Но как ни закрывал Павлик глаза, как ни накрывался с головой одеялом – сон не шёл.
В комнату заглянула Вера.
– Лежебок-а-аа, вста-ва-а-й, – проговорила она нараспев. – Не придуривайся, ведь всё равно не спишь. Эх ты, притвора! Давай умывайся и завтракать.
В приоткрытую дверь с кухни проникли вкусные запахи, слышалось привычное шарканье бабушкиных тапочек.
– Внучек… царство небесное проспишь, – раздался её тихий мягкий голос. – Иди, я блинчиков напекла, сейчас дедушка придёт, ему не понравится, что ты ещё не встал.
– Я сейчас, баб! – крикнул Павлик и, соскочив с кровати, бросился к умывальнику.
– Эге! – сказал появившийся в дверях дедушка. – Да ты, я вижу, ещё по форме номер один бегаешь. Впрок, что ли, решил выспаться.
В отличие от всех только дед разговаривал с Павликом как равный, без всяких сюсюканий и скидок. Это нравилось Павлику.
– А как это, впрок? – серьёзно спросил внук.
– Впрок, – засмеялся дедушка, – это про запас. Например, на фронте перед каким-либо сложным заданием, если была такая возможность и позволяли обстоятельства, людям давали отдохнуть подольше, потому как, может быть, несколько суток совсем спать не придётся. Вот и смекай, впрок ты сегодня спал или от лени?
– Я впрок, – сказал Павлик гордо, вспомнив историю с Деревянным копытцем и сражение. И тут Павлик поймал себя на мысли, что подумал обо всём, как о реально происходившем. Ещё больше он поверил в случившееся, когда после завтрака открыл ящичек с шахматами и не обнаружил там деревянного рыцаря.
– Значит, всё это происходило на самом деле, – решил он окончательно и принялся с ещё большей настойчивостью разыскивать пропажу. Желание похвастать шахматами перед Генкой как-то пропало само собой.
Павлик целый день бродил по дому озабоченный. Он заглядывал во все щели, шарил палкой под бабушкиным сундуком, шифоньером, гладил Мурзика и даже угощал колбасой, до которой тот был большой охотник, и просил показать, куда он отнёс деревянного рыцаря. Кот же только ел колбасу и сладко от удовольствия жмурился.
К вечеру пришёл Генка и позвал Павлика на пруд искупаться. Павлик отказался, но Генка стал уговаривать, и тут Павлик не выдержал и показал ему дедушкин подарок. Генке шахматы очень понравились, и он тут же предложил сыграть несколько партий, на что Павлик ответил отказом и рассказал о своём горе – пропаже одной фигуры.
Говорить-то Павлик говорил, но только ни одним словом не обмолвился о шахматных королевствах. Он крепко держал своё слово, данное Деревянному копытцу.
– Может быть, без рыцаря сыграем? – предложил Генка. – Конь-то всё равно есть, а с седоком или без седока – разве это в шахматах что-то значит?
– Как это не значит? – заспорил Павлик. – Вот и значит. Без рыцаря ведь он наполовину слабее.
– Жадина-говядина, – обиженно проговорил Генка. – Сразу и сказал бы, что жалко, а то какую-то историю с пропавшим рыцарем придумал. А я, лопух, и поверил.
– Ну не хочешь искать – не надо, – сказал Павлик, – я тебя не держу, иди на свой пруд. – А сам подумал: «Это если по-честному играть – то всё равно, а как Генка играет, то как раз наоборот. Тому коню из старых шахмат всё равно, плутует Генка или нет, а Деревянное копытце не позволит того, чтобы рукавом его на нужную клетку двигали».
– Что случилось? – спросил дедушка, увидев смурного Павлика. – Может быть, подарком не совсем доволен, что-то, смотрю, не играешь ты в новые шахматы. И вон друга чем-то обидел.
И тут Павлик рассказал дедушке о пропаже.
– Дело поправимое, конечно, – сказал он, – но не скорое. Я, разумеется, смогу сделать тебе ещё одного рыцаря, но сейчас у меня просто нет подходящего материала. Я ведь давно задумал для тебя шахматы сделать, брёвнышко, почитай, с осени ещё за сараем-то схоронил. Дерево то не простое, яблоневое. Когда ты был ещё маленький, сломало, а точнее, свалило у нас в саду, вырвав с корнями, старую яблоню, вот из неё и получились твои шахматы.
– Не простое, значит, говоришь?.. – проговорил задумчиво и с расстановкой Павлик.
– Обязательно не простое, – подтвердил дедушка и улыбнулся, хитро глядя на внука. – Каждое дерево свой секрет имеет, и качество его древесины от многого зависит. Она даже по цвету бывает разной: от кипенно-белой до чёрной. Может быть твердой, как железо, и мягкой, податливой, лёгкой и тяжёлой, плотной и пористой. Но каким бы дерево ни было, в любом случае это благородный, красивый материал, и материал прежде всего живой.
– Дедушка! Дедушка! Да это не из того ли дерева ты шахматы сделал, что с длинным сучком под навесом лежало? – вскричал Павлик.
– Из него самого, из него самого, внучек.
«Так вот, оказывается, как дело-то оборачивается, – подумал Павлик. – Оказывается, оно тогда и не пропало вовсе, а его дедушка взял».
– А скажи, оно тебе сразу поддалось? – донимал он дедушку расспросами.
– Вот что не сразу, то не сразу. Покряхтело, поупиралось вначале, да поняло, что к мастеру в руки попало, на том и смирилось. Вот погоди, я там для тебя ещё кое-что приготовил, поважнее этого подарка. Шахматный столик с шахматами это что? Пустяк. Дорого, мило, но пустяк. Пустяк, если ты в этой поделке ничего увидеть не смог, не затронула она твою душу, не увлекла. И я вижу, не увлечёт, пока ты сам дела не узнаешь, пока не поймёшь ты, что тебе дерево сказать хочет…
Сказал так дедушка, помолчал, потом встал и ушёл. А Павлик подумал о том, что с деревом он уже умеет разговаривать, Деревянное копытце его прекрасно понимает…
Тут Павлик вспомнил о том, как бревно забросило его в крапиву, и настроение его испортилось, даже рыцаря искать расхотелось. Однако слово, данное Деревянному копытцу, надо было держать, и Павлик принялся искать пропажу ещё настойчивей.
Поиски этого дня оказались безрезультатными. Приближалась ночь.
В десять часов вечера Павлик, чтобы усыпить внимание Веры и бабушки, лег в постель без лишних напоминаний. Ему не терпелось остаться одному и, выключив свет, лёжа под одеялом ждать появления Деревянного копытца. Он лежал, затаив дыхание, и не спускал глаз с шахматного столика.
Прошло так около часа. Павлик уже стал засыпать, как вдруг услышал тихий топот копыт. Он тут же открыл глаза и увидел Деревянное копытце. Тот стоял на самом краешке шахматного столика. Павлик сразу вскочил с постели и бросился к коню. Деревянное копытце тоже был рад встрече.
– Я должен вновь заменить пропавшего рыцаря, другого выхода просто нет, – сказал Павлик. – Результата поиски пока не дали.
– Другого выхода нет, – подтвердил конь. – Ты прав. Я вижу, ты решительный и смелый мальчик, умеешь принимать решения, и умеешь отвечать за данное слово, не оправдываешься и не сваливаешь неудачу на других, это хорошо.
– Что ты, – смутился от похвалы Павлик, – Вера с бабушкой говорят, что я своим умом не живу и во всём подчиняюсь Генке: куда он скажет, туда я и иду.
– А дедушка что говорит? – спросил конь.
Дедушка, – обрадовался Павлик, – дедушка совсем по-другому думает. Он говорит бабушке, что дыру в штанах зашить можно, а вот в голове дыру ничем не заштопаешь, эту, говорит, пустоту, брешь заполнять надо добротным материалом. Ну бабушка в ответ на это всегда дедушке говорит: «Это Генка-то добротный материал? Да он только вчера поросёнка в коляску запрягал». А дедушка в ответ: мол, до этого тоже додуматься надо, ведь знаменитый Дуров по городу на свинье ехал, да и Генка знает много того, чего и Павлику бы знать полезно.
– А ты-то как думаешь? – спросил Деревянное копытце.
– Не знаю, – пожал плечами Павлик, – мне с ним интересно. Весёлый он, свистки из ивовых прутьев умеет делать и меня научил. А что поросёнка в коляску запрягал, так это враки, просто сам придумал для потехи, а люди верят. Он всегда такой.
– Значит, Генке верить можно! – заключил конь. – Это хорошо, что ты товарища защищаешь. А не говорил ли ты ему обо мне?
– Нет, что ты. Тайну должен знать один человек, а если двое, так это уже не тайна.
– Я тебе верю, – сказал Деревянное копытце. – Ответь – тебе понравилось в нашем королевстве?
– В королевстве-то понравилось, – ответил Павлик, – только мне жаль убивать деревянных рыцарей, они ведь мне ничего плохого не сделали.
– И-о-го-го! – весело заржал конь. – А ты добрый мальчик и всё больше мне нравишься. Дело в том, Павлуша, что у нас никто никого не убивает. После окончания шахматной битвы все рыцари оживают и встают в строй целые и невредимые. Шахматная война – самая гуманная война. В ней никто и никого, победив, не делает своим рабом. Мы знаем, что это такое. Когда-то мы, шахматные рыцари, жили открыто, и что же?
Мы гибли в военных пожарах, были орудием корысти и свидетелями зависти. Гордые правители, играя в нас, проигрывали целые состояния и даже царства, отдавали в рабство своих слуг и родственников. Гордыня в человеке – это матерь всех неблаговидных поступков. Уединившись и наблюдая за людьми со стороны, мы увидели, что тот лишь человек достигает высокого шахматного мастерства, кто лишен этих недостатков. Мы превзошли людей в шахматном мастерстве только благодаря отсутствию корысти и отсутствию гордыни. Понимаешь ли ты меня?
