Родители Игоря уже лет десять не жили вместе. Но официальный развод так и не оформили. Мадам Густорожская не хотела портить репутацию слухами о семейных скандалах. А отец Игоря относился к этим делам в соответствии с формулой: «А шли бы вы все…» Он был музыкант, играл на разных инструментах (а лучше всего на аккордеоне), считался в кругу знакомых большим талантом, но в своей профессии не преуспел. Выступал иногда на концертах с малоизвестными группами или играл в ресторанах — в не самых модных. Мелодии его были просты, но посетители их любили, особенно ветераны и пенсионеры, не очень согретые жизнью. «Андреич, давай „Прощайте, скалистые горы“»! «Ну-ка, вспомним „Прощание славянки!“» «Константин Андреич, сыграй „Ночь коротка…“» Бывало, что к ночи набиралось в старой фуражке, лежавшей на краю оркестрового помоста, немало скомканных денежных бумажек. В общем, на жизнь в обшарпанной комнате старой коммуналки хватало. Много ли надо? На завтрак можно заварить «Доширак», на обед — сухие щи из пакета, а вечером перекусить в забегаловке, где играешь. Тем более что Константин Андреевич почти не пил (так, изредка рюмочку за компанию с приятелями). Он считал, что глупо заливать алкоголем радости жизни. Радостей этих, если присмотреться, было в жизни немало. В довоенных фильмах с Орловой и Утесовым, которые иногда показывали по вечерам; в свежести воздуха после июньского дождя, в книжках братьев Стругацких; в пестрых девушках, которые гуляли по набережной; в зарослях «Венериного башмачка», которые к августу выбрасывали похожие на орхидеи высокие цветы…
Высокий, костлявый, небритый, музыкант Густорожский не был похож на неудачника. «Бременский музыкант», — говорили друзья.
Однажды он поделился с сыном своей «философией»:
— В Японии есть обычай. Каждый клерк или работник, прежде чем идти на службу, несколько минут стоит перед букетом-икебаной или клумбовым цветком. Вбирает в себя их красоту. Это совсем простенькая радость, но помогает согреть душу. У нас видеть такую радость разучились. А ты попробуй…
Игорь попробовал. На дворе несколько минут разглядывал густо цветущие в газоне одуванчики. И… радость вроде бы и правда проклюнулась. По крайней мере, на душе стало легче, всякие недавние огорчения показались пустяковыми… Игорь, может, вскоре позабыл бы свой «одуванчиковый» опыт, но через несколько дней он познакомился с хмурой и решительной девчонкой, защитницей растительного мира. Оказалось, она из той же школы, что Игорь, хотя раньше он ее там не замечал.
Это случилось в начале прошлого лета. Игорь зашел на рынок, чтобы купить пучок редиски. Любил он грызть молодую редиску (тоже маленькая радость жизни, вроде любования икебаной). И даже пакетик с солью взял с собой — для вкуса. Редиску он сгрыз, ботву и остатки соли кинул в урну (не любил оставлять за собой мусор) и остановился у поребрика, потому что опять увидел одуванчики. Порадовался им, как знакомым, стал смотреть. И услышал за спиной:
— Ты что разглядываешь?
Позади стояла личность одного роста с Игорем. Сперва показалось — пацан. В рыжей футболке навыпуск и камуфляжных шортах, с колючими локтями и коленками, кудлатый и темноволосый. С черными густыми бровями и сердитыми глазами. Сердитость эта не обманула Игоря: он понял, что в глазах нет злости, а есть лишь вопрос. И еще понял — нет, не мальчишка. Потому что белые босоножки были явно девчоночьи, а в свободном вырезе футболки блестели бирюзовые бусы — пацаны такие не носят.
Надо было бы ответить, как полагается: «Что хочу, то разглядываю, от любопытства лечат в ближней поликлинике…» Но после редиски и одуванчиков настроение было размягченное. К тому же Игорь не любил давать примитивные ответы. Он хмыкнул и ответил прямо:
— Соблюдаю обычай Страны восходящего солнца!
Она не удивилась, но все же спросила:
— Это как?
— Очень просто. Созерцание цветущих растений утешает душу и ста-би-ли-зи-рует настроение. Это полезно в наш безжалостный век.
— Правда? — удивилась девочка. — Я не знала. Хотя вообще-то многое знаю о растениях…
Они глянули друг на дружку внимательней и… хихикнули. С этаким пониманием.
— А ты тоже любишь «Гринпис»? — вдруг спросила она.
— Что?
— Ну, так называется зеленый мир на планете.
— А чего же его не любить? — сказал Игорь. Потому что ответить иначе означало бы обидеть одуванчики. Подумал и добавил: — Трава лучше, чем щебенка.
— А деревья лучше, чем бетонные заборы…
— Само собой.
И тогда девочка решительно сказала:
— Раз ты все понимаешь, помоги мне!
Игорь уже чувствовал: эта встреча не случайна. Вроде бы как судьба. И кроме того, почему бы не помочь девчонке, с которой возникло понимание?
Он ответил сразу:
— Давай. А как?
Она достала из камуфляжного кармана пачку бумажных квадратиков.
— Вот. Надо раздать здесь, на рынке.
— А что это?
— Прочитай.
На четвертушке принтерской бумаги было крупно напечатано:
ЛЮДИ!
НЕ ДАВАЙТЕ РУБИТЬ ДЕРЕВЬЯ НА УЛИЦАХ!
СКОРО ЗДЕСЬ БУДЕТ НЕ ГОРОД, А САХАРА!
ЛЮДИ, ЭТО ЖЕ НАШ ГОРОД!
ЗАЩИТИТЕ ЕГО!
— Ни фига себе! — с одобрением сказал Игорь. Потому что он и сам смотрел с досадой, как в скверах и вдоль тротуаров валят могучие клены, березы и тополя.
Один раз он спросил отца: «Зачем?» Тот ответил: «Потому что сволочи. Все, что радует людей, им поперек горла». Ответ был честный, но не совсем ясный. Игорь спросил мать (хотя избегал лишний раз задавать ей вопросы): «Зачем рубят?»
— Затем, что Зелентрест выполняет программу. Есть план благоустройства, утвержденный городскими властями. Депутаты не глупее тебя.
— Они не глупее — они жаднее, — рассудил Игорь. — Отмывают на этом деле денежки. А начальник Зелентреста твой знакомый. Один раз проворовался, но как-то уцелел. По телику говорили… А благоустройства тут как мёду в ж… у мамонта…
Мать со сжатыми губами стала подниматься из-за стола, но Игорь хлопнул дверью и в очередной раз ушел к отцу.
Хорошо, что есть куда уходить. Мать не могла запретить ему. Раз нет официального развода с мужем, «ребенок» имеет право жить с любым из родителей.
В тот день, когда Игорь Густорожский познакомился с девочкой, они сумели раздать почти все листовки. Ходили то вместе, то в отдалении друг от друга, клали бумажки на прилавки перед торговками, совали в руки покупателям.
— Почитайте! Это касается всех.
Кто-то нерешительно моргал, кто-то покачивал головой. Кто-то сразу начинал читать и, кажется, сочувствовал. Толстый дядька в соломенной шляпе тонко крикнул:
— Ай, молодцы, ребята!..
У Игоря азартно стучало сердце.
«Молодцов» схватили почти одновременно. Игоря — крепкий, как железный шкаф, мент с лейтенантскими погонами и дубинкой на поясе, девочку — не менее крепкая тетка в полицейской форме. Повели их рядышком. Ни Игорь, ни девочка не сопротивлялись: не хватало еще унижаться и потешать зрителей!
Игорь только сказал:
— Чего такого мы сделали?
— Вы совершили действия, попадающие под статью об экстремизме, — увесисто сообщил лейтенант. — За это положен срок. Изготовление и распространение листовок незаконного содержания…
— А я думала, что экстремизм — это когда взрослые гориллы выкручивают детям руки, — сказала девочка.
— Оскорбление сотрудников полиции при исполнении служебных обязанностей, — с удовольствием подвела итог дама в форме.
— Хорошо исполняете, — сказал Игорь, и мент дал ему незаметный подзатыльник.
Их привели в одноэтажный домик, внутри почему-то пахло писсуарами. В этом запахе сидел за столом капитан с длинным лицом и скучными глазами.
Началась разборка. Капитан писал протокол и спрашивал. Кто их научил? Какую организацию представляют? Как зовут, где живут? Кто родители? Из какой школы? Зачем им нужна была эта затея с листовками? Впрочем, спрашивали сначала девочку, а Игорь сидел на твердой лавке у окна и слушал. Он не боялся. Он помнил про одуванчики, и на душе было спокойно.
Девочку звали Александрой, а фамилия была Деревянко.
Капитан снова сказал про экстремизм.
— Деревья обрабатывают по распоряжению городских властей. А вы против этих властей выступаете и подбиваете народ к сопротивлению. Знаете, что за это бывает?
— Каторга? — спросила Александра.
— Укороти язык! — скучно потребовал капитан. И попросил полицейскую тетушку, которая торчала тут же: — Эмилия Семеновна, подготовьте документы для постановки на учет…
— А можно вопрос? — дернуло за язык Игоря.
— Что за вопрос? — вскинулся капитан.
— Вы заступаетесь за городскую власть, а почему не заступаетесь за деревья? Есть закон об охране зеленых насаждений.
— Законы мы знаем лучше юных подпольщиков, — утомленным тоном сообщил капитан. — А вам про них расскажут в колонии, куда вы скоро попадете… — И опять уткнулся лицом в протоколы.
