Однако по зрелом размышлении Анна оставила эту затею. Еще решат, что она вздумала подружиться с будущими жильцами, а это в ее планы ну никак не входило. Она хотела лишь разузнать о них, а вовсе не знакомство сводить. Постепенно выяснить, кого как зовут, выбрать кого-то одного, кто ей понравится, угадать, кто в какие игры играет… даже что они там на ужин едят и когда спать укладываются.
Если ее заставят знакомиться, все будет испорчено. Будет как со всеми: дежурное дружелюбие, и не более. Они, пребывая «внутри», станут присматриваться к ней, находящейся «вовне»… ожидать, чтобы ей нравилось то же, что им, чтобы у нее были такие же вещи, сходные занятия. Когда же выяснится, что ни о чем подобном и речи нет – или что там неизменно отодвигало ее за грань, – они утратят к ней интерес. Хоть бы напрямую возненавидели, что ли. Но нет, ей и этого не доставалось. Ее просто вежливо отчуждали, и тогда уже ей оставалось их ненавидеть. Без яростных выхлопов, холодно… с «обычным» выражением на лице.
Но нет, эта семья окажется совсем не такой. Она ведь в «ее» доме жить будет. Значит, просто обязана оказаться совершенно особенной. Это будет «ее» семья… доколе она сумеет держаться на расстоянии и не знакомиться с ними.
Поэтому Анна не стала передавать Пеггам услышанное от Многоватика, оставив при себе жгучий секрет, касавшийся новых соседей. Дни шли за днями – Анна все больше давала волю воображению, так и этак рисуя себе эту семью и все более уверяясь в том, что настоящими эти люди просто не могут быть.
Глава шестая
«Чопорная дурнушка»
В тот вечер Анна и Многоватик возвращались домой – прилив поднялся особенно высоко.
Небо было персикового цвета, вода – настолько спокойной, что в ней, точно в зеркале, отражалась каждая камышинка, каждая лодочная мачта. Прилив далеко затопил низменные болота. Пока лодка пробивалась против течения, Анна смотрела через борт, созерцая сквозь толщу воды то водоросли, то болотную зелень. Потом они миновали последний поворот, и она по обыкновению подняла голову – поприветствовать Болотный Дом.
Позади него небо уже приобретало зеленовато-желтый оттенок, прямо над каминной трубой висел тоненький месяц. Лодка подходила все ближе… и Анна абсолютно ясно разглядела в верхнем окне девочку. Та терпеливо стояла на месте, ее причесывала женщина, чей силуэт смутно угадывался в глубине комнаты. Лишь девочку было отчетливо видно в темном прямоугольнике окна. Анна даже рассмотрела, как щетка приподнимала ее длинные светлые пряди.
Быстро отвернувшись, она бросила взгляд на Многоватика, но тот ничего не заметил. Он смотрел вперед, на причал, куда собирался пришвартоваться.
Анна бегом припустила домой, но, выскочив из-за угла, остановилась. У ворот стояли и разговаривали миссис Пегг и мамаша Сандры. В оранжевом свете заката их лица приобрели кирпичный оттенок. Миссис Стаббс была крупная женщина с черными блестящими глазами и скрипучим голосом. Анне совсем не хотелось с ней встречаться. Она отступила в тень живой изгороди и стала ждать, пока та уйдет.
– Заглянете к нам сегодня? – спрашивала миссис Стаббс. – Ко мне сестра из Линна приехала, выкройки привезла.
– В самом деле? – с живейшим интересом спросила миссис Пегг, но запнулась. Неуверенно добавила: – Но вы же понимаете, у меня девочка…
– Ой, а я и забыла. Она у вас чуточку неуклюжая, верно? Моя Сандра сказала… – Тут она понизила голос, и Анна не расслышала, что же сказала про нее Сандра.
– Ну, не знаю… может быть, – ответила миссис Пегг. – Я, впрочем, в отношения детей вмешиваться не люблю. По мне – ну, не подружились, и бог с ними.
– Моя-то Сандра очень к ней потянулась, – продолжала миссис Стаббс. – Лучшее платьице надела, вы только подумайте, и новенькую нижнюю юбочку! А потом и говорит мне: «Мама, я такой чопорной дурнушки в жизни не видела!»
– Ладно, ладно, – мягко перебила миссис Пегг, поворачиваясь к воротам. – Только не пересказывайте мне, что она там наговорила: я и знать не хочу. – И стукнула щеколдой: – Всяко-разно, с нами она сущее золотко! – Теперь, оказавшись у себя во дворе, она говорила почти с вызовом: – Наверное, мы с Сэмом и не сможем сегодня. Все равно – спасибо за приглашение!
– Ну, как вам угодно, – сказала миссис Стаббс. – Завтра-то вечером в «Бинго» придете?
– Вот и договорились. Увидимся завтра в «Бинго».
И миссис Пегг ушла в дом.
Анна дождалась, пока миссис Стаббс удалилась, и проскользнула с заднего крыльца. Миссис Пегг готовила ужин, доставала из буфета масло и хлеб. Она выглядела немного запыхавшейся, даже волосы растрепались. С Анной, однако, она поздоровалась как обычно.
– Вот и ты, милая! Садись скорее, чай как раз закипел… – И оглянулась на Сэма: тот отложил газету, пододвинул кресло к столу. – Что сегодня по телевизору?
Сэм удивленно посмотрел на нее:
– А ты разве на угол сегодня не идешь? К миссис Стаббс сестра вроде приехала…
Миссис Пегг покачала головой:
– Нет, сегодня не пойду. Это дело подождать может. – Она покосилась на Анну, потом сказала: – Знаешь, деточка… следующий раз, как увидишь миссис Стаббс или маленькую Сандру, ты уж будь с ними чуточку поприветливее, хорошо?
Анна ляпнула:
– Вы ведь из-за меня идти не хотите?
– Конечно же нет, с чего ты взяла? – изобразила удивление миссис Пегг. – Я просто на тот случай, если вдруг они тебя пригласят… вот и говорю: ты уж с ними подружелюбнее. Надо же тебе выбираться куда-то!
– Мне и тут хорошо, – пробормотала Анна.
Но миссис Пегг ее не услышала: она вновь пыталась выяснить у Сэма, что будет по телевизору.
– Бокс передают, – ответил он немного виновато. – Тебе вряд ли понравится.
– Да ладно, – сказала миссис Пегг. – Сегодня поинтересуюсь для разнообразия. Посмотрим с тобой вдвоем.
– Свежо предание! – Сэм повернулся подмигнуть Анне. – Не будет она бокс смотреть, и все тут!
Но Анны уже не было в комнате.
Она сидела наверху, на краешке постели, ненавидя себя и весь мир. Это по ее вине миссис Пегг не идет сегодня к Стаббсам. Сандра, жирный поросенок, обозвала ее чопорной дурнушкой. Миссис Пегг, добрая миссис Пегг, не захотела ее слушать, сказала, что Анна золотко… и все равно в гости из-за нее не идет, глупость какая… А она сама – всех глупее… И Сэм, с его боксом дурацким… А уж эта миссис Стаббс!.. Слов нет!.. Нет, надо было миссис Пегг в гости пойти, тогда Анна не мучилась бы чувством вины. Она смотрела на вышивку в рамочке – и даже ее ненавидела. «Все испытывайте, хорошего держитесь». А где оно, это хорошее, кто его вообще видел? Его якорь изображает, что ли? Таскать с собой якорь день-деньской… даже если бы он вправду был… выглядеть дура дурой…
Она повернула рамку лицевой стороной к стене и подошла к окну. Опустилась на колени и стала смотреть на поля, розовевшие в свете заката. Беспомощные слезы прокладывали по щекам горячие дорожки. Все было плохо. И сама Анна – всех хуже.
На миг ей почти захотелось домой, в Лондон. Однако потом вспомнились все несчастья последнего школьного года, особенно перед поездкой. Нет уж! Здесь было все-таки лучше!
Так она и сидела, прислушиваясь к уже знакомым звукам деревни. Голоса в полях, далекое пыхтение трактора… рев последнего барнэмского автобуса на спуске с холма. Когда на прибрежной дороге вновь воцарилось спокойствие, стали слышны птичьи крики над болотами и всякие постукивания и шорохи, источника которых она еще не нашла. Поздними вечерами тишина накрывала деревню, как одеяло. Собака залает – из конца в конец слышно.
Слезы постепенно высохли на щеках. Поля затягивала темнота, становилось все тише. Анна постепенно забыла о том, что миссис Пегг не пошла в гости, и вместо этого начала думать о девочке, замеченной в окне Болотного Дома. Почему ей волосы расчесывали? Спать ложиться было вроде рановато. И надето на ней было что-то легкое, летнее, уж точно не ночная рубашка. И малышкой девочка не выглядела, – скорее, примерно ровесницей Анне…
Неожиданная мысль потрясла ее: а что, если девочку собирали на вечеринку? Да, так, должно быть, и есть! Она небось стояла у окна в нижней юбке, ей укладывали волосы, а рядом на постели лежало нарядное белое платье… и на полу – изящные серебристые туфельки…
Теперь, в сумерках, она наверняка как раз спускается по той лестнице в зал. Всюду яркие огни, все танцуют…
Сидя с поджатыми ногами у окна, Анна снова принялась грезить наяву, представляя все воочию, – но не так, словно сама там находилась, она скорее наблюдала сквозь окно, стоя на дорожке у дома. В узкое окно возле двери было видно мелькание нарядных платьев, лица угадывались хуже, только было заметно – гости весело смеялись. А потом они повернулись и стали смотреть в одну сторону. Туда, где, осторожно переступая серебряными туфельками, спускалась по лестнице белокурая девочка.
