— Может, фотографии? — робко предположила Оля.
Но и фотографии были обычными. Портрет сержанта-орденоносца. Группа солдат с короткой подписью: «После боевого задания». Уборка овощей на Марсовом поле…
— За снимки я спокоен, — улыбнулся генерал. — Наш фотограф Ян Янович — сама осторожность. Кстати, что- то я его на сборе не видел? Не случилось ли чего?
— Все в порядке. Вчера в одном автобусе ехали. Просто боится лишних переживаний. У меня, говорит, после каждого сбора целая трубочка валидола уходит. Лучше я лишний час своим архивом займусь.
…Дойдя до ноябрьских номеров, генерал захлопнул подшивку.
— К сожалению, ни шага вперед. Придется вам искать другие пути. Не могла же эта стальная махина ни с того, ни с сего исчезнуть, не оставив никаких следов?! Вот только где они — эти следы?
Глава III
„СЧИТАЙТЕ, ЧТО МЕНЯ НЕТ…”
До звонка было еще с полчаса. Генька и Витя случайно встретились на улице и теперь неторопливо шагали к школе.
Утро хмурое. И ребят на улице почти не видать.
Генька и сам не знал: с чего это он сегодня ни свет ни заря поднялся? Может, из-за карбюратора? Вчера у мамы, на ее «Волге», карбюратор засорился. Генька упросил: «Дай я прочищу». Упросить-то упросил, а наладить не смог. Вот всю ночь ворочался — карбюратор собирал.
— Ну, а ты? Тебе-то чего не спится? — спросил Генька у Вити.
— А я, знаешь… поставил… психологический эксперимент.
— Эксперимент? — Генька заинтересовался. — Ну, выкладывай.
— Понимаешь, — смущенно сказал Витя. — Я прочитал… в одной книге… Что если вечером… приказать себе… «проснусь утром в шесть»… То так и проснешься… ровно в шесть… Надо только хорошенько приказать самому себе.
— Ну?
— Ну, вот… я в последнее время… так и делаю…
— И получается? — Генька уже загорелся.
— Ага… Позавчера я перед сном… десять раз повторил… «встать в семь», «встать в семь»… И ровно в семь… как пружиной подбросило… А сегодня — приказал в шесть… И встал — в шесть…
Генька помотал головой. Здорово! Даже не верилось. Этот толстогубый соня, и вдруг — в шесть утра…
Они вышли на площадь. Витя шагал, опустив голову.
— Ну, а теперь о чем задумался, философ? — сказал Генька. — Еще какой-нибудь эксперимент?
Витя не ответил. Он потому и встал пораньше — есть над чем подумать.
Снимок отца был в августе. Пушка пропала — в августе. И еще эта история с шефом… Совпадение, конечно, но тоже — в августе.
Витя вчера спросил отца: почему его снимали для газеты?
— В операции участвовал.
— В какой?
— Ну, этого нам не докладывали. Делал, что саперу положено — резал проволоку, снимал мины. В тот раз как-то все спорилось.
«Но все же, — подумал Витя, — если отца в газете напечатали — значит, отличился. А если отличился — наверно, операция была важной. Даже особо важной!.. А какой?..»
От отца об этом не узнать. Ну, а если с другого конца? Выяснить все про пушку, и вообще про тогдашние дела. Может, какая-нибудь ниточка и потянется…
Только вот Геньке об этом говорить рано. Разве что потом, если и впрямь…
* * *Звонок звонил вовсю, перемена пролетела, а Генька еще не кончил повторять урок.
— Запомни, — торопливо наставляла Оля, — по-английски говорят не Том, а Там, Там Сойер. И не Альфред Темпль, а без мягкого знака — Алфред.
— Может, и Бекки не Бекки?
— Конечно! Надо говорить «Бэкки», через э-оборотное. Ну-ка, повтори: «Бэкки».
Генька громко проблеял: «Бэ-э-э-кки», и как раз в этот момент дверь отворилась, и вместо англичанки — оказалось, она заболела, — в класс вошел Николай Филимонович. Он недоуменно оглядел блеющего Геньку:
— Очень мило!
Помолчал и добавил:
— У вас сейчас урока не будет. У меня тоже окно. Идемте, поговорим…
…В учительской никого не было. Наверно, поэтому комната казалась огромной и какой-то торжественной.
Пока ребята рассаживались, Николай Филимонович неприметно поглядывал на Олю.
«Да, и у него могла быть такая… Нет, даже старше… Гораздо старше». По временам ему казалось, что Оля чем-то напоминает его дочку. Нос тоже маленький, аккуратный. И между передними зубами — щелочка. А главное — дочку тоже звали Олей, в этом, видимо, весь корень.
«Ладно, нечего…»
Он тряхнул головой, вынул из кармана три исписанные прямоугольные карточки. Такие же, как у него дома, на письменном столе. Положил карточки перед собой, прикрыл ладонью:
— Надо подумать, как продолжать поиски.
— Продолжать? — удивилась Оля. — Мы ведь только собирались начать…
Генька возмущенно уставился на нее. Все-таки девчонки — непонятливый народ. А к генералу они за блинчиками ходили, что ли?
— Лично я уже продолжил! — торжественно заявил Генька и протянул Николаю Филимоновичу сложенный вчетверо листок.
Там была нарисована модель «Большой Берты». Чуть ниже — снаряд и рядом с ним, для масштаба, человечек, отдаленно похожий на самого Геньку.
— Толково, — сказал учитель, выслушав рассказ о музее. — Надо знать, что ищешь.
Генька гордо оглядел ребят.
— Тем более, — продолжал Филимоныч, — что дело нам предстоит нелегкое. И даже очень.
— Ну, ничего! С М. Р. потруднее было! — Генька присвистнул и стал загибать пальцы. — Как зовут — не знали! Когда жил — неизвестно! И все-таки нашли, докопались. А тут!.. — он щелкнул языком.
— Хвастлив ты, Геннадий, — покачал головой учитель. — И тороплив. Неуместно тороплив.
Филимоныч встал, походил по комнате, снова сел.
«Сейчас потрет переносицу», — подумал Витя.
И учитель действительно, как по заказу, стал неторопливо поглаживать тремя пальцами переносицу.
— Да, насчет «Большой Берты» многое известно, — согласился он. — Известна обстановка — канун штурма; известен участок фронта — Лиговско-Красносельский. Известно последнее звено — пушка замолчала и исчезла. Но что предшествовало этому? Неясно. И даже очень.
— И еще учтите, — Филимоныч снова встал и, расхаживая по комнате, стал как бы размышлять вслух. — История «Большой Берты» связана с каким-то особым заданием. Значит — с военной тайной. И вот сейчас надо раскрыть эту забытую тайну. А ведь ее когда- то очень хотели сберечь. От всех сберечь. Теперь хранить ее нет надобности, но… Эти прежние меры охраны, они и сейчас, как заклятье, ограждают тайну от чужих глаз и ушей.
Филимоныч умолк.
Молчали и ребята. Только громко тикали часы на стене в учительской.
— А кто знал… об этой тайне? — вдруг спросил Витя.
— Молодец! — повернулся к нему учитель. — Логичный путь…
Генька скривился:
«Опять он… Включил свое «четкое логическое мышление»!»
— Об особых заданиях знали лишь считанные люди, — в раздумье сказал учитель. — Те, кто выполняли, и те, кто их посылали. Но… их нет. Значит, надо продолжать поиски как-то иначе…
Ребята переглянулись: «Как — иначе?»
— Это мне еще и самому не вполне ясно, — продолжал учитель. — А пока…
Он поднял со стола ладонь. Под нею лежали три мелко исписанные карточки.
— Здесь все известное нам о «Большой Берте». Как видите, — немного. Но зато достоверно. Рекомендую это хорошенько запомнить. Накрепко.
Ребята склонились над карточками, шепотом повторяя короткие фразы. Генька первым поднял голову.
— Уже? — удивился учитель.
— А что возиться-то?! — Генька победно глянул на Витю и Олю. — Быстрота и натиск — девиз мушкетеров!
Николай Филимонович покачал головой:
«Опять хвастает… И сколько самомнения! Ну, наверно, Оля и Витя устроят ему баню за такие речи».
Но ребята молчали.
«Да, кажется, я чего-то недоглядел, — подумал Николай Филимонович. — Может, и их заразила лихость Геннадия? Может, и они думают, что уже все постигли, все превзошли?»
Он задумался, потом решительно заявил:
— Вот что, ребята. Считайте, что меня нет…
— Как это — нет? — изумилась Оля.
— Нет — и точка! Ну, исчез, уехал. Или — болен. На месяц я выключаюсь из поисков. Будете сами…
— Совсем сами? — растерянно протянула Оля.
— А что?! Зря я весь прошлый год учил вас следопытской премудрости?! Теперь можете и сами. Хватит водить вас на помочах…
Ребята молча переглядывались. Сами… Это было так неожиданно!.. И смогут ли они?!
— А кстати — что такое «помочи»? — смущенно спросила Оля.
— Помочи? — учитель засмеялся. — Это шлейки. У маленьких мальчиков на коротких штанишках. А «водить на помочах» — значит, водить за шлейки — ну, направлять, подстраховывать.
— Так вот, — Филимоныч поднялся со стула, — ровно месяц. Ни о чем меня не спрашивать, даже по телефону не звонить! Ясно? — И он вышел из учительской.
