стало весело. И только Михайлов возмутился:
— А чего это — Суркова?
Не хотелось ему, чтоб это она была — его подруга в интернете. Она же самая некрасивая! И девчонки с ней говорят так, что у неё чуть что — в глазах слёзы.
На себя бы самого посмотрел! — хотел сказать ему Мишка. — Тебе даже Суркова не должна писать!» Но что-то не давало ему и рта раскрыть. Он мог только глядеть молча на Михайлова, как из его лица просто на глазах уходит страх и напряжение. Лицо разглаживается и делается спокойным. Он-то, бедняга, думал, как он скажет ребятам, что он — это он. И вот сказал.
Выходит, мама переписывалась… вот с ним? Они с Танькой и Владькой её жалели оттого, что она не высыпается — работает по ночам. А она вставала среди ночи, чтобы отправить ему личное сообщение!
— А чем докажешь, что это ты, Михайлов? — спохватившись, спросила Элька Локтева.
И Суркова, уже пришедшая в себя после унижения, тоже зачастила:
— Да, чем докажешь? Чем, чем ты можешь всем доказать!
— Я… у меня мои стихи, черновик… — не сразу нашёлся Лёша. — И потом… У меня же пароль от личного ящика. У меня там сообщения от Майракпак!
И сразу расцвел:
— Да, у меня сообщения от Майракпак! Кто хочет, пойдёмте в компьютерный класс!
Мишку подбросило на стуле, катапультировало из-за стола. И вот уже он рядом с Лёшкой, хватает его за плечи, кричит:
— Только попробуй — от Майракпак, только попробуй!
«Попробуй показать письма, попробуй открыть ящик при всех», — пытается он сказать. Но звуки в словах путаются, и он не может выговорить ничего — ненависть захлестывает его. Он не умеет драться, и теперь он месит двумя руками изо всех сил этого кривляку, этого лицейского шута Хичу, который, оказывается, имеет какое-то право на его маму. На её внимание. И теперь хочет всем письма её показать. И шут уползает под стол, а Ярдыков и Шапкин, спохватившись, оттаскивают Мишку.
— Хорош! — слышит он за спиной голос Галины Николаевны. — Отличник, победитель олимпиады! Гляди, твоё отличие от тебя скоро сбежит…
Гремит звонок на урок. Мишка тяжело дышит. Учительница продолжает распекать его:
— Вот от кого не ожидала! Что, в лицее освоился, попривык, дворовые замашки больше не прячешь?
И тянет:
— Захвалили тебя, захвалили. Мать и на собрания не ходит, знает, что мы только хвалим тебя. Так завтра пускай обязательно придёт, будем иначе о тебе говорить…
А потом стучит по столу линейкой, требуя общего внимания:
— Все слышим? Завтра родительское собрание! Шапкин!
Игорь вскидывается, оглядывается на неё.
— Повтори, — требует она, — что я сейчас сказала.
— Про собрание! Завтра собрание! — подсказывает Шапкину Суркова.
Галина Николаевна усаживает, увещевает свой класс, выкрикивает им, точно дразнится:
— А урок начался! А урок-то, между прочим, уже начался!
Мишка тянет руку:
— Можно мне выйти?
И думает: «Если не разрешит, всё равно надо выскочить! Она в эту сторону пойдёт — а я тогда сразу к двери!»
Но учительница кивнула ему:
— Выйди. Остынь.
Мишка побежал в компьютерный класс. Но там шёл урок, а перемены ждать он не мог. Раздевалка была заперта. И здесь, у самого выхода, он столкнулся с завучем Ириной Игоревной. Та и спросить ничего не успела. Мишка увидел совсем близко её изумлённое лицо, и тут же сделал резкое движение в сторону, поднырнул под её руку, и вот он уже в дверях. Ирина Игоревна выскочила за ним на крыльцо, а Мишка уже летит через заснеженное футбольное поле к калитке.
В двух остановках от школы был интернет-салон. Мишка, задыхаясь, ввалился в подвал, стал выгребать из карманов монетки. Он только теперь вспомнил, что нужны деньги.
На перемене, как он и ждал, Михайлов позвал всех в компьютерный класс. Иванов, Катушкин, Ярдыков, Локтева, Кавригин, Сорокин, Суркова и Шапкин пошли с ним. И Кирка тоже пошла.
— Я только вам покажу… В списке… Я все письма не буду открывать, ладно? Только некоторые… — суетливо спрашивал Михайлов.
— Ну, давай уже, открывай свой кабинет, — торопил его Саша Катушкин, заглядывая через головы в монитор. — Где там ты, Юджин?
Юджина в списке форумчан не было.
— Сейчас я найду, — пообещал Михайлов и начал проглядывать список снова. Куда мог подеваться его ник?
— Погоди, — сказал Катушкин, новый администратор, и стал вводить пароль сайта.
— Вот все пользователи, где ты?
Юджин безвозвратно исчез со всеми его записями и стихами на форуме и письмами в личном ящике. И сам ящик пропал.
— У меня правда было от Майракпак, — чуть не плакал Михайлов.
И вдруг он подпрыгнул вместе со стулом:
