— Но ведь вмешательство извне может изменить цикл витков?
— Может, но лишь ненадолго, так, чтобы получить из этого какую-то выгоду, не более. Потом все, кто извне, покинут эту землю и уберутся восвояси, а местные продолжат хождение по кругу.
— Нет, вы сказали, по спирали. Это разные вещи. Спираль ведет вверх.
— Ну да. Хочется все же надеяться, что они хоть чуточку замечают, что происходит в мире, и берут хоть немного из достижений прогресса. Хотя опять-таки как они это используют…
Мишель вздохнула.
— Это бесконечная тема. Я вижу в вас молодой задор и романтические порывы спасти мир. Это читается в ваших глазах. Да я и слышала о вас немало.
— Обо мне?
— Да, да. Здесь слухи разносятся очень быстро. Тем более вы работаете в зоне, немало интересующей меня. Так вот что я хотела сказать, Ольга, — вы никогда не поймете меня, пока не проживете с мое с африканцами бок о бок. Вы все еще витаете в облаках. Мне будет вас очень жаль, когда вам придется спуститься на землю. Разочарование порой бывает слишком жестоким и внезапным.
— Надеюсь этого избежать.
Мишель пожала плечами. Уж ей-то лучше знать, чем заканчиваются романтические мечты белых девушек о спасении всех голодающих Африки. Пусть поиграет еще в эти игры. Пока не споткнется о мешок риса, поданный тем же голодающим.
После обильного ужина из свежайшего белого тунца на гриле и кальмаров в лимонном соке Мишель предложила им остаться, но Родионов твердо был намерен возвращаться. На обратном пути их вез уже другой водитель. Ольга и Денис сидели на заднем сиденье, плотно закрыв окна от песчаных туч.
— Я ничего не поняла, — резким тоном произнесла Ольга. — Ты выставил меня полной идиоткой. О чем шла речь?
— Если бы я рассказал тебе заранее, ты стала бы кричать о мировой несправедливости, чего доброго. А мне требовалось, чтобы ты только слушала и запоминала.
— Послушала. Запомнила. Теперь изволь объяснить.
— Конечно, объясню. Затем я тебя и взял.
Она повернулась к нему, прищурилась, ожидая подвоха.
— Ты слышала, что в прибрежных водах Гамбии огромные, просто огромные залежи нефти? Причем как в глубоководных районах, так и в мелководных.
— Слышала. При чем тут это?
— Ну давай, пораскинь немного мозгами, Панова. Это же просто, как дважды два. Я вообще удивлен, что ты до сих пор не сложила все части завязки.
— Вот такая я тупая, — с раздражением ответила она. — Поясни дурочке.
Родионов усмехнулся, явно не поверив в искренность самокритики собеседницы.
— Гамбийское правительство затормозило поисковые работы. Лет десять работы велись канадцами, и как только забрезжил успех, гамбийцы резко возмутились, что им пообещали всего пять процентов от добычи. И остановили все поиски. Но сведения-то уже есть предварительные! И информация ошеломительная! Теперь тот, кто сумеет убедить гамбийское правительство дать им лицензию на продолжение поисков и добычу нефти, сорвет огромный куш. Потому что, даже отдав гамбийцам намного больше пяти процентов, прибыль все равно будет огромная.
— А зачем это России? У нас и самих нефти куры не клюют.
— А зачем тратить свою, если можно тратить чужую? Политика всех умных стран. Штаты вон почти всю свою добычу заморозили, качают у других, пока дают.
— То есть ты здесь потому, что хочешь получить лицензию для России?
— Ну, — вздохнул Родионов, — я слишком мелкая сошка. Этим занимаются другие волки, помощнее моей скромной персоны. За лицензию идет битва на всех фронтах, видимых и невидимых. Там тебе и Канада, и ЮАР, и Франция, и много кто еще. Теперь понимаешь?
Теперь действительно все стало ясно. Ольга наконец-то смогла сложить воедино кусочки общей мозаичной картины. Одним выгодна стабильность на границах Касаманса и Гамбии, ведь именно здесь проходит береговая линия с залежами нефти. Те, кто имеет больше шансов получить лицензию у Гамбии, стремятся всеми силами поддержать стабильность приграничных районов и поддержать зависимость Касаманса от Сенегала. Те же, кто имеет больше влияния в Сенегале, больше заинтересованы в ослаблении Гамбии, в том, чтобы приграничные районы отошли Сенегалу, что теоретически все еще было возможно, при условии хорошо организованного конфликта. Проект ФПРСА, конечно, делал доброе дело, но при этом результаты его деятельности и информация, получаемая из первых рук, использовались для более масштабных целей.
— Я, честно говоря, всегда думала, что ты работаешь на…
— Тс-с, — прижал он к ее губам палец. — Какая разница, на кого я работаю. Главное, мы делаем свое дело, и делаем пока успешно. Только сейчас, как ты убедилась, я сумел добиться от Мишель, которая является человеком французской стороны, заверения, что они вошли в сговор с Канадой, которая пока еще заинтересована в мирной Гамбии. Слишком много средств они уже вложили в эти исследования.
— Но тогда…
— Тогда мы сможем играть на этом рынке более спокойно. Вести разговор с двумя сторонами легче, чем с тремя. Хотя остается еще ЮАР, но все равно уже легче. И потом, все понимают, что конфликт может откинуть страну на десять лет назад, и тогда поисковые работы и нефть вообще никому не светят. Проиграют все. Африканцы — это порох в бочке. Чуть перегреешь — и взорвется к чертям. Разнесет на части все вокруг без разбора.
В Маракунде все было как обычно. Но Ольга теперь смотрела на все другими глазами. И, вопреки ожиданиям Родионова, информация о втором дне проекта не вызвала у нее никакой бури протеста. Наоборот, прояснение картины как-то успокоило ее. Она подспудно ожидала худшего, а так выходило, что она всего лишь принимала участие в игре, направленной на урегулирование конфликта. Конечно, меркантильны и далеки от гуманитарных целей деньги, нефть, прибыль и богатство отдельных компаний, но все же — мир и потенциальное богатство Гамбии стояли в одном с ними ряду. Не так уж и плохо. Лучше, чем поддержка переворотов, продажа оружия и нелегальная торговля, процветающая в Африке при поддержке сильных мира сего.
В этот вечер им с Родионовым не удалось поговорить, уставшие от поездки, они быстро уснули. Но Ольге показалось, что ее так долго и тщательно культивируемая злость на него дала трещину. Совершенно необъяснимую, но явственно ощутимую.
На следующий день Родионов уехал в Банжул один. Не посвящая Панову, куда и зачем. Вернулся к вечеру, когда Ольга уже собиралась ужинать в одиночестве. Распахнул дверь и с сияющим лицом выложил на стол пару бутылок «Риохи», несколько видов сыра, оливки и прочие деликатесы, невиданные для Маракунды.
Она смотрела в его блестящие глаза и изо всех си сжимала губы, чтобы не расплакаться.
— С днем рождения, мадам Панова!
Даже она почти забыла о своем дне рождения. Три дня не было связи с Интернетом, с цивилизацией, и она забыла. И только в этот день утром, получив наконец-то доступ к сети, она обнаружила поздравления от родителей, Димыча и нескольких подруг. Даже Светка из «Здорового поколения» поздравила. В Маракунде она об этом никому не сказала. Даже Ларе. Было неловко напрашиваться на поздравления, тем более здесь отмечать дни рождения было не принято.
— Спасибо. Как ты узнал…
— Работа такая, все знать и помнить. Ну что, отметим? Лара тоже подойдет.
— Ты и ей сказал?
— Ты против?
— Нет. Ты думаешь, ей интересен мой день рождения?
— Не знаю. Сказала, что придет. А пока — с днем рождения, красавица.
Он стремительно нагнулся и быстро поцеловал ее в губы. Она даже отпрянуть не успела. Ошеломленно посмотрела на него, поднесла ладонь к губам. А он как ни в чем не бывало принялся откупоривать бутылку с вином.
Лара пришла через полчаса. Сначала в дверном проеме появился букет из веточек бугенвиллеи, а вслед за ним — Лара.
— Не помешала?
— Заходи, Лара, — улыбнулась смущенно Ольга. — Смотри, какое у нас пиршество.
— А почему не сказала? Я могла бы пропустить такое важное событие. Принимай поздравления!
Родионов принялся расхваливать любимую «Риоху». На каких складах Банжула он отыскал это вино? Или привез с собой? Невероятно. И ведь помнил, знал с самого начала, но ничем не проявил себя, не испортил сюрприза.
— Сколько же тебе стукнуло? — спросила Лара.
— Двадцать девять. Почти тридцать. Приближаюсь к половине жизни.
— Ты же не в Руанде живешь, чтобы в тридцать лет праздновать половину жизни. Бог ты мой, да ты девочка еще, можно сказать! — засмеялась Лара, поднимая бокал вина, привезенный Родионовым.
— Да, да, девочка, подросток. Впору напиться с горя. Скоро мне стукнет тридцать, а потом, не успеешь оглянуться, и все сорок. Это приводит меня в ужас. Жизнь, можно сказать, проходит, а я даже не замечаю. Уже недолго до кризиса среднего возраста.
