— Я хотел произвести на тебе впечатление, — говорю я.
— Если ты хочешь прекратить наши отношения, то лучше сделать это сейчас, — говорит она, и нос у нее белеет.
Я обнимаю ее, и она в ответ крепко обнимает меня. Наш поцелуй заставляет звезды небесные танцевать вальсы, танго и старинные народные танцы. Пока не закипает вода. Я опускаю в воду лучшие в мире сосиски, и мы говорим, говорим и освобождаемся от всякой дряни, что потихоньку в нас тлела. Мы говорим о нас самих, о том, что любим друг друга и что Солнце — крутой бог, и я рассказываю ей о ПЛАНЕ, и что он выглядит очень привлекательным, и что мир улыбается, и что Каролина может пойти и повеситься, и что этот вечер, этот вечер и amore…
— Теперь все будет хорошо, — говорит Клаудия и, когда трапеза закончена, ложится на мою руку. Эти слова кажутся мне самыми прекрасными во всем этом рассказе (и я повторяю их еще раз: теперь все будет хорошо.) И мы заканчиваем ими эту ночь. Мы спим там, на крыше, и ни одна птица не смеет нас разбудить.
— Теперь все будет хорошо. (Говорим мы в третий раз так, что даже самые тупые запомнят это навсегда.)
— За небольшое вознаграждение я буду держать рот на замке, — улыбнулся я Сёс, которая запыхавшись влетела домой полчаса тому назад. Клаудия ушла пару часов назад. Ее родители пришли бы в ярость, если бы она не вернулась домой в назначенное время. Матушка Клаудии наверняка ненавидит меня. А батюшка обещал приз тому, кто разобьет мне коленные чашечки. Но это все пустяки. Сейчас никто не мог испортить мне настроение.
Я совсем расплылся в улыбке, когда увидел, что Сёс вообще еще не было дома. Это могло означать только одно. Мой ПЛАН удался.
Мне не понадобилось даже спрашивать ее, когда она вернется. Сёс была мягкая, как масло. Она забежала, только чтобы переодеться и захватить кое-какие туалетные принадлежности.
— Ни слова родителям! — предупреждает она, когда я предлагаю ей держать рот на замке за небольшое вознаграждение.
— Помни, что я все знаю про твою работу, — сухо бросает она.
— Опаньки! — отвечаю я. Но это означает, что наши положения равны. То есть то, что Сёс знает обо мне, не много больше того, что я знаю о ней. Но тут уж ничего не поделаешь.
Сёс убегает, а я сижу и думаю о жизни, которая не перестает выкидывать коленца. Кто бы мог предвидеть нынешние события всего неделю-другую назад? А проблемы? Не помню ни одной, кроме того, что я не умею жарить бифштексы. Правда, сейчас я забыл даже то, что вообще числилось в моем списке. Хотя, между прочим, помню, конечно, о Сёс и своем долге. Но с нею я сумею как-нибудь договориться.
Другое дело бифштексы. Неожиданно они оказались самыми главными во всей этой истории. Не знаю, как считаете вы, Братья & Сестры, но иногда бывает, что постороннему трудно понять, почему некоторые вещи играют весьма существенную роль. Для них это просто дурь. Так было и с этим глупым Дональдом Да-ком. Моя история тоже вполне годится для комикса. Вот, например:
КАДР 1. Адам Дак сидит на кухне и проклинает мир, жизнь и вообще все на свете. Он боится, что если не сможет как следует поджарить бифштекс, его возлюбленная Клаудия Долли Дак перестанет его любить. Она сразу поймет, что он недотепа. Над головой Адама Дака висит облачко, на котором изображена медлительная черепаха.
КАДР 2. Адам квакает про себя: если я останусь черепахой, все пропало. Черепахи не умеют жарить бифштексы. Не говоря уже о том, чтобы ставить на плиту сковородку или зажигать конфорку. Короче, если вы когда-нибудь видели черепашьи ласты, то сразу меня поймете.
КАДРЫ 3-4-5-6. Адам Дак вразвалку входит в ближайший мясной магазин и покупает бифштексы на все оставшиеся у него деньги. Потом грустно смотрит в кошелек. Он почти банкрот. Из кошелька вылетает быстрокрылая моль. Но Дак утешает себя тем, что дело того стоит. Возвращаясь домой, он квакающим голосом поет Клаудии любовную песенку. Люди с удивлением смотрят на него. Однако Адама это не смущает. Он решает сдать наконец экзамен на жарку бифштексов. На одной картинке мы видим крупным планом довольную улыбку Адама, а потом — как он показывает самому себе большой палец перед зеркалом у себя дома.
КАДРЫ 7-8-9. Адам повязывает передник, достает сковородку, маргарин, разворачивает мясо, соль & перец, изучает старинную засаленную поваренную книгу и загибает уголок страницы. Он в растерянности. Поэтому позволяет себе передышку. Подходит к музыкальному центру и включает все подряд. Классические макси-синглы «Мяса». Слушает «Электричество», «Примитив» и «Я хочу, как Христос…».
Я хочу, как Христос,
Ходить в белых одеждах.
С нимбом вокруг головы,
Чтобы все видели, кто я.
Я хочу, как Элвис,
Зашибать кучу бабок.
Чтобы все парни оборачивались,
Когда я еду по городу.
И так далее.
КАДР 10. Нервное напряжение спадает. Адам возвращается на кухню. Он весь в поту от бешеной десятиминутной пляски. Пот ручьем бежит по лбу, по щекам и по шее. Он раздевается до пояса, чтобы немного охладиться.
КАДРЫ 11–12. Крупным планом мы видим морщинки на лбу Адама и его пальцы, которые кладут кусок мяса на сковородку, мясо шипит, Адам очень сосредоточен.
КАДРЫ 13-14-15. Наверху на картинке написано: «Спустя полчаса». Адам плачет. То есть он плачет так, как плачут герои комиксов. Из каждого глаза у него брызжет по струе воды. И если бы у него вместо коротких волос были перья, его череп был бы почти голый, потому что он в отчаянии их повырывал. Он стоит, наклонившись над блюдом с бифштексами. И когда художник показывает нам блюдо в деталях, мы видим, что каждый кусочек мяса бесповоротно испорчен. Одни бифштексы еще слишком сырые и как будто дергаются. Другие — слишком пережарены и выглядят так, словно их передержали в духовке. Адам наплакал три полных ведра и выдернул из головы остатки перьев (волос).
КАДРЫ 16–17. Приходит Клаудия Долли Дак. Видит испорченные кусочки мяса, убегает, покупает новые и говорит, что все очень просто.
КАДР 18. Ничего не просто, говорит Адам Дак и смотрит, как Клаудия поджаривает два великолепных бифштекса, как будто никогда в жизни ничем другим и не занималась.
КАДР 19. Смотри! — говорит она и перекладывает мясо на тарелки. — Это проще простого!
КАДРЫ 20-21-22-23. Твоя правда, говорит Адам и еще некоторое время продолжает плакать. Бифштексы получились отменные. В этом нет никакого сомнения. Кому-то все дается легко, думает Адам и немного упирается, когда Клаудия хочет его утешить. Но Клаудия утешает его так, что он поддается искушению еще немного побыть Дональдом Даком. В конце концов он спрашивает, в чем тайна этих великолепных бифштексов. И она пытается объяснить ему, что это так легко, так легко… И так далее. И так далее.
КАДР 24. Это было очень обидно. Я думал, Солнце, что ты мой друг, говорит Адам Дак про себя. Ему хочется выйти на балкон и швырнуть вниз свои бифштексы. Но мысль о том, что он может угодить кому-нибудь в голову, удерживает его. А вдруг Министерство обороны заинтересуется и купит несколько штук как новый вид снарядов для пушек? Адам не хочет никого убивать.
КОНЕЦ
Именно в таких случаях — когда ты в очередной раз пытаешься поджарить хороший бифштекс и снова чувствуешь запах гари — ты ощущаешь себя героем комикса.
Остаток вечера — тайна и не имеет ничего общего с комиксами. Я говорю это только для того, чтобы самые любопытные особенно попереживали, так и не узнав, что было дальше. Позвольте только сказать, что это не имело никакого отношения ни к еде, ни к питью, и что это нечто особенное и прекрасное.
Понедельник — день важных вопросов. Но понятно, что у всех людей вопросы разные. Для мамы главное — понять, что происходит с ее семейством. Они с папашей рано вернулись домой, потому что у папаши на сегодня назначена генеральная репетиция. И мама вскоре замечает, что все заняты чем-то, чего она не понимает.
— А ты поменьше читай о покойниках и побольше заботься о нас, пока мы еще живы, — говорю я.
— Только от детей и пьяных можно услышать правду, — сухо замечает мама.
— Я не пьяный, — возмущаюсь я.
— Я не это имела в виду, — говорит мама.
— Большое спасибо, мамочка, — говорю я и встаю.
— Эй, погоди! Что, собственно, происходит? — кричит она мне вслед.
— Важные вопросы, — загадочно отвечаю я. И оставляю маму наедине с ее вопросами. Она и сама выглядит как большой вопросительный знак.
Что касается папаши, с ним и так все ясно. Последние сомнения исчезают, когда он с воем вываливается из ванной:
— Я этого не выдержу! — воет он.
