Карашьянц очень ценил упорство Виктора. Ставил его в пример другим бегунам.
Кому из вас и сколько таланта отпущено матушкой- природой, — это мне неведомо, — любил повторять тренер. — А вот у кого сколько трудолюбия, — это я сразу вижу. Люблю упрямых. И не терплю лентяев.
Тренируясь к первенству Европы, Виктор твердо верил: он победит. Он ощущал в себе такую окрыленность, такую легкость, такой запас взрывной энергии!.. И по контрольным прикидкам видел: он как раз достиг той великолепной формы, того «пика», к которому так стремится каждый спортсмен.
«Ну, держись, Коля-Николай!» — подумал он, глядя в круглый затылок.
И загадал: если Ильин сейчас обернется — все будет хорошо. Впился глазами ему в затылок и мысленно приказал: «Ну, обернись! Обернись же! Обернись!».
Эту игру он полюбил давно: задумать что-нибудь и взглядом внушить. Телепатия, что ли? Иногда получалось.
«Ну, Коля-Николай, обернись! Ну! Обернись!».
Но Ильин был недвижим как тумба.
«Ну же! Повернись!».
Виктор сверлил глазами этот крепкий черный затылок.
И Ильин обернулся.
— Как раз полпути, — сказал он, указывая на часы. Потом потянулся и, провожая глазами прошедшую мимо молодую женщину, негромко продекламировал:
И ходит, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она!
Виктор усмехнулся. Да, точно подмечено. Женщина была в каком-то необычном, черном, усыпанном серебристыми блестками, платье и шла, плавно покачивая бедрами и плечами.
Виктор прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Все- таки Ильин — неплохой парень. И умен. Институт кончил. (Это была больная мозоль Виктора: у самого у него только ПТУ — весь ученый багаж).
А лучше — был бы Ильин подлецом или бездарью. А то как-то злости настоящей против него не появляется. А злость в борьбе — великое дело.
Ту-104 летел все так же беззвучно. И все так же внизу сверкало ровное белое поле.
Маленький шведский городок последние недели только и жил коньками. Для первенства Европы он отдал всего себя: свои отели, магазины, транспорт, свой отличный, капитально обновленный стадион, свои почтовые отделения, бары и ночные клубы.
Символ первенства — мчащийся в низкой посадке конькобежец, с одной рукой, заложенной за спину, и другой, — вытянутой в резкой отмашке, — эта броская картинка красовалась и в витринах магазинов, баров, парикмахерских, и на ветровых стеклах автомашин, и даже на дверях банка и городской мэрии.
Виктор Бантиков в тот день встал рано, вышел на улицу. Погода была самая «коньковая».
Легкий морозец и небо ясное, чистое, какое-то удивительно прозрачное.
«Повезло!» — подумал Бантиков.
Именно о такой погодке он и мечтал всегда, когда мысленно представлял себе, как обойдет Ильина.
Хорошо бы, конечно, бежать с ним в одной паре, рядом. Вот тогда он наверняка опередил бы чемпиона. Но в одной паре — это, конечно, слишком большая удача. На это рассчитывать нельзя.
Впрочем, и так он обгонит Ильина.
Он это знал, чувствовал каждой клеточкой своего сильного, тренированного тела.
Он верил в себя. Некоторые недруги, завистники, — а у кого из стоящих спортсменов их нет?! — шептались, что, мол, Витька слишком задирает нос, самоуверен больно. До Виктора докатывались эти разговорчики. Но он считал так: если хочешь быть первым, надо, непременно надо, крепко верить в себя. Ну, а где эта вера, необходимая и обязательная, где она превращается в глупую самоуверенность и нахальство, — это пусть другие судят.
Вскоре он вернулся в гостиницу, еще тихую, совсем сонную. В коридоре, неподалеку от своего номера, увидел Ильина. Тот был в тренировочных брюках, с мокрыми волосами.
«Наверно, только что из душа», — подумал Бантиков.
Лицо у Ильина было хмурое, бледноватое.
«Волнуется», — мелькнуло у Бантикова.
— Привет! — сказал он. — Как жизнь чемпионская?
— Порядок! — усмехнулся Ильин. Но глаза не смеялись, оставались холодными и словно повернутыми куда-то внутрь, в себя.
И Бантиков снова подумал: «Волнуется!».
Он понимал: Ильину есть чего тревожиться. Правда, Ильин все еще чемпион, но вот уже четыре года он показывает одни и те же секунды. Может, они и неплохие. Но вперед Ильин уже не движется. А это скверный признак. Кто не идет вперед, обязательно поползет назад. Не нынче, так завтра. В спорте, как и в жизни, стоять на месте невозможно.
Виктор вошел в свой номер. Номер был на двоих. Бантиков поселился там со своим другом Андреем.
Рассказал ему о встрече с Ильиным.
Андрей слушал молча. Он вообще никогда не перебивал.
— Конечно, — сказал Андрей. — Ты обставишь его. Не сомневайся.
— А я и не сомневаюсь! — ответил Виктор.
— И правильно! — снова подтвердил Андрей. — И не сомневайся.
Вскоре спортсмены уже были на стадионе.
Погода понемногу менялась. Солнце скрылось за облаками. Легкий ветерок упрямо тащил их с моря. День стал не таким ярким и звонким. Но лед был по-прежнему хорош. И сулил «быстрые секунды».
Как всегда, многоборье началось с пятисотки. Ни Ильин, ни Бантиков не были спринтерами и на этой, самой короткой, дистанции обычно не блистали. Но сегодня лед был такой, что и у Бантикова, и у Ильина результаты оказались вполне приличными. Не в первой пятерке, правда, но подходящие. Лидером стал финский спринтер Малькерн.
Вскоре начались главные забеги дня: пять тысяч метров. Любимая дистанция Бантикова и Ильина.
Обычно Виктор не смотрел на забеги до своего выступления. Надо было экономить нервную энергию.
За годы состязаний он приучился терпеливо ожидать своей очереди в раздевалке, лишь по радио следя за ходом борьбы.
Но сегодня он изменил привычке.
В третьей паре бежал Ильин. И Виктор решил посмотреть этот забег.
Он вышел из раздевалки, зашагал к ледяному полю. Однако в нескольких метрах от дорожек остановился. Подходить ближе, к самому полю, не хотелось.
Виктор даже укрылся за спины суетившихся тут дюжих парней с кинокамерами. Ему почему-то не хотелось, чтоб Ильин видел его. Хотя?… Чего скрывать-то?
«Глупо», — подумал Виктор.
Но все-таки почему-то продолжал словно бы прятаться.
Ильин в паре с японцем Сакемура подкатил, к стартовой черте. Ильин был подчеркнуто медлителен. Перед каждым своим движением он несколько секунд как бы раздумывал, колебался: а стоит ли его совершать, это движение? Но Виктор знал, эта заторможенность нарочитая. С выстрелом стартера она сменится взрывом энергии.
«Да, ничего не скажешь, красивый парень», — подумал Виктор.
Ильин был высокий, ноги — длинные, плотно обтянутые рейтузами. И лицо — с резко очерченным подбородком и плотно сжатыми губами. Точно такой, как на недавней цветной фотографии в «Огоньке».
Негромко, как детская хлопушка, щелкнул выстрел.
Но чуть раньше, на какую-то сотую долю секунды, опередив выстрел, рванулся Ильин.
И тотчас снова щелкнула хлопушка. Спортсменов вернули на старт.
«Волнуется», — подумал Виктор.
Он и сам волновался: какой результат покажет нынче чемпион?
И вот спортсмены побежали. Первый круг Ильин прошел за 37,4 секунды.
«Резво», — отметил Виктор.
Японец сразу отстал.
Это было на руку Виктору. Значит, Ильину не с кем бороться. Нет живого противника, который бежит рядом, рвется вперед, жмет изо всех сил и как бы подхлестывает тебя: еще, еще, скорей!
А теперь остался только один соперник — юркая, неумолимая стрелка секундомера.
А Ильин бежит. Второй круг… И третий… И четвертый…
И каждый круг он укладывается в одни и те же секунды. 37,4.
«Неплохо», — думает Виктор.
Непосвященному показалось бы просто невероятным: как это — каждый круг ровно в одно и то же время?!
Но Виктор-то знает: в этой выверенности каждого отрезка нет никакого чуда. Результат долгих тренировок — вот и все.
После пятого круга скорость чуть снизилась.
А на финише секундомеры засекли: 8 минут, 32,7 секунды.
Результат неплохой, но и не блестящий. По такому льду можно и лучше…
— Можно и лучше! — вдруг негромко сказал кто-то рядом.
Это было неожиданно. Повторили вслух его мысль. И притом — по-русски.
Виктор повернул голову. Рядом стоял Андрей. Когда он подошел? Виктор и не заметил.
Он поглядел в глаза Андрею, но ничего не сказал.
«Конечно, можно!» — подумал Виктор и, чувствуя учащенные, радостные удары сердца, ушел в раздевалку.
Теперь, зная результат Ильина, он еще более уверился: он обойдет чемпиона.
Еще бы! 8 минут, 32,7 секунды! И это при такой чудной погоде! Ну, нет! Виктор не раз показывал и 8 минут, 30 секунд, и даже 29 секунд. И уж сегодня он постарается!
Виктор лег на раскладушку, подложил руки под голову и закрыл глаза.
Он бежал в шестнадцатой паре. Ждать еще долго. Очень долго. Важно — не перегореть до начала забега.
