Озеров держался в середине колонны. Он насвистывал какую-то песенку, потом предложил и народу что-нибудь спеть, для придания бодрости. И сам сразу затянул: «Как на Чёрный ерик, как на Чёрный ерик выгнали казаки…» — ну и так далее. Про десять тысяч лошадей. И все дружно и как-то бешено подхватили. Мне петь совсем не хотелось, но выпадать из строя нельзя было, я тоже затянул про братцев и лихого атамана.
Упырь подпевал. Любо, братцы, любо.
Через два часа похода Озеров объявил привал. Народ раскидался под соснами, мы с Упырём расположились под одинокой ёлкой. Озеров бодро бродил вокруг, пересчитывал контингент. Нас тоже пересчитал. На Упыре задержался чуть дольше, — возможно, узнал. Это даже лучше.
— Гонит Озеров. — Я сорвал еловый хвостик, стал жевать. — Гонит.
— Почему?
— Не хочет никого к провалам подпускать. В прошлом году туда хотели провести дорогу, но Озеров не разрешил. Почему? Потому что там на самом деле что-то есть. В провалах.
— И что там есть?
Я промолчал, пожал плечами.
— Я опять в Интернете смотрел, — сказал Упырь, — про провалы. Там ещё в девятнадцатом веке что-то странное происходило…
— А ты что думал, — я выплюнул зелёную жвачку, — наш город вообще необычное место. И всё время что-то происходит. Загадочное такое… Вот мы возле музея собирались сегодня. А в музее окно разбито — видал?
— Ну да, — кивнул Упырь, — видал. И в газете писали. Ограбление случилось…
— Ограбление! — плюнул я. — Да ты сам подумай — кто в нашем городе осмелится грабить Озерова? Никто. Дураков нет. К тому же грабить его любимый музей… Чревато для жизни. Кто мог украсть у Озерова, кроме самого Озерова?
— Так он что, сам у себя украл? — удивился Упырь.
— А почему бы и нет? Главное — создать дымовую завесу, чтобы всё непонятно было, чтобы вокруг суета, беготня. Экспедиция, кража из музея, никто не врубается… И между прочим, украдена была не фигня какая, не прялка антикварная. Ты знаешь, что спёрли?
— Ну, знаю. Чучело. Той собаки.
— «Той собаки…» — передразнил я. — Это не какая-то «та собака», это…
Я остановился, и мы отстали ещё немного.
— Это собака самого Секацкого, — шёпотом сказал я. — Только то никто не знает. Мне Катька проболталась, Озеров собаку в провале каком-то нашёл, она там замумифицированно лежала. Но это не просто собака Секацкого.
Я сделал уже совсем конспиративное лицо.
— У неё есть ошейник, — сказал я. — Но это не простой ошейник, это ошейник с картой. В нём тайник, а в тайнике карта. С точным местоположением метеорита. Вот мы сейчас идём в экспедицию — искать вроде как метеорит. А тем временем дружбаны Озерова собираются исследовать провалы! Всё подготовлено! Альпинистское снаряжение, акваланги, всё, что надо…
— Это ты точно знаешь? — насторожился Упырь.
— Нет, не точно, конечно, это же всё тайна. Но всё на это похоже. Всё сходится. Ты думаешь, что этот звонок про крупу и говядину — это просто звонок?
— Да…
— Не исключено, что это знак. Он так подал знак своим, что мы вышли. И что скоро можно будет выдвигаться в сторону провалов. А кража — это прикрытие, чтобы все думали, что это кто-то другой затеял…
По-моему, я гнал уже совсем. Даже сам запутался в этих хитросплетениях. Но Упырь ничего не заметил. Он думал о чём-то. Думал, хмурил бледный лоб, тёр его ладонью.
— Я, конечно, могу позвонить папе, — сказал он, — но он сейчас очень занят, они чего-то там восстанавливают…
Я почувствовал мороз. По шее, очень неприятно, будто мелкие иголочки. Нехороший такой мороз.
Озеров добыл откуда-то гитару и опять принялся петь, теперь только в музыкальном сопровождении. Снова про братцев казаков.
Я украдкой поглядел на Катьку. Она не пела, сохраняла серьёзность. И явно на меня дулась. Я стал изо всех сил не обращать на неё внимания, и она, конечно, не утерпела. Терпеливым вообще быть нелегко.
— Ну и как? — спросила злобно.
— Что как?
— Выбрал, куда поступать будешь?
— А, ты всё об этом… — спокойно улыбнулся я. — Да, выбрал.
— Это хорошо. Хорошо, когда человек знает, что хочет.
И, фыркнув, убежала. Я подмигнул Упырю. Упырь кивнул.
— Подъём! — засвистел Озеров. — Поспешим! Время не ждёт!
Все с лязгом поднялись, выстроились в колонну. Время не ждёт.
Следующие полчаса мы бодро шагали по лесной тропинке. Иногда Озеров свистел в свисток и устраивал что-нибудь. Например, орал:
— В ногу все на раз-два-три!
Мы начинали шагать в ногу, и с сосен осыпались шишки, иголки и кора. Это было смешно. Хорошо хоть клещи в наших местах не водились. В больших количествах.
Или загадки. Озеров знал целую кучу совершенно оригинальных загадок, я раньше таких даже не слышал. И большую часть этих загадок разгадал, конечно же, Упырь. Умненький попался. Такой умный, что даже рядом стоять было тяжело, я ни одну не разгадал. Ну, один раз я был на правильном пути.
Пару загадок Катька разгадала, весело. Левой-правой, левой-правой, топ-топ-топ.
— Подтянуться! — принялся звать Озеров. — Подтянуться! Почти пришли!
Тропа расширилась, стала похожа на дорогу и начала подниматься к узкоколейке. Народ заулюлюкал и побежал, мы с Упырём не спешили и подтянулись к узкоколейке последними.
— Дорога, — улыбнулся Упырь. — Узкоколейка…
Я бы не назвал это узкоколейкой. Это была скорее какая-то кривоколейка. Все рельсы были ломаные и какие-то вывернутые, чуть ли не в спирали закрученные. Но блестели — движение, значит, продолжалось.
Озеров встал на рельс.
— Внимание, полезная информация! — Озеров дунул в свисток. — Эту узкоколейку построили в тысяча девятьсот двадцать девятом году, она ведёт к месторождению глины, там раньше был керамический заводик и посёлок. Два года назад мы этот заводик возродили, так что теперь там делают коллекционную посуду и даже фарфор. Ну и посёлок тоже поднимается. Раз в неделю туда ходит поезд. До него…
Озеров поглядел на часы:
— До него, собственно, уже совсем ничего, поезд уже запаздывает… Придётся отрезать машинисту мизинец.
Озеров рассмеялся, и мы все тоже рассмеялись.
— А нет, — он указал на рельсы, — придётся мизинец оставить, жаль, жаль, рельсы звенят, зовут нас в дорогу…
Ничего рельсы не звенели, тут всё было по-другому, с узкоколейной спецификой. Сначала рельсы начали подрагивать, потом продольно шевелиться, как вытянутые в бесконечность змеи, потом задёргались. А когда до транспорта осталось совсем немного, они начали корчиться. Именно корчиться. Это было неприятное зрелище — рельсы были совсем как живые. Противно. Я заметил, что многие тоже отвернулись.
— Всем по сторонам! — объявил громогласно Озеров. — Мотовоз опасен для жизни!
Из-за поворота показался вагон. Пожалуй, когда-то давно, лет сорок назад, это именовалось гордым именем «мотрисса», сейчас же от мотриссы ничего не осталось. Ржавая посудина со следами свежей сварки и пятнами мазута по бортам. За штурвалом сидел толсторожий мужик в зелёной футболке, мужик точно спрыгнул с плаката про происки зелёного змия.
Успешные происки.
Я на всякий случай отступил подальше, Вырвиглаз рассказывал, что как-то раз, кажется после Нового года, этот толсторожий сбил оленя. Мне не хотелось, чтобы он меня сбил сейчас.
Вагон снизил скорость, затем вообще остановился. Двери не открылись, их просто не было. Народ бойко устремился занимать места, Озеров подбадривал, рекомендовал располагаться равномерно во избежание возникновения нежелательных дифферентов.
Упырь тоже рванул к мотриссе, но я его остановил.
— Обратно не спеши. Последним зайдёшь, первым выйдешь — золотое учкудукское правило.
Мы устроились на задних, самых трясучих местах, поручней не нашлось, и мы схватились за спинки сидений. Остальные тоже держались, словно мы все собирались прокатиться не на старой мотодрезине, а на истребителе или на американских горках.
— Все готовы? — осведомился Озеров. — Тогда вперёд! Эй, капитан, трогай!
Капитан прохрюкал что-то на языке пещерных людей, схватился за рычаги, где-то в районе носа загудело, где-то под полом громко хрустнуло, колесница смерти сдвинулась с места.
Поездка получилась весёленькая. Тряска, лязг, рёв, «любо, братцы, любо…», ну и всё по списку. В пути нам были предложены закуски и напитки: шоколадные батончики с орехами и изюмом, буржуинская газировка. От щедрот среднего и малого бизнеса. Все были довольны. А вечером Озеров обещал устроить большой костёр, настоящую кашу и охоту на раков в ручье. Все были в восторге. А Упырь принялся шептать мне, что он пробовал лангустов, омаров, гигантских креветок и тигровых креветок и какого-то совсем диковинного морского паука, а раков не пробовал, но слышал, что их надо варить обязательно с укропом, рак — это закуска патриота.
