На последнюю ступень Синцов не поднялся. Не решился.
Там, на чердаке, была какая-то тайна, и Синцов подумал, что не каждую тайну стоит раскрывать. У Грошева тайна. А еще Грошев ищет жетон архангела Михаила, способный выполнить любое желание. Золотую рыбку ищет, владычицей морскою стать хочет. То есть владыкой, конечно. И сам всем володети.
Синцов зевнул. Он шагал домой, иногда поглядывая вверх, туда, где в небе беззаботно кружились прозрачные души кошек.
Глава 13. Рубль с широким кантом
– Старый город стоял как раз там, – Грошев указал за реку. – Он сгорел в одну ночь. Пожар начался, где сейчас два тополя, сполз вниз и съел город почти за несколько часов, археологи это узнали. Почти никто не остался в живых, угар сползал по гриве, и все они уснули в своих домах и умерли во сне. Когда решили отстроить город снова, его перенесли с гривы на другой берег и на семь верст вверх по течению. А там…
Он указал пальцем.
– Там даже Лобанов никогда не искал. Можно за собой притащить…
Синцов поглядел на противоположный берег. Берег был крутой и действительно походил на гриву, косогор как выгнутая конская шея.
– В каком смысле? – не понял Синцов.
– В таком. В семьдесят втором сюда, – Грошев кивнул на высокий берег, – приехала экспедиция, ярославские археологи, профессор среди них, хотели старое городище поднять. Ну как поднять, там целый город ведь стоял, работы лет на тридцать, как Помпеи почти. Хотели только границы разметить, ну и покопать решили немного. Вскрыли слой, добрались до культурного, а там только пепел да зола. Да кости везде. Кости и только кости, не город, а могильник. Сначала вроде ничего, обрадовались, а потом – как мухи. Друг за другом перемерли.
– Говорят, на таких местах грибок какой-то живет, – сказал Синцов. – Вызывает скоротечную пневмонию. – Вот и все объяснение. Антибиотики не успевают подействовать.
– Может быть, – согласился Грошев. – Может, и грибок. Просто сюда даже на рыбалку никто не ездит.
– А мы зачем сюда пришли? Искать что будем?
– Да нет, просто… Не знаю. Странное настроение.
– Да?
– А ты ничего? Ничего не снилось? Что вечером делал?
Синцов вдруг подумал, что Грошев знает. Знает, что он к нему заходил вчера вечером.
– Да ничего, – ответил Синцов. – Дома сидел вчера, спать хотелось. Но не приснилось ничего вроде.
– Завидую, – сказал Грошев. – А мне лестницы снились, надоело даже. Настроение какое-то… дурацкое. Неколлекционное.
– Ну да, – согласился Синцов. – Вся эта история с Царяпкиной…
– Царяпкина… – Грошев потер лоб. – С Царяпкиной у нас длинная история, это точно… Так часто случается – сначала люди дружат, потом… Потом ненавидят. То есть я ее не ненавижу совсем, а она меня – да.
– Почему?
– Думает, что я ее предал.
Сказал Грошев и тут же заверил:
– Но я ее не предавал, ты не подумай! Не предавал никогда! Просто у нас случились разногласия…
Грошев помолчал, затем продолжил:
– Царяпкина предпочла летать в облаках, а я уже тогда понял, что надо о жизни думать, о будущем думать. За это она меня, кстати, и ненавидит – за то, что я взялся за ум, а она в инфантилизме погрязла. В дятловщине своей беспробудной. А кому это надо?
Грошев обратился ко мне.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Может, и надо. Ты же сам говорил, что такие, как Царяпкина, тоже нужны.
– Да, наверное, – согласился Грошев. – Нужны. Но она ведь не хочет ничего понимать! Я из-за нее уже попадал в ситуации, а теперь она совсем сорвалась. Бульдозеры жечь собирается! А дальше что? Мост взорвет? Тепловоз захватит?!
Ну да, подумал Синцов, Царяпкина разбушевалась.
– Я ее в дурдом законопачу, – сказал вдруг Грошев. – В Никольское. Там главврач колокольчики коровьи собирает, а у меня как раз есть парочка.
Грошев невесело посмеялся.
– Ладно, проехали, – махнул рукой Грошев. – Всякое бывает. Но настроение, конечно, сбилось… А когда такое настроение, дома киснуть не хочется.
С этим Синцов был вполне согласен, и дома ему тоже сидеть не хотелось, но и в таком неприятном месте находиться… Лучше бы они по городу погуляли.
– Пойдем, – сказал Грошев. – Тут недалеко, еще покажу кое-что.
Они отвернули от пляжа и углубились в ивняк, пробирались долго и как через джунгли – ивы разрослись густо, одна на другой. Сначала под ногами скрипел песок, потом поднялись выше и пробирались уже по настоящей земле, пока не уткнулись в резкий подъем. Грошев остановился.
– И что тут? – осторожно спросил Синцов.
После вчерашних приключений Синцов ожидал. Чего-то необычного. Что копать будут.
– Про Пугачева слыхал? Емельян который?
– Слыхал, конечно.
– Когда восстание пошло на убыль, отдельные отряды ударились врассыпную. По Сунже поднялись две барки с пугачевцами. Предполагается, что они везли некоторую часть из награбленного на Волге. Одна барка села на мель и затонула, другая поднялась до Гривска.
– И что?
– Здесь случился бой, – сказал Грошев. – Именно на этой излучине все и произошло. Там…
Грошев показал на поросший ивами подъем.
– Там был берег, и там расположились солдаты, примерно рота гренадеров, выписанных из самого Петербурга. Они прятались за кустами и в траве. А барка с пугачевцами плыла примерно здесь, где сейчас мы стоим. Когда они поравнялись, гренадеры дали залп. Думаю, большинство бунтовщиков погибло сразу.
Грошев поглядел под ноги, и Синцов поглядел. Кочки. Коряги. Кусты.
– Думаю, большинство погибли сразу, – повторил он. – Те, кто остался жив, прыгнули в воду и добрались до берега.
Грошев указал на подъем.
– Здесь они схватились с солдатами, в этом самом месте. Представляешь?
– Откуда ты-то знаешь? – спросил Синцов. – В музее посмотрел? На старых картах?
Грошев отмахнулся.
– Наши краеведы не знают ничего дальше девятнадцатого века, – сказал он. – Они ленивы, не любознательны и никогда не выходят в поле, сидят в архивах в лучшем случае, пыль глотают. А старые карты тоже врут, они неточны. Сунжа слишком извилиста, она меняет русло примерно раз в сто лет, это хорошо видно весной, в разлив, когда воды много. Если у наших краеведов была бы хоть капля мозга, они поглядели хотя бы на спутниковые снимки – прежнее русло прослеживается по расположению стариц… Но им это неинтересно.
– А почему ты им не расскажешь? – поинтересовался Синцов. – Или сам… Написал бы статью в журнал…
Грошев усмехнулся.
– Если я напишу статью, тут через день от копарей не проплюнуть будет, – сказал он. – Прозвонят и реку и лес, и берег и дно, все гвозди поднимут. Зачем мне это надо?
– Логично.
– Про это место знаю только я, – сказал Грошев. – Ну, ты теперь еще…
– Не боишься? – перебил Синцов.
– Кое-что покажу тебе, – не ответил Грошев. – Интересная штука, такую вещь не каждый день увидишь. Нашел здесь. Весной вода берег подмыла, я и нашел.
Он сунул руку в жилетку и достал мешочек, а из мешочка в свою очередь пулю. Синцов подумал, что пуля похожа на маленькое ядро. Грошев кинул пулю Синцову, Синцов поймал. На самом деле как ядро.
– Переверни.
Синцов перевернул пулю. На другой стороне был вырезан знак, его затянуло ржавчиной, но до сих пор он был вполне различим. Крест.
– Зачем крест? – не понял Синцов.
– Против нечистой силы, – ответил Грошев.
– То есть?
– Многие считали, что Пугачев – колдун, а все его бойцы неуязвимы в схватке потому, что продали душу нечистому. В это верили даже офицеры. Поэтому они вырезали на чугунных пулях крест, а на свинцовых пулях сразу отливали молитвы. На этой пуле сорок сороков анафем, если верить легендам. Только такие пули могли их успокоить совсем.
– А обычные?
– Обычные пули на них почти не действовали. То есть с ног сбивали, но пугачевцы тут же вскакивали и снова бросались в бой. А после пули с крестом они уже не поднимались, так и валились.
Синцов подкинул пулю. Тяжелая, граммов сорок, наверное, пальцы оттягивает. Синцов подумал, что если бы такая пуля попала кому в лоб, то вряд ли у него возникло желание подняться. И безо всякого креста.
– Этой пулей можно убить хоть Сатану, – сказал Грошев. – Кого хочешь. Она всегда попадает в цель.
Синцов вернул пулю, Грошев спрятал ее обратно. Псих. А пуля интересная.
– Дурацкое все-таки настроение, – сказал Грошев. – Не пойму… Словно что-то случиться должно… Плохо.
– А барка? – Синцов покачал головой. – Если… Если барка затонула все-таки здесь? Ты ее не искал?
– Вполне могла затонуть, – согласился Грошев. – Так что если ты имеешь в виду пугачевский клад… Да, какая-то часть вполне может и здесь лежать. Но теперь это глубоко. Очень глубоко.
– Интересно… А зачем ты мне все это рассказываешь?
– Забавно, да? – Грошев подкинул пулю. – Чугун – грязный металл, а не ржавеет почти. А дамаск наоборот – ухаживать надо, как за кожей красавицы.
