Брат Боба привел нас на набережную, и через несколько минут мы уже сидели в маленькой каюте его шлюпки.
Сидя в каюте, мы слышали, как наверху шли приготовления к отплытию. Наконец, послышался шум воды о борта лодки. Мы двинулись в путь.
Вечером мы причалили к берегу Франции. Брат Боба позволил нам переночевать в каюте, а утром мы, горячо поблагодарив его, распростились с ним.
Все наше имущество состояло из арфы, скрипки и трубы. К счастью, у Маттиа было отложено сорок франков. Маттиа предлагал эти деньги Бобу, но Боб решительно отказался: он хочет оказать нам дружескую услугу, а за это денег не берут.
— Куда же мы пойдем? — спросил я.
— Мне все равно, — ответил Маттиа, — я готов итти, куда угодно, но только по берегу какой-нибудь реки или канала… Видишь, в чем дело, — прибавил он, немного помолчав, — когда Артур был болен, вдова Милиган ездила с ним на «Лебеде». Так было в то время, когда ты встретился с ней. Может быть, нам удастся снова встретить их.
Мы решили отправиться по берегу Сены. Дойдя до реки, мы стали расспрашивать моряков, не видали ли они «Лебедя»? Но никто не видал его.
Через пять недель мы пришли в Шарантон. Тут в первый раз нам пришлось услышать о «Лебеде». Моряк, к которому мы обратились, сказал, что видел какое-то странное судно с верандой.
Маттиа запрыгал от радости, а я стал расспрашивать моряка. Судя по его описанию, это был, без всякого сомнения, «Лебедь». Два месяца тому назад он прошел мимо Шарантона и поплыл дальше вверх по Сене.
Два месяца. Значит, он теперь далеко впереди нас. Но это ничего не значит. Мы пойдем за ним и когда-нибудь догоним его.
Мы старались итти вперед, как можно скорее, и, останавливаясь вечером на отдых, никогда не жаловались на усталость. Представлений мы теперь уже не давали, а тратили накопленные деньги.
— Разбуди меня завтра пораньше, — говорил каждый день Маттиа, ложась спать.
Утром мы вскакивали чуть свет и спешили отправиться в путь. Чтобы нам хватило денег на дорогу, мы начали экономить, и Маттиа объявил, что не станет есть мяса, «так как оно вредно». Мы обедали куском хлеба и крутым яйцом, которое разрезывали пополам, или вместо яйца — кусочком масла. Но иногда Маттиа начинал вдруг вспоминать о разных вкусных вещах.
Однажды мы вошли в небольшой городок, посреди которого протекала река. Мне показалось, что около берега стоит «Лебедь». Но никого не было видно на веранде, и судно казалось покинутым.
Мы бросились к нему.
Встретив какого-то матроса, мы стали расспрашивать его. Оказалось, что ему поручен надзор за «Лебедем».
— Англичанка, приехавшая на этом судне с больным мальчиком, отправилась в Швейцарию, — сказал он. — Она вернется осенью и проведет зиму на юге. Она хотела нанять виллу на берегу Женевского озера, где-то около Веве, и прожить там лето.
Мы поспешили в Швейцарию и через четыре дня мы уже были в Веве, где принялись разыскивать семью Милиган. У нас осталось всего три су, а башмаки наши до того истрепались, что едва держались.
Мы ходили из одной виллы в другую, останавливались около решёток садов и играли и пели, зарабатывая каждый день немного денег.
Раз мы подошли к великолепному саду, и я запел мою неаполитанскую песенку. Кончив первый куплет, я хотел начать второй, как вдруг в саду раздался крик.
Мы моментально вскарабкались на стену сада и увидали вдали длинное кресло на колесах, которое катил какой-то человек. В кресле полулежал Артур, а за ним шла его мать и… Джемс Милиган.
Я присел за изгородью и торопливо сказал Маттиа, чтобы и он сделал то же. Я боялся показаться им на глаза, так как с ними был Джемс Милиган. Мы начали обдумывать, как нам поступить и, наконец, решили, что Маттиа подойдет один к вдове Милиган и расскажет ей все, что случилось с нами. Так как Джемс Милиган никогда не видал Маттиа, то он не догадается ни о чем. Мы так и сделали. Маттиа ушел, а я остался ждать его.
Долго лежал я на траве, а он все не возвращался. Наконец, я увидал его. С ним была и вдова Милиган. Я побежал к ней навстречу и поцеловал ей руку. А она обняла меня и поцеловала в лоб.
— Бедный, милый мальчик, — сказала она. И, откинув мне волосы со лба, она с любовью пристально взглянула на меня.
— Да… Да… — шептала она.
Должно быть, она отвечала на свои мысли. Я не мог понять, о чем она думает. Я видел ее нежность, чувствовал ее ласку, и этого было вполне достаточно для меня.
— От твоего друга я узнала многое, — продолжала она, не спуская с меня глаз, — теперь твоя очередь. Расскажи мне поподробнее о том, как ты жил в семье Дрискалей и о твоем разговоре с Джемсом Милиганом.
Я рассказал все, а она несколько раз переспрашивала меня то об одном, то о другом.
— Все это очень важно и для тебя, и для всех нас, мой мальчик, — сказала она, когда я кончил, — мы должны действовать очень осторожно и посоветоваться с людьми знающими. А до тех пор считай себя товарищем… братом Артура. Через два часа отправляйся вместе с Маттиа в Альпийский отель, я пошлю туда сказать, чтобы вам приготовили комнату. Там мы снова увидимся, а теперь я должна уйти.
Мы отправились в Альпийский отель. Несмотря на наш жалкий костюм, слуга в черном фраке почтительно встретил нас и провел в нанятое для нас помещение. В комнате стояли две прехорошенькие кроватки, а окна выходили на балкон, с которого открывался чудный вид. Когда мы, налюбовавшись им, вернулись в комнату, дожидавшийся нас слуга спросил, что мы желаем заказать к обеду.
— А есть у вас сладкие пирожки? — спросил Маттиа.
— Да, с клубничным, вишневым и абрикосовым вареньем.
— Ну, так и дайте нам этих пирожков.
— А суп, жаркое, соус? — спросил лакей.
— Можете дать, что хотите, — сказал Маттиа, с недоумением глядя на него.
— Как кажется, мы пообедаем здесь лучше, чем у Дрискалей, — заметил Маттиа, когда лакей ушел.
На другой день к нам приехала мать Артура. Она привезла с собой белошвейку и портного, которые сняли с нас мерку, чтобы сшить нам белье и платье. После этого она каждый день приезжала к нам и была с каждым разом все ласковее и нежнее со мной. На пятый день к нам вошла женщина, которую я уже видел раньше на «Лебеде». Она сказала, что Милиган просит нас приехать к ней, и что коляска ждет нас у подъезда. Когда мы приехали, нас провели в гостиную. Артур протянул ко мне руки, и я, подбежав, поцеловал его, потом я поцеловал его мать.
«Он увидел меня, и в то же время улыбка его превратилась в страшную гримасу».
— Наконец, наступило время, — сказала мать Артура, — когда ты можешь занять место в своей семье.
Она отворила дверь — и в комнату вошла матушка Барберен, которая несла кружевной чепчик, капор и все вещи, которые были на мне в тот день, когда меня похитили. Я бросился к ней и обнял ее, а вдова Милиган позвонила и сказала вошедшему лакею, чтобы он попросил к ней Джемса Милигана. Услыхав это, я побледнел.
— Тебе нечего бояться, — сказала она, — поди ко мне и дай мне руку.
В эту минуту дверь отворилась и вошел Джемс Милиган, улыбаясь и оскаливая свои огромные острые зубы.
Он увидел меня, и в то же мгновение улыбка его превратилась в страшную гримасу.
— Я просила вас притти, — сказала ему Милиган слегка дрожащим голосом, — чтобы представить вам моего старшего сына, которого я, наконец, имела счастье найти. Вот он, — сказала она, сжав мне руку. — Впрочем, вы знаете его, потому что приходили к человеку, похитившему его, и видели его там. Вам хотелось узнать, здоровый ли он мальчик.
— Что все это значит? — растерянно пробормотал Милиган.
— Дрискаль, похитивший моего сына, — продолжала она, — сидит в тюрьме за попытку ограбить церковь. Он сознался во всем. Вот письмо, где сообщаются все подробности. Дрискаль рассказывает в нем, как по вашему приказанию он похитил моего ребенка и подкинул на улице Бретель и как он вырезал метку с белья, чтобы ребенка труднее было разыскать. А вот и все вещи, которые были и а моем сыне в тот день, когда его похитили. Добрая женщина, вырастившая его, сохранила их. Хотите взглянуть на письмо, на эти вещи?
Джемс Милиган несколько времени стоял неподвижно, потом злобно посмотрел на нас и бросился к двери.
Дверь затворилась за моим дядей, и я, бросившись к маме, обнял ее и стал целовать. Она тоже нежно целовала меня. Когда мы немного успокоились, к нам подошел Маттиа.
— А хорошо сумел я сохранить от тебя эту тайну? — спросил он.
— Ты, значит, знал? — воскликнул я.
Мне ответила за него мама.
— Когда Маттиа рассказал мне все, — сказала она, — я пришла к заключению, что ты мой сын, но просила его ничего не говорить тебе. Нужно было еще доказать, что мое предположение верно, и я боялась подать тебе, может быть, ложную надежду. Как ужасно было бы для нас обоих, если бы я сказала тебе, что ты мой сын, а потом оказалось бы, что мы ошиблись. Теперь доказательства у нас есть, и мы не расстанемся никогда. Ты будешь с твоей матерью, с твоим братом; и с твоими друзьями, которые любили тебя и заботились о тебе.
