Честно говоря, эта история повторялась ещё не один раз: иногда он уходил на пару недель, а бывало, мы ждали его полтора года. Он возвращался — то в новом костюме, то в чьей-то старой одежде. Как-то раз зимой он пришёл в одних семейных трусах и валенках. Однажды мы думали, что он уже не вернётся, но тут дверь распахнулась, и папа появился в новой кожаной куртке. Каждый раз он заявлял, что был в неизвестных далях. Мой брат Илюха голову сломал, от корки до корки прочитал все справочники, переписывался с разными профессорами, но так и не понял, где это.
Мы с Ниной, Витькой и Илюхой быстро привыкли к такому поведению нашего папы. Но мама и Людмилка скучали по нему. Это было видно. Поэтому я не люблю неизвестные дали.
Самым странным человеком у нас была Нина. Нет, конечно, чудачил и папа. Но это как раз нормально. Наоборот, странно, если папа никогда ничего не выкидывает. Я таких, например, не видела. Мне кажется, таких нет. Каждый что-нибудь да придумает.
Но Нина! Нина всегда молчала. Долго и непонятно. Кто-то молчит коротко и понятно. Или долго, но всё равно ясно. Например, обиделся, вот и не разговаривает. Или смотрит в окно, а там — снег. Красиво. Молчит, чтобы красоту не спугнуть. Тут никаких тайн. Почему молчала Нина, никто не знал. Она не обижалась. Никогда. Может быть, думала. Даже наверняка думала. И молчала. Почти всегда. Почти во всех ситуациях. В любой местности. Со всеми. Иногда говорила с мамой. Первое время шёпотом, но постепенно начала и вполголоса. При этом назвать её трусихой — да никогда! Как бы мы ни пытались её разговорить — это было бесполезно. Говорила она только в крайних случаях. Например, если хотела пить. Если было больно. Если было больно кому-нибудь.
После кино выйдешь с ней из зала, спросишь, понравилось ли? А она пожмёт плечами и отвернётся. А иногда уткнётся тебе в плечо и заплачет. То ли фильм не понравился, жаль потраченного времени, или это ей так жалко героев? Поди разгадай. А может быть, фильм ей понравился, и она плачет от счастья, что увидела его? Молчала она в цирке, на колесе обозрения, в деревне, дома. И только когда мы полетели на самолёте, Нина долго, не отрываясь, смотрела на землю. А потом сказала: «Красиво». Пилот, который уже смирился, что она ничего не произнесёт, на секунду потерял самообладание и чуть не остановил самолёт прямо в воздухе. К счастью, лётчиков учат, что даже в непредвиденных ситуациях нельзя теряться. Мы сели.
Загадочнее всего были её ноги. Да, они всегда были такими крупными, что мне, например, каждый раз, когда я на них глядела, становилось страшно. Я думала: откуда у обычного человека могу быть такие ноги? Откуда? Длинные — это раз. И большая стопа, то есть, большой размер ноги, — это два. Когда Нине исполнилось восемь, мы не смогли подобрать для неё обувь. Обошли все магазины, её размер был только в мужских отделах. А на рынке большие женские туфли и кроссовки были, но очень ненадёжные — разваливались через две недели. Так что мы всегда покупали ей пар по пять, а то и по десять. Некоторые продавцы давали неплохую скидку, кстати. А другие, наоборот, смотрели с недовольством. Думали, мы берём, чтобы потом перепродать, и накручивали цену. Тогда мама (или папа) выводили Нину, она всегда в это время пряталась у них за спиной. И продавцы понимали, что мы никому ничего продавать не будем, просто обувь на этой девочке быстро разваливается. И продавали. Приглашали прийти ещё. Родители прикидывали, надолго ли Нине хватит обуви, и говорили точную дату следующей покупки. К тому дню всегда обувь рвалась, а продавцы приносили на рынок новые туфли и кроссовки. Неудивительно, что Нина всё время пряталась за родителей. Она стеснялась своих ног.
Зато уж мальчишкам из соседних домов от нашей Нины не было покоя! Тот, кто решался что-нибудь обидное сказать ей, тут же жалел об этом. Потому что Нина в два счёта догоняла любого. Любого! Куда этим коротконогим убежать от неё! А когда догоняла — всё! — пиши пропало. Пиналась Нина здорово! Ещё бы, такими ногами.
Однажды из-за этого с ней произошла странная история. В незнакомом районе она увидела, как пятеро мальчишек напали на троих девчонок. Они кидались в них грязью и репьём, обзывали, дёргали за косы. Нина не могла спокойно смотреть на это. Она одна разогнала всех парней. Правда, девочки сначала испугались её, разбежались. Но, увидев такое дело, подошли и спросили:
— Парень, а ты откуда?
Нина молча пошла дальше. Надо сказать, в то время она любила носить шорты и коротко стриглась. Как мальчишка. Она молча шла по свои делам, но девочки не отставали. Они всё спрашивали, откуда он тут, интересовались, как зовут. Нина не обращала внимания. Так они прошли два квартала.
— Ну, парень, ну ты откуда тут?
— Как тебя зовут?
Наконец Нина не выдержала и ответила:
— Нина.
Девчонки замолчали и немного попятились. Но потом опомнились и закричали:
— Нина!
— Ты чего?
— Какая Нина?
— Эй, парень, с ума сошёл?
— Ну как тебя зовут?
Нина снова сказала им:
— Нина.
— Но парня не могут звать Нина! — закричала одна из них.
— Я не парень, — сказала Нина, — просто в шортах. И волосы короткие.
— Не парень, как же! — не поверила та же девочка. — Мы же видели, как ты бегаешь!
— И пинаешься, — добавила вторая.
— И плюёшься! — крикнула третья. Это правда, Нина здорово умела плеваться.
— Да девочка я! — сказала Нина и прибавила шагу. Кажется, она ещё никогда не говорила так много.
Но и девчонки решили не отставать. Нина шла, а они бежали и бежали за ней.
— Мальчик Нина! Мальчик Нина! Мальчик Нина! — кричали они на всю улицу.
И тут Нина побежала. Она бегала быстро, но район был незнакомый, и это мешало. И вот она заскочила в какой-то маленький домик, быстро скинула кроссовки и понеслась в комнату. Это был наш дом. Это была наша с Людмилкой комната. В доме никого, кроме меня, не было. Удивительно, как она угадала, что именно наша дверь открыта.
Нина сразу же повела себя как дома. То есть сняла обувь, залетела в комнату и полезла под кровать. Как будто знала, где и что у нас располагается. Тут же кто-то постучал в окно. На улице стояли три девчонки. Они тяжело дышали — явно долго бежали.
— Эй! — крикнули они, — эй, позови его!
— Кого? Вы кто? — не каждый день в окно стучат незнакомые девчонки.
— Ну, его.
— Парня.
— Он к тебе забежал.
— Нину.
Я задумалась. Действительно, кто-то только что пригнал и спрятался под кровать. Но я не была уверена, что это парень, и не знала, как его зовут. Одно из двух: или парень, или Нина. Девчонки снова постучали. Тогда я заглянула под кровать и спросила:
— Ты парень?
Кто-то под кроватью замотал головой.
— Тут нет никакого парня, — сказала я девчонкам. Но они не уходили. Пошептались немного и спросили:
— А Нина? Нина тут есть?
Я снова полезла под кровать:
— Ты — Нина?
Там кивнули.
— Есть, — сказала я девчонкам, — Нина есть. А парня нет. Никакого. А вам чего?
— Нам Нину.
Пришлось снова лезть под кровать:
— Это тебя.
Нина выбралась и погрозила мне кулаком. Встала у окна.
— Мы тебе не верим, — сказали девчонки.
— Ты не девочка.
— Ты мальчик.
— Не ври.
Тут заговорила Нина.
— Девочка, — сказала она. Помолчала и добавила: — Нина.
Девчонки снова посовещались, и одна из них, в платье с горохами, сказала:
— Докажи.
Тут уж не выдержала я:
— Как это? Вы что, как?
— Пусть покажет, — ответила та же девочка.
Мы с Ниной переглянулись. Лицо у неё побелело, шея стала красной, а глаза — мокрыми. Вот-вот заплачет.
— Она не будет, — сказала я.
— Значит, это парень, — ответили под окном, — мальчик Нина!
И тут они начали орать на три голоса: «Мальчик Нина! Мальчик Нина!». Совсем сдурели.
Мы ушли в другую комнату, но и там было слышно их вопли. Кажется, они решили сообщить всей улице про мальчика Нину. Прошёл, наверное, год, а они всё вопили и орали. Иногда я не выдерживала, убегала в свою комнату и кричала им из окна, что они дуры. Не помогало. Эти ненормальные начинали галдеть ещё громче. Теперь Нина сидела с красным лицом и с белой шеей. Странное зрелище, скажу я. И вот она не выдержала и пошла в мою комнату. Я осталась в гостиной, но слышала всё.
— Я не мальчик, — сказала Нина.
— Докажи, — это снова та, с горохами, я уже запомнила её голос.
Наступила тишина. Не слышно было ничего. На улице замолчали. Не знаю, сколько это продолжалось. Потом кто-то под окном выдохнул:
— Девочка.
Когда я заходила в комнату, Нина как раз спрыгивала с подоконника, а под окном кричали:
— Ты девочка! Девочка!
Но Нине было безразлично. Она быстро забралась под кровать и пролежала там до вечера. Все уже пришли домой, а Нина всё не вылезала. Ночью я рассказала маме, что произошло. Она вышла с Ниной на улицу, и они долго разговаривали о чём-то, сидя на крылечке. Потом мама принесла из кладовки раскладушку и поставила в нашей комнате. Все уже спали, никто ничего не слышал. Так у нас появилась Нина. Никто, кроме меня и мамы, точно не помнит, откуда она взялась. Вроде бы только что её не было, и вдруг — раз! — и она рядом с нами. Так Илюха говорит. Людмилка же, наоборот, думает, что Нина была у нас всегда. А мы с мамой молчим.
