— А ты дочь Дождя, — улыбнулся я. — Зачем же прыгали? Сама кричала: «Давай! Ты же не хочешь на костер!»…
— Мне было очень страшно, — сказала она, помолчав.
И я понял, что это правда.
Мы повернули к берегу. Но то ли был встречный ветер, то ли кончились силы, только берег не приближался, сколько мы ни мучились.
— Я больше не могу, — упавшим голосом сказала Роська и легла на воду.
И тут случилось еще одно чудо. Из глубины моря поднялся и ткнулся Роське в спину дельфин. Роська завизжала, как молодой поросенок.
— Роська, это дельфины! Они всегда утопающих спасают!
Еще один дельфин прыгнул рядом со мной, ослепляя брызгами. А потом еще и еще. Их мокрые тела блестели от воды. Целое дельфинье стадо окружило нас.
— Листик, но они же дикие, — сказала Роська, подплывая поближе ко мне. — Они… ничего нам не сделают?
— Ты же веришь Мерабу Романовичу, — напомнил ей я. — Вот и верь.
Через минуту-другую Роська так осмелела, что забралась одному дельфину на спину. У меня в глазах еще долго-долго потом стояла картинка: уставшая и испуганная Роська с растрепанными мокрыми волосами, в прилипшей к телу анулейской рубахе, лежит на дельфине, упирается коленями ему в бока, а вокруг летят брызги.
Я ухватил двух дельфинов за спинные плавники, и они, добродушно ухмыляясь, везли меня… Куда?
Плыли мы не к берегу, а вдоль него. Может, дельфины решили обогнуть остров и доставить нас прямо в Поселок? За время этого путешествия я окончательно поверил в чолариевскую теорию. Дельфины вели себя, как группа иностранцев на экскурсии. Болтали без умолку, менялись местами, даже смеялись. Один потрещит-потрещит, будто что-то расскажет, потом все как застрекочут-захрюкают-заскрипят, будто смеются. Роська сказала:
— Интересный, наверное, анекдот рассказал.
И мы с ней тоже наконец засмеялись.
Третья пара дельфинов сменилась, таща меня на буксире. Замерз я страшно, у Роськи посинели уже не только ногти и губы, но, кажется, даже щеки. Был уже вечер, очень хотелось есть. Я вдруг понял, что мы никогда не выберемся. Хорошо сказать Роське: «Верь», но дельфины-то и правда дикие, куда они нас тащат? Один раз я, кажется, уснул или потерял сознание, потому что какой-то провал в памяти, а очнулся оттого, что Роська кричала:
— Громкая птица! Тьфу ты, чтоб вас! Вертолет! Листик, очнись, вертолет!
Над нами завис вертолет.
— Э-эй! Мы здесь! — кричали мы и махали руками.
Но вертолет повисел секунду и плавно ушел в сторону земли.
— Почему? Куда он? — Роська посмотрела на меня так, будто я был пилотом.
А дельфины вдруг сменили курс и понесли нас в открытое море. Стало совсем темно, берега не было видно, он остался где-то далеко. Я устал бояться. Половина меня будто осталась на берегу, исчезнувшем в темноте. Осталась вместе с Лойко, который спас нас от костра, скорее всего рискуя собой. Осталась с анулейцами, которые теперь, наверное, были нам благодарны за море. Осталась там, а тут только дельфины. Может, я и сам уже дельфин. А вокруг только волны и звезды.
И когда я услышал шум, я даже не сразу понял, что это приближается моторная лодка. На лодке был флаг Центра. Дельфины плыли прямо к ней.
Я, Роська и Максим сидели на Хребте Дракона. Рядом со мной развалился Гаврюша. Он теперь не отходил от меня ни на шаг. Около его живота пригрелся видимый Репей, который вернулся в Поселок еще раньше нас. Наверное, он знал какие-то тайные шуршунчиковые тропы.
— Топлива до Поселка бы не хватило, — рассказывал Максим. — Я почти до Зеленого холма дотянул, его уже видно было, а там пешком. Прихожу — тишина, все спят еще, раннее утро все-таки. Я — к Степанову, а у него на двери табличка: «Я на работе». Ну, думаю, всё, где я буду искать его засекреченный кабинет? Метался-метался по Второй линии…
— А тетя Глаша тебе почему не помогла? — удивился я. Тетя Глаша — это сторож. — Вызвала бы его по внутреннему.
— Да спала она. Я думал: чего там, сам найду. С самолетом справился, а какой-то кабинет найти не смогу?! Ну и… как заяц, бегаю по этой Второй линии, а время идет… И такая ярость меня взяла, я как крикну: «Степанов! Спасите!»… Ну, в общем, как ты, Рось, и говорила. Смотрю — вот он, кабинет. Степанов оттуда выскочил, обнял меня и чуть не плачет, честно. «Максимушка, — говорит, — слава богу…» — Максим смущенно потер переносицу.
— Почему же вы так долго? — укоризненно спросила Роська.
— Так не было ничего! И катер, и вертолет — все на поисках. Они нас круглосуточно искали. Степанов пока с ними связался, пока вернулись, пока то да се… тут еще Вероника прибежала. — Максим опять потер переносицу и улыбнулся растерянно. Видимо, без слез и объятий не обошлось, а этого от Вероники Максим никак не ожидал. Потом быстро глянул на меня. — И мама твоя. Я хотел со спасателями на вертолете лететь, но меня не пустили. Велели только всё точно описать, где вас искать.
Потом мы рассказали, что и как было. Максим благодарно погладил Репейника.
— Ребята, я рассказал Степанову об Игоре и анулейцах, но ничего — про «Ласточку». Понимаете… дядю Фаддея просто убьют за это. Я сказал, что мы пришли к анулейцам через Холмы. Согласны?
Конечно, мы были согласны.
Максим сдержал слово: утопил мотор от «Ласточки» в море.
— Лучше бы сделал с ним что-нибудь полезное, — проворчала Роська, глядя мотору вслед.
— Нет, — вздохнул Максим, — Тогда мне всегда будет хотеться поставить его опять и полетать.
«Ласточка» так и осталась в Холмах. Это было не очень далеко от Зеленого холма, и иногда мы приходили туда играть. Мы съездили на Большую землю, навестили дядю Фаддея. Он еще не мог шевелиться и разговаривать, но врачи сказали, что он идет на поправку и пусть не скоро, но сможет вернуться к работе. Мы рассказали ему о наших приключениях. Он слушал, а по щекам текли слезы.
Еще мы зашли к Варе Петушковой. У нее родились близнецы: Соня и Саня. Мы подумали и отдали им анулейские амулеты, которые подарил нам Вождь.
На следующий день после возвращения я сидел под Чудом-Юдом. Мне хотелось посидеть вот так, чтобы никого не было вокруг, и обо всем подумать. А то дома мама меня от себя ни на шаг не отпускает. Подойдет неслышно, обнимет, будто все еще не верит, что я нашелся. И сразу плакать охота. А здесь — тихо, хорошо. Вдруг я увидел Онтовых — ИА и тетю Свету. Я знал: их вызвал Степанов, чтобы рассказать про Игоря. Они шли от него. Медленно шли и глаз не поднимали, смотрели в землю. Когда они проходили мимо Чуда-Юда, я услышал, как ИА сказал:
— Лучше бы он погиб.
А тетя Света заплакала.
Игоря искали в лесу еще целую неделю, но так и не нашли. У братьев Казариновых пропала одна весельная лодка. Возможно, Игорь добрался до Поселка, украл лодку и доплыл на ней до Большой земли. Онтовы уехали с Лысого. Мы больше никогда их не видели.
А Стеша умерла.
— Я обнаружил у нее в крови странное вещество, — сказал Георгий, — голубое, светящееся, и… состав его не имеет аналогов. Мало того: оно не разлагается на известные мне составляющие, а я неплохой химик. Звучит как очередная теория моего отца, но я могу предположить, что у этого вещества внеземное происхождение.
Афалина Жанна родила чудного дельфиненка. Нам разрешили назвать его Лойко.
У нас оставалось еще одно дело, очень важное, но мы просто не знали, как к нему подступиться.
— Ладно, пошли, сколько можно тянуть! — сказал Максим наконец и похлопал по своему карману, где лежала степановская тетрадь.
Через пять минут мы звонили с вахты Центра в приемную Степанова.
— Приемная Степанова, здравствуйте.
— Ксюша, это я, Листик. Нам срочно надо к Андрону Михайловичу.
— Андрон Михайлович занят.
Мы знали, что Степанов готовится к официальному визиту к анулейцам, который назначен на завтра. Тем более мы должны предупредить его. Ведь он ничего не знает! Не знает, что его там ждет сын!
— Ксюша, — сказал я самым проникновенным голосом. — Это очень важно и касается его завтрашней поездки.
Ксюша помедлила.
— Хорошо, я спрошу.
И через минуту:
— Подходите.
— А кабинет не спрячется? — уточнил Максим.
— Нет, — усмехнулась в трубку Ксюша.
Степанов вышел нам навстречу.
— Что у вас? — спросил он недовольно.
Как и мой папа, он терпеть не мог, когда его отвлекают. Но тут он увидел в руках у Максима свою тетрадь.
— Что это… у вас?
— Это ваша. Игорь украл у вас, а мы у него. Возьмите. — И Максим протянул Степанову тетрадь.
Степанов взял. Отрешенно как-то перелистал, сказал «спасибо».
— Андрон Михайлович… — начала Роська, — мы должны сообщить вам кое-что…
— …важное, — добавил я.
Степанов как-то занервничал. Потом я понял: ему было неудобно, что эту тетрадь кто-то читал. Все-таки это он только для себя писал, не для посторонних.
