Теперь Антошка стал понимать, почему отец частенько останавливался перед домами, на которых когда-то работала его бригада. «Каждый дом — это как бы запись в моей трудовой книжке. Хорошо сработал — и запись что надо, плохо — и книжка замарана, и совесть неспокойна. Бойся, Антон, неспокойной совести», — говорил он.
Увлеченный работой, Антошка услышал, как ойкнула Марфушина мама. Она смотрела в окно.
Около столовой стояла крытая милицейская машина, которую почему-то называли «черным вороном», и к ней шла Изольда Яковлевна в сопровождении милиционера.
«Арестовали», — догадался Антошка. Марфушина мама быстро спросила ребят:
— Где сегодня Яков?
— Он с Коржецким на мотоцикле в штаб уехал, — ответил Антошка.
Марфушина мама заволновалась.
— Найти его надо срочно. Пусть хоть с мамой простится. — Она вздохнула и покачала головой. — Верно говорят, сколько веревочке не виться — конец будет.
— Я мигом, — сказал Антошка, прикидывая в уме, где лучше всего поймать попутную машину, чтобы быстрее добраться до штаба. Он уже направился к выходу, когда Марфуша остановила его:
— Куда ты, Антон? Мы найдем Якова по телефону…
И Антошка вспомнил, что по настоянию Коржецкого в клубе вчера поставили телефон. Он подбежал к аппарату и поднял трубку.
— Алло, алло, мне комсомольский штаб, — попросил он телефонистку.
Ответил Коржецкий.
— Яшкину маму милиция увозит, — взволнованно сообщил Антошка.
— Понятно, — коротко бросил комсорг. — Сейчас Яков будет там. А вот самого Лорина быстро не найти.
Марфушина мама побежала к милицейской машине, чтобы задержать ее.
Яшка мчался на «ковровце», выжимая из него все лошадиные силы. Мотоцикл ревел, оставляя после себя клубы пыли.
Антошка выбежал на дорогу и замахал руками. Мотоциклист притормозил.
— Туда! — указал Антошка на милицейскую машину, около которой стояла Изольда Яковлевна.
Яшка заметил мать и остановился. Он издали смотрел на нее так тоскливо, что у Антошки защемило сердце и захотелось заплакать.
— Подойди к маме, — подтолкнул он Яшку. Тот замотал головой.
Изольда Яковлевна сама направилась к сыну. Сначала она шагала степенно, потом побежала. Яшка тоже рванул к ней навстречу. Изольда Яковлевна обняла сына.
— Яшенька, сыночек.
— Все хорошо будет, мама, — сквозь слезы сказал тот. — Я тебя буду ждать, мама.
Изольда Яковлевна тоже плакала.
— Для тебя, сынок, старалась, пойми меня.
Яков вытер рукавом рубашки глаза.
— Зачем мне все это… ворованное, — отчужденно сказал он.
Изольда Яковлевна, опустив голову, медленно двинулась к машине. Яшка понурился и стоял на месте.
— Может, еще отпустят, — сказала она, остановившись. — Вернешься домой-то сын? — и замерла в ожидании ответа.
— Вернусь, мама. Конечно, вернусь, — сказал Яшка.
Потом Яшка долго сидел между бочками с цементом в дальнем углу клуба, и Марфуша не велела к нему подходить.
— Я знаю, в такие минуты всегда хочется побыть одному, — сказала она.
Когда Яшка подошел к ребятам, глаза у него были заплаканными, но он сделал вид, что ничего особенного не произошло и вообще у него настроение приподнятое.
— Как дела у вас, асы? Учитесь у меня, пока жив, — сказал Яшка и взял мастерок.
В клуб прихромал Савелий Иванович. Он посмотрел на работу и одобрительно заметил:
— Терпимо.
А вечером пригласил всех к себе на пироги.
— Что за праздник? — удивилась Марфушина мама.
— Много будешь знать, Катерина, скоро состаришься, — пошутил старик. — А я, между прочим, хотел бы на твоей свадьбе сплясать.
У Антошки ныли руки, их стало трудно поднимать — они налились пудовой тяжестью, эта тяжесть истомой разливалась по всему телу и, как ни странно, не тяготила, а взбадривала. И Антошка продолжал орудовать мастерком, легкими круговыми движениями разравнивал быстро схватывающийся бетон, любуясь тем, как поверхность стены выравнивалась, становилась гладкой и уже ладонь не ощущала неровностей. Антошка частенько отходил в сторонку, прищурив глаз, смотрел на свою работу, и ему было приятно осознавать, что дело у него начинает ладиться.
Если бы Антошке еще несколько дней назад сказали, что он с увлечением станет штукатурить, он бы посмеялся: как это можно увлечься таким трудным и не очень приятным делом? Уж кто-кто, а он по рассказам мамы знает, как к концу смены у отделочников болят руки и ноет спина. И вот сейчас Антошка думал, что, наверное, любую работу делать нелегко, но все равно, когда знаешь, что она, эта работа, нужна людям, то можно перетерпеть и боль в руках, и усталость. Раньше, когда он читал в книгах о том, что осознание того, что ты нужен людям, придает человеку силы — это для него было громкой фразой, он не понимал ее смысла. Теперь Антошка понял суть этих слов, и они уже не казались ему громкими, потому что в них заключался какой-то очень важный смысл всей человеческой жизни. Он думал о том, что его чутельный вклад в строительство клуба нужен людям, и это осознание поднимало Антошку в собственных глазах, делало его сильней.
— Ну, помощнички, — по домам, — сказала Марфушина мама. — Вижу, скоро пятый угол начнете искать.
Ребята было запротестовали, доказывая, что они совсем не устали, но та была неумолима.
— Готовьтесь к пирогу, Савелий Иванович опозданий не любит…
Яшка остановился около своего подъезда и посмотрел на окна.
— Иди домой, чего уж там, — сказал Антошка. — Теперь вы вдвоем с отцом остались. Одному ему тоже не сахар…
Яшка вздохнул.
— Так-то так… — неопределенно сказал он. — Понимаешь, Антон, что-то случилось со мной, а что — не пойму…
Антошка понимал, как трудно Яшке. Чтобы как-то поддержать друга, он молча положил руку на его остренькое плечо и сказал:
— Я с тобой, братишка…
Яшка кивнул и, будто ничего особенного сейчас не произошло, как-то чересчур буднично предложил:
— Заскочим в мои родные аппартаменты — бельишко сменю…
Яшка не ожидал увидеть отца дома. Он сидел на кухне за столом с каким-то чернолицым мужчиной в тюбетейке. Перед ними стояли водочные бутылки. Заметив сына, Лорин встал из-за стола и, пошатываясь, пошел к нему навстречу.
— Блудный сын возвращается из бегов. Родной очаг, Яков, ничто не заменит…
Он хотел было обнять Яшку, но тот ловко увернулся.
— Я на минутку, папа…
Лорин обиженно засопел и кивнул на гостя:
— Вот, приглашают меня, сын… Так что, была бы шея — хомут найдется…
Гость кивал в такт словам Лорина:
— Большие деньги твой отец будет зарабатывать, — сказал он Яшке. — За сезон — новенькая машина. Садись за руль — и кати…
Лорин разлил по стаканам водку и чокнулся с гостем.
— Деньги — сила. С деньгами я, как говорится, Иван Петрович, а денег нет — проклятая сволочь…
Он выпил стакан водки и стукнул по столу кулаком:
— Меня весь Запсиб знает, какой я есть трудяга…
— Мы не зря тебя и зовем в свою бригаду, — сказал человек в тюбетейке. — Не забудь прихватить все статейки, в которых о тебе в газетах писали: пригодится, когда будем заключать договоры.
Антошка понял, что Лорина-старшего сманивают на «отхожий промысел» — шабашничать.
Коржецкий рассказывал, что Яшкиного отца с бригадирства сняли, досталось и профсоюзному начальнику, который всячески поднимал на щит бригаду Лорина, создавая для ее работы тепличные условия.
Антошка понял, что Лорин считает себя несправедливо обиженным.
— Плевал я на их завод и на коммунистический труд, — горячился Лорин. — Они еще пожалеют, что так со мной поступили…
Антошку передернуло. Как же так получается: еще вчера лучший бригадир огромной стройки сегодня плюет на сотни тех, кто трудится на возведении доменного и конвертерного цехов, прокатных станов, — на своих товарищей…
Отец частенько говорит, что передовой рабочий человек — это не только тот, кто умеет только хорошо трудиться. Передовой рабочий — это еще и человек, который дорожит своим делом, гордится им. И Антошка, уже приобщившийся к жизни стройки, понимал, что Лорин никогда не был настоящим рабочим. Лорин всегда старался найти место полегче, урвать для себя побольше, получить щи понаваристей… «Гребет под себя», — так о таких людях говорил отец.
— Неправдишный вы человек, дядя Лорин, — тихо сказал Антошка. — Хорошо, что Яшка на вас не похож…
Лорин пьяно мотнул головой и ухмыльнулся:
— До чего дожили — яйца курицу учат…
— Не учу я, — сказал Антошка. — Я говорю как есть…
— Осмелели щенки, — вздохнул Лорин. — Драть вас надо, как сидоровых коз…
Яшка вышел из комнаты со свертком в руках:
— Я кое-какое белье взял, папа…
Лорин попытался встать из-за стола, но его качнуло.
