Я отрываюсь от ноутбука.
— Как? Опять? Ты же месяц, как новый телефон своей красавице купила!
— Лена, — очень отчётливо говорит Медведь. — Ты. Меня. Спрашиваешь?
— А кого? Кого мне спрашивать? Мой балбес опять без ключей. Ест он их, что ли?
— А что, у тебя самой так же было?
— Можно подумать, у тебя так не было.
— Нет, — строго говорит Медведь. — Нет, не было. Я вообще не понимаю, как такое может быть.
— Ну, чёрт возьми, — я отодвигаю компьютер. — Чего тут не понимать-то! Вот представь: ты о важном думаешь, а к тебе пристают всё время. У тебя, может быть, мысли об Австралии. О том, что ты вырастешь и туда жить уедешь. С коалами. Ты, может быть, как бы научиться понимать язык зверей, думаешь. А к тебе с ключами какими-то. С контрольными. С ерундой какой-то! «Человек купил четыре стула по шесть рублей, два стола за двенадцать рублей и диван за шестьдесят рублей, двадцать четыре копейки. Сколько денег он потратил?»
— Сто восемь рублей, двадцать четыре копейки.
— Ха.
— Чего?
— Того. Кто этот тип, которому нужно столько мебели? Куда он её покупает? Себе? Своей бабушке? А какая у него бабушка? Куда она эти два дивана поставит?
— Какая ещё бабушка! Обыкновенный завхоз. Для школы мебель покупает!
— Почему вдруг завхоз?
— Потому что куда бабушке два стола?
— Так, может, у неё квартира новая!
Медведь долго смотрит на меня.
— Да, — говорю. — Это хорошо. Это тема. «Мечтатель». Монолог школьника. Вот школьник сам всё это и расскажет.
Потом я ещё минутку барабаню карандашом по столу, и продолжаю:
— Знаешь, что я думаю? Нам нужен штатный школьник. Пусть он все такие штуки и рассказывает.
— А звать его будут… — начинает моя коллега.
— Как-нибудь обыкновенно. Скажем, Петя. Петя Осликов. Петечка — для мамы. Осликов Пётр — для учительницы.
— С чего это именно Осликов?
— С того, что это зашифрованное послание. Детям.
— Да. Оно расшифровывается так: «Вы все балбесы!» А ведь это обидно, дорогая редакция.
— Обидно? — удивляюсь я. — Кто сейчас мне на горькую родительскую долю жаловался?
— Я. А что?
— А то, — я встаю и нависаю над Медведем, испуганно хлопающим глазами. — Это будут рассказы балбеса. С одной стороны, над ним будут смеяться, с другой — другие маленькие балбесы начнут видеть, что именно у них в голове творится. А с третьей стороны, с третьей, дорогая редакция, если родителям будет смешно это читать, и они поймут, откуда что берётся, они, может быть, не будут есть своих детей поедом. Как некоторые тут.
Мы смотрим друг на друга.
— Это ты на кого намекаешь? — интересуется Ольга Владимировна. — Это кто говорит? Мать, которая измучила своё дитя придирками? Да он боится тебя до смерти!
— Твоя тебя тоже боится! Кстати, а ведь и это тема: Страшная мама. Руководство пользователя.
— Да, это тема, — подумав, кивает Медведь. — Но, ты знаешь, я с тобой не согласна.
— По поводу?
— По поводу маленьких балбесов. Я, видишь ли, надеюсь, что монологи нашего мальчика проймут не только маленьких, но и больших балбесов тоже. Так что ты уж постарайся, дорогая редакция, ладно?
Я киваю, а сама думаю, чего тут стараться? Смотрю на часы, убеждаюсь, что Саша уже пришёл из школы, и решительно достаю телефон.
— Так-так, — говорю. — Уроки делаешь? Кровать убрал? Ах, нет? Ну, и в чём дело?
Трубка долго оправдывается. Я долго записываю.
— Алло? — я хватаю трубку. — Да, это редакция. Здравствуйте. Неряшливый мальчик? Хорошо, напишем. Что? Спасибо, стараемся. Да, спасибо. Очень приятно. Конечно. Обязательно. Всего доброго.
За два часа таких «Алло» произносится штук пять.
— Алло, редакция. Да, добрый день. Кто должен выбирать профессию? Э… да-да, слушаю. Гм.
В трубке долго говорят. Я молчу. Медведь отрывается от компьютера и говорит:
— Скажи, в четверг у нас круглый стол по теме «Кто должен выбирать профессии». Пусть приходит.
— А что, — я прикрываю трубку рукой, — у нас на «Круглом столе» действительно эта тема?
— Теперь — да. Тендер сказать не забудь. И в школе объяви. Нам нужны разные гости.
И не успеваю я ответить, как телефон звонит снова.
— Алло! Да, редакция. Бьют? В классе бьют? И вещи отбирают? Э. Ну, не плачьте. Мы напишем материал. Специальный, срочный. Держитесь.
— Хмы, — усмехается Медведь, когда я кладу трубку. — Ну, и меня в школе колотили.
— Ну, и меня тоже, — говорю.
— И что? — спрашивает Медведь.
— Что-что. А то ты не знаешь, что. Колотят того, кто боится. Кто не боится — тех не трогают. Вот это и надо написать.
— Неправильно.
— Почему?
— Потому что сейчас ты побежишь к психологу и спросишь, во сколько ей будет удобно дать тебе интервью.
— Но это чепуха! — вскакиваю я. — Ты что, психологов не знаешь? Она же начнёт советовать всякие благоглупости. Сменить школу. Посетить психотерапевта. Поговорить с преподавателем. А мы же с тобой обе знаем, как всё бывает на самом деле!
— Да, — спокойно говорит Медведь. — Знаем.
— Мы-то ведь знаем, что даже самый лучший учитель не поможет, если у человека на лбу написано, что он всех боится!
— Ну, не поможет.
— Я уже не говорю про школьного психолога. Слов-то будет много. Все умные. Грамотные. Вот только толку от их — никакого!
— Предположим.
Тут я свирепею окончательно. Я очень хорошо всё помню. ВСЁ.
— Тебе не хуже моего известно, что всё очень просто, — говорю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать. — Проще некуда. Не надо тут ни психолога, ни терапии. И бояться нечего. Ни один гад, которому вздумалось со скуки попрессовать беззащитного человека, не ждёт отпора!
— Ну, известно, — не меняя тона, говорит Медведь.
— Один раз дать сдачи — и…
— Коллега, — Медведь встаёт из-за компьютера и берёт две чашки, — мы, конечно, хулиганы. Это наша работа. Но ты не можешь писать статью о том, как отлупила портфелем того тупого амбала из седьмого, который третировал тебя, когда ты сама была во втором!
— Почему это не могу? Это очень смешная история. Просто он так меня измучил, что однажды я не испугалась, а разозлилась. И вот…
— Я знаю эту историю. Горшочек, не вари!
Но не тут-то было.
— Ужасно было весело, — продлжает варить горшочек, — когда на наш классный час притащилась его мама и опозорила своего сына на всю школу, сообщив, что его избила маленькая девочка.
— Стоять, — останавливает меня Медведь. — Молчать. Слушать. Так вот, ты не поверишь, но не все такие, как ты. Не все могут решиться…
— А надо, чтобы могли! — я шваркаю блокнотом о стол. — Иначе человек всю жизнь будет бегать от своих проблем вместо того, чтобы их решать! А они его, как тебе тоже хорошо известно, догонят!
— Тише, ты, Воин Света. Тише. Не спорю. Надо. Поэтому нужно, чтобы из слов психолога вытекало примерно вот что: есть способы уйти от проблемы. Они такие и этакие. Но лучше всего будет, если… и далее по тексту. Так что ты беги к Наталье Николаевне, раз уж вскочила, и проси аудиенции.
С этими словами Медведь отправляется с чашками к кофейной машине.
— Должны мы выглядеть прилично, — доносится издалека её голос, — или нет?
Пока она ходит наливать нам кофе, опять звонит телефон. В электронную почту сыплются тексты, которые присылают на адрес Центра. Госпожа Тендер пересылает их нам, пересылает, и, кажется, никак не может перестать. И мало того, что тексты приходят — их все нужно редактировать.
А мне, чёрт возьми, ещё и свои материалы писать надо.
Возвращается Медведь. Она только немного приоткрывает дверь — а от воплей детей в коридоре у меня встают дыбом волосы.
— Закрой, — говорю, — скорее. Эти дети меня с ума сведут.
— Но они читают твои статьи. У них там дискуссия. Гордись, коллега!
Но я не горжусь, а раздражаюсь.
— Это громкая дискуссия. Она мне работать мешает. Закрой дверь и давай гордиться в нормальной обстановке.
Но гордиться у нас не получается. Потому что нет времени. Есть гора материалов, с которыми надо работать и разрывающийся телефон. Хуже того, мы запутываемся. Мы не понимаем уже, кто, кому и что переслал, чего не слал, и какую версию редактуры следует считать окончательной.
Тут дверь открывается и входит госпожа Тендер. А с ней какая-то старуш… тё… пожилая женщина.
— Здравствуйте, дорогая редакция, — говорит наш издатель. — Я привела вам редактора. Прошу любить и жаловать.
Плыви, плыви, спина спасибо скажет!
Редактору Татьяне (она же корректор) не так много лет — около пятидесяти. Она выглядит, как передовик труда из советских фильмов про производство. Татьяна не любит детей, если они уже вышли из младенческого возраста, терпеть не может собак и правит всё стилистически неправильное. Она упорно называет наш журнал семейным и как раз пишет материал про мезотерапию.
