− Но если вы поручаете мне роль Цыпы, кто тогда фильм снимать будет?
− Я! – высунул из-за земляного холмика остроносую безглазую мордашку крот Слепыш.
− Так ведь ты ничего не видишь! – взвилась, как ужаленная, киска Лариска.
− А я на ощупь. Я всё делаю на ощупь – и ничего, получается.
− Хорошо, я согласен сыграть Цыпу, но при одном условии, − дядя Тузик ехидно заулыбался. – Если ты, Борька, сыграешь роль Лариски.
− А кого тогда будет играть киска Лариска? – спросила Борькина мама. – Борьку, что ли?
− Нет. Думаю, что у неё лучше получится роль тёти Квочки.
После этих слов тётя Квочка хотела было что-то возразить, но так и не смогла. Ноги её подкосились, она осела и стала вращать в разные стороны обезумевшими глазами.
− Изваляем её в перьях, приклеим гребешок, присобачим крылья, − творчески развивал мысль дядя Тузик. – Так что учись, Лариска, высиживать яйца!
− Если киска Лариска будет играть Квочку, я, в таком случае, готова сыграть роль щенка Борьки! – громогласно объявила с яблони Ворона. – Вы не сомневайтесь, у меня всё получится! Вот послушайте.
И она принялась лаять, довольно точно подражая Борькиному голосу.
− Итак, все роли, вроде, распределили, − подвёл черту дядя Тузик, который, несмотря на то, что получил главную роль, намеревался стать ещё и режиссёром будущего киношедевра. Однако сестра ему возразила, причём не без оснований.
− Ничего подобного, − сказала она. – А кто, в таком случае, сыграет тебя?
− Я сам себя и сыграю.
− Хорош будет дядя Тузик в жёлтых перьях с клювом, без ушей и хвоста. Ты отныне – Цыпа, которую похитили. А тебя, братец, буду играть в кино я. Тем более, что ещё наши родители говорили, что мы с тобой очень похожи.
− В таком случае, соседка, тебя сыграю я, − подала голос пришедшая в себя тётя Квочка.
− Погодите! – завопил дядя Тузик. – Вы все меня вконец запутали. Ты сестрица – это я. Я – Цыпа. Борька – киска Лариска. Киска Лариска − тётя Квочка. Настоящая тётя Квочка – моя сестра. Я что, получается, петух?!
− Ты ещё про меня забыл, − напомнила о себе Ворона. – Я – щенок Борька.
− Да помню я, помню, что ты щенок. Лаешь неплохо, а вот внешность…
− Внешность – дело поправимое, − успокоила начинающего режиссера Ворона. – Грим, свет, дублёры, компьютерная графика… Сейчас все фильмы так делают.
Разобравшись наконец что к чему, дядя Тузик решил отрепетировать первый эпизод будущего кинодетектива. Он начинался с того, что к Борькиной маме, которая как раз отмывала от краски и побелки своего непоседливого сына, прибегает не на шутку расстроенная пропажей Цыпы тётя Квочка.
Тётя Квочка, выпросившая себе роль Борькиной мамы, посадила Ворону в корыто и принялась усердно тереть ей пёрышки мочалкой и мылом.
− Только без фанатизма! – заголосила Ворона. – А то через два-три дубля ты мне все перья отбелишь. А я не хочу быть белой вороной!
− А ты не ворона, ты – щенок! – рявкнул режиссёр. – У щенков не бывает перьев!
− Слушай, Цыпа, чего это ты раскомандовалась, − не осталась в долгу птица-щенок. – Твоё место в корзинке из-под клубники.
Достойно ответить наглой пернатой актрисе пёс-режиссер не успел, так как появилась киска Лариска, изображавшая тётю Квочку. Она шла походкой ожиревшей свиньи, тяжело переваливаясь с боку на бок и виляя задом.
− Как ты идёшь?! – чуть не выпрыгнул из собственной шкуры дядя Тузик.
− Так, как обычно ходит тётя Квочка.
− Но тётя Квочка не ходит на четырёх лапах! Она ходит на двух. Запомни, на двух!..
И тут дядя Тузик услышал приближающийся гул автомобильного мотора и застыл, как бронзовая статуя.
− На сегодня всё, − сразу засуетился он. – Репетиция закончена, все свободны!
Схватив видеокамеру, он напрямую, садами и огородами, устремился к своей двухэтажной даче.
Возвратился дядя Тузик только поздно вечером, причём без серебристой видеоштуковины.
− Хозяев раньше времени чёрт принёс, − грустно сообщил он. – Пришлось им камеру вернуть.
− Значит, съемки нашего детектива отменяются, − опечалились Борька и Лариска.
− Жаль, а я так мечтала стать кинозвездой, − призналась Борькина мама.
− А уж как я-то мечтала, − зычно каркнула Ворона.
Наступило неловкое молчание, которое нарушил бодрый голос лягушонка:
− Добрый вечер! Я слышал, вы тут кино снимаете. Настоящее.
− А тебе-то какое дело до этого? – угрюмо спросил дядя Тузик.
− Да я роль у вас хотел попросить. Маленькую, зелёненькую, в пупырышках, как я сам.
− Нет, у нас ролей – ни больших, ни маленьких, ни в пупырышках. И камеры больше нет. А без неё кино не снимешь.
− А что, если… − многозначительно произнёс Борька. – Если нам самим такую чудо-камеру приобрести?
− Борька дело говорит, − поддержала сына мама. – Приобретём эту вещицу сообща, и будем снимать кино – на любой цвет и вкус.
Так и решили.
ВОРОНА, что жила на старой яблоне, неожиданно исчезла. Она отсутствовала всю ночь и весь следующий день. Борькина мама с тётей Квочкой начали даже беспокоиться, не случилась ли какая-нибудь беда с их пронырливой и вороватой соседкой с «верхнего этажа». Но едва солнце закатилось за горизонт, окрасив небо в красновато-лиловый цвет, Ворона возвратилась.
− В город летала, − громко сообщила она всем.
− На городскую свалку? – поинтересовалась тётя Квочка.
− Обижаешь. Я на стадионе была, на футболе!
− А что это такое – футбол? − не мигая, уставилась на Ворону любознательными зелёными глазками киска Лариска.
− Игра такая. Это когда две команды по полю бегают…
− По пшеничному или кукурузному? – в свою очередь задал вопрос Борька.
Пернатая футбольная фанатка посмотрела на щенка таким взглядом, словно он только что прилетел с другой планеты.
− По травяному полю они бегают…
− Значит, это не поле, а поляна или лужайка.
− Пусть будет лужайка. А они по ней бегают.
− Кто они? – спросила Борькина мама.
− Футболисты.
− И сколько их?
− Да я их сто раз пыталась сосчитать, но каждый раз сбивалась, − стала сокрушаться Ворона. − Носятся, как пчелами ужаленные, туда-сюда, туда-сюда. Мяч друг у дружки отбирают. Игроков-то много, а мяч один.
− Мы, когда с Борькой играем, тоже бегаем туда-сюда и по саду, и по огороду, и по берегу пруда. Только без мяча, − призналась киска Лариска.
− Ну а в чём смысл этой игры? – полюбопытствовала Борькина мама.
− Забить как можно больше мячей в чужие ворота, − пояснила Ворона.
− Но ты же говорила, что мяч у них всего один. Как же тогда эти футболисты забивают много мячей?
− Мяч один. Вот игроки и забивают его то в ворота справа, то в ворота слева. Но чаще всего бьют мимо. А зрители болеют.
− Ветрянкой или корью? – в очередной раз прервал рассказ Вороны своим вопросом Борька.
− Зрители за команды болеют. Одни за команду одетую в жёлтую форму, другие – за ту, что в синей форме.
− А ты-то, соседка, сама за ко-ко-кого болела? – спросила тётя Квочка.
− За судью. Ох, и не сладко ему, бедолаге, пришлось. Он ведь все два тайма за игроками гонялся. То в свисток свистел, то дерущихся разнимал, то пенальти назначал.
− Слово какое-то загадочное – пенальти, − проговорил Борька. – Любопытно, что оно означает?
− Вот темнота! − пристыдила щенка Ворона. – Не знать, что такое пенальти. Да это же стыд и позор!
− А ты сама-то знаешь?
− Я? Конечно, знаю. То есть знала, но… забыла. Потому что этот пеналь… − длинноклювая рассказчица чуть не свалилась с ветки, но, чертыхнувшись, водрузилась на ней снова, − В общем, когда я сидела на воротах и наблюдала за игрой, этот самый пенальти так меня долбанул, что у меня в голове все шарики и ролики перемешались.
Неожиданно ближайшие заросли малины зашуршали, и Борька тут же залился пронзительным лаем. Все участники вечерней беседы тоже повернули головы в сторону подозрительных звуков и рассмотрели, наконец, в полумраке того, кто их издавал. Это был дядя Тузик, который нёс в зубах что-то длинное и очень вкусно пахнущее. Опустив загадочное лакомство на землю, он сказал:
− Вот, гостинец вам принёс.
− Пахнет весьма аппетитно, − втянув носом воздух, заключила Борькина мама. – Одновременно и мясом, и костром.
− Так это же шашлык. Как говорится, с пылу с жару.
− Где ж ты его, братец, раздобыл?
− Мои сегодня гостей знатных ждали, а те не явились. Ну, хозяева тогда с горя дюжину шашлычков сами слопали, а остальные – мне. За верную службу, видать.
− А попробовать ваш шашлык-башлык можно? – громко сглотнула слюну сидящая над всеми Ворона.
− Налетай, здесь на всех хватит, − добродушно разрешил дядя Тузик. – И ты, Борька, жуй, и ты, Лариска. Вам расти нужно, сил набираться.