Все это только наводило меня на мысли о необходимости перебраться из этих мест. Но как это сделать? Единственное средство было пользоваться караванами, ухищряясь забираться во вьюки. Но куда ехать? Конечно, в одну сторону, иначе я буду только вертеться в одной местности. И вот, в одну из минут размышления, когда я сидела в промежутке между двумя туземными хижинами, я додумалась до плана. Терпенье и осторожность, и я отсюда выберусь!..
На другой же день я рано утром решила выбрать направление.
За всю свою прежнюю жизнь я глядела больше на землю, так как земля и вода были все для моей жизни. Не будучи воздушным животным, я мало обращала внимания на небо. К чему это было? Правда, я ждала или ночи или дня, темноты или света, но я ждала этого, не думая, откуда приходит свет и как наступает ночь. Глядя, как поднимается солнце, восходит луна или плывут облака, я безучастно посматривала иной раз на небо и почти тотчас же вновь становилась внимательнее только к тому, что было на земле. Но вот эти безучастные посматривания мне пригодились. Не знаю, бывает ли у людей, но, когда у меня мелькнул в голове один план, я как-то сразу вспомнила много мелочей, которые прежде проходили мимо меня, не останавливая моего внимания.
Я вспомнила, что над землей, когда я жила еще в кабинете, приблизительно всегда в одном месте вдали выплывало утром новое солнце и закатывалось вечером на противоположной стороне. Следовательно, идя по земле, можно выбрать себе путь или на восход, или на заход солнца, или в направлении между тем и другим. Вот и теперь, когда я решила искать новых стран и людей, мне было возможно и выбрать определенный путь.
Утром рано я выбралась из своего убежища и заметила, где восходит солнце; под вечер я заметила, где оно заходит. Чувствуя, что тепло на землю посылает солнце, я побоялась двинуться туда, откуда выкатывается так много солнц, полагая, что там очень жарко, жарче даже, чем в тех пустынях, в которых мне привелось быть. Не хотела я по той же причине пробираться и туда, куда все эти солнца заходят. Прежде я думала, что их очень много, да и теперь больше верю людям, чем понимаю, что около земли — только одно солнце. Я выбрала себе середину и теперь могу уже сказать, что направление, которое я избрала, был юг, как его зовут люди. В этом направлении я намерена была предпринять свое путешествие, пользуясь дорогой всеми случайностями.
Дня через три я тронулась в путь: какой-то проезжий, останавливавшийся на дворе, где я жила в разговоре с хозяином двора показал путь свой на юг и я мигом забралась на вьюк, снятый на время отдыха с его верблюда. Я уже была опытная путешественница в этих краях и жажды не боялась. В случае чего если бы мне не перепало несколько капель у самых колодцев, я рассчитывала ограбить моего хозяина, напившись из кожаного меха. Я решила это делать, впрочем, сверху, чтобы воды не выливалось уже очень много. Но мне не было и надобности беспокоиться, так как не всегда караваны шли безводными путями. Напротив, очень часто это были такие же горные места с источниками, как горы, которые я посетила вместе с двумя приятелями и Джумой.
Караван, к которому я примкнула, доставил меня в новое селенье, где я остановилась, и, узнав где восход и заход, снова выбирала случай отправиться далее в путь.
Мысль, что я двигаюсь в избранном направлении, меня утешала и поддерживала. Если бы не она, то это время было бы временем, самым тревожным в моей жизни.
Я часто голодала, сутками просиживала, спрятавшись от какой-либо опасности, измышляла способы проникнуть во вьюки, иногда разочаровывалась в направлении каравана, который ошибочно принимала за следовавший на юг, но все же я твердо стояла на своем плане и не раз, выглядывая из своего убежища с какого-нибудь вьюка, смотрела на юг, ожидая чего-то нового, желанного.
И вот мои ожидания разрешились. Я, действительно, увидела однажды новое. Это было обширное, уходящее в беспредельную даль море, ярко-зеленое у берегов и темно-синее вдали.
Спустившись с какого-то холма, наш караван шел вдоль моря, и его блестящая поверхность переливалась в лучах яркого солнца.
Какой удар моим ожиданиям! Преграда, непреодолимая преграда моему плану, который я с такой настойчивостью и самопожертвованием проводила! Что может сравниться с моим удручением!..
Я была настолько огорчена, что не думала о том пути, который совершала, и только шум голосов в селении, в которое вступал наш караван, заставил меня подумать о необходимости где-либо пристроиться.
На каком-то дворе верблюдов развьючивали, и я, по обыкновению, улепетнула вовремя и спряталась среди попавшегося хвороста. Хоть я не ела сутки, но еда не шла мне на ум. Неужели мне суждено покончить жизнь, кочуя из селения в селение на спинах покорных верблюдов? Я только об этом и думала. Но привычка взяла свое, и ночью я отправилась на разведку.
Бегая по улицам здешнего города, я выбралась на ту, которая выходила к морю. У берега стояло несколько лодок, а невдалеке покачивался крошечный пароходик, даже просто лодка, но с трубой, из которой шел дымок. Я подошла к самому берегу и начала осматривать лодки: ведь, это были тоже принадлежности путешествия. Невдалеке послышались шаги, и я притаилась около какого-то каната. С пароходика кто-то крикнул. Этот крик заставил меня вздрогнуть. То была речь, знакомая мне, то был язык людей моей родины… Короткий был этот крик, но он многое сказал мне. Это было всего два слова:
— Кто идет?
Шедшие туземцы ответили смехом. На пароходике водворилось молчание.
Два слова! Эти два слова были для меня длинной, чудной речью, сплетенной из одних только благозвучий. Эти два слова всколыхнули во мне много воспоминаний. Эти два слова были магические!
Я бросилась в тихо плескавшие волны моря и быстро поплыла к пароходику, с которого раздался в эту тихую ночь призывный клич Хрупу.
И Хруп услышал его…
* * *
Я устала, я очень устала: слишком много работала моя голова, чтоб воспроизвести в стройной последовательности цепь приключений моей жизни. Я доскажу до конца свою жизнь, как только отдохнет мой старческий мозг.
Я видела тропический мир, я изучала глубины морские, я жила среди полярных льдов, бродила в дремучих лесах… Эти воспоминания слишком дороги мне, чтобы я не воспроизвела их в своей памяти. Когда это будет? Только не теперь!
Читатель, дай мне отдохнуть…
1903
«береза мешает виду»
речь, очевидно, идет о луговой герани и растворе двухромовокислого калия. — А.Я.
сурчина — нора сурка
выливать из нор — выгонять водой, выражение местное. — А.Я.
кардаш — приятель
салям-алейкум — здравствуй
чурек — хлеб
су — вода
иок — нет
бар
барми — есть
бик, чох — очень; якши — хорошо
ашала — поела
барам — иду, идем
якши — хороший
яман — плохой, гадкий;
Узбой — высохшее русло древней реки, впадавшей в Каспийское море; по мнению некоторых, это была Аму-Дарья, повернувшая потом в Аральское море
местный плод вроде абрикоса
тутовое дерево — шелковица
Латинские названия; первая половина есть научное наименование рода насекомого, к которому оно относится, вторая — вида, т. е. его личное прилагательное. По-русски приведенные названия можно было бы перевести Пестряк с Узбоя или Пестряк Узбойский. Удивляемся, как могло попасть такое трудное слово в воспоминания крысы, хотя и необыкновенной
очевидно, дело происходило в первые годы заселения Ашхабада русскими. — А.Я.
научное название этой закаспийской очковой змеи — Naja Oxiana, т. е. найя из окрестностей бассейна реки Оксуса (древнее имя Аму-Дарьи). — А.Я.
это и следующие названия, очевидно, созданы из латинских научных наименований разных животных: Scotocarca, Matacilla (трясогузка), Phyloscopus (пеночка) птицы, (Naja) oxiana — змея. Саксаул — невысокое дерево-кустарник закаспийских пустынь. Джидда — густое прибрежное дерево по рекам Средней Азии. — А.Я.
