За первой группой заходила вторая. Казалось, прямо на нас. Мы вскочили, побежали дальше. И снова свист, и чей-то громкий крик:
— Ложись!
И снова все ничком бросились на землю.
«Хейнкели» освободились от груза бомб и быстро уходили в темноте. Стало тихо. Мы вскочили, окликая друг друга. Все живы, все уцелели. Даже никто не ранен! Побежали на стоянку. Какое облегчение, какая радость: в сумерках вырисовываются очертания наших самолетов! Целы и невредимы. Только несколько получили повреждения. Снова у противника неудача — бросил бомбы с недолетом. Фашисты явно спешили, просчитались.
— Хотели фрицы в отместку нас разбомбить, а мы теперь еще злее будем, — говорили летчики.
Уже в полной темноте мы погрузились в автомашины и поехали на ночлег в город.
За ночь на летном поле заровняли несколько больших воронок.
Таких налетов с тягостных дней гибели Солдатенко у нас не бывало. Мы стали еще шире рассредоточивать самолеты. Вскоре к нам прилетел истребительный авиаполк «ночников»: днем над аэродромом барражировали мы, ночью — они.
Противник, почувствовав удары истребителей нашего полка, явно собирался вывести аэродром из строя, но это ему так и не удалось.
Барражируем четверкой над линией фронта. Напряженно слежу за воздухом, особенно в направлении Ясс. На земле — жестокие бои. Воздушный враг не появляется. Срок барражирования истекает, и я беру курс домой. Возбуждение, которое охватывает летчика перед боем, проходит, и теперь ощущаю только усталость: сегодня это уже третий вылет. Да и длительное ожидание противника утомляет больше, чем сам бой.
Вдруг слышу свой позывной. Узнаю голос подполковника Борового:
— «Сокол-31»! «Сокол-31»! Фашисты прилетели. Они сзади вас, ниже. Бейте их! Подаю команду:
— Разворот все вдруг!
Молниеносно разворачиваюсь на 180 градусов. Усталости как не бывало.
К линии фронта приближаются девятка «хеншелей», а повыше — четыре истребителя.
«Хеншель-129» — двухмоторный самолет. Мы называли его «пародией на штурмовик». Стрелка на нем не было. Летчик видел только то, что делалось впереди, и не мог следить за хвостом своей машины. «Хеншель» можно было легко сбить сзади. Поэтому его всегда сопровождали истребители.
Я взглянул на бензомер — горючего маловато. Но можно дать короткий бой и дотянуть до аэродрома.
«Хеншели» строятся в круг, готовясь штурмовать наши войска. Один уже заходит на штурмовку.
Командую Брызгалову:
— Парой связать боем истребители! — а сам четверкой сверху сзади стремительно бросаюсь на врага.
Прицеливаюсь. Дистанция подходящая. Открываю огонь. Самолет загорелся. Спасаясь, отвернул от нас и упал в свое же расположение, недалеко от переднего края. Вспоминаю пожар на своем самолете и быстро отваливаю в сторону.
Раздается спокойный голос Борового:
— Молодцы! Внимание, сзади второй «хеншель» заходит на штурмовку. Бей! Не теряй ни секунды!
Снова разворачиваюсь. Точно с тем же курсом заходит на цель второй «хеншель». Снижается, готовясь к штурмовке.
Все летчики на месте. Брызгалов связал боем истребителей.
Подаю команду по радио:
— Не допускать врага к штурмовке войск!
Стремительно захожу сверху сзади, в хвост «хеншелю».
Паю очередь с такой же дистанции. Второй «хеншель» вспыхивает и падает неподалеку от первого — в овраг. Я еле успел отвалить.
— Так их! Бейте фашистов! — слышу голос подполковника Борового.
ВИЖуБрызгалов отогнал истребители противника. Му-хин держится рядом со мной. Разворачиваюсь.
— Где же остальные? — спрашиваю по радио.
— Драпанули, — отвечает Боровой.
Возвращаемся на свой аэродром. В этом скоротечном бою большую роль сыграла команда подполковника Борового, заместителя командира братской авиадивизии, летавшей на «ЯКах».
В дни ожесточенных боев севернее Ясс он часто бывал на рации, которая разворачивалась на переднем крае близ КП командира соединения наземных войск. Подполковник сообщал нам о воздушной обстановке, своевременно наводил на противника, подбадривал, подсказывал более выгодные направления атаки. И его команды по радио помогали вовремя обнаружить противника, прикрыть войска.
Когда ведущему помогают оценить воздушную обстановку и он знает, где враг, ему легче своевременно построить нужный маневр и занять выгодное положение для атаки. Слово с земли часто решало исход боя.
На западном направлении войска нашего фронта ушли к предгорью Карпат. А сюда, севернее Ясс, противник стянул крупные силы, тщетно пытаясь столкнуть наши войска на левый берег Прута.
Фашисты перешли к тактике более массированных налетов, действовали смешанными группами. Воздушный враг стал еще расчетливее, еще хитрее, и советским воинам на земле особенно нужна была сейчас помощь истребительной авиации.
Работа в полку кипела ключом. Казалось, напряжение доходит до предела. Как всегда, в дни ожесточенных боев гул самолетов стоял в воздухе с рассвета до темноты.
Буквально не вылезая из самолетов, мы провели 1 Мая и в тот же день получили приказ перебазироваться за рубеж, в район Табэра.
Жарким утром летим вслед за флагштурманом в Румынию.
Позади осталась наша государственная граница. Приземлились на аэродроме, покрытом яркой весенней травой, замаскировали самолеты. С нами сел и полк штурмовиков. Неподалеку — деревня Табэра, утонувшая в садах. Крестьяне встречают нас сердечно, и, не зная языка, мы понимаем, что они благодарят нас за избавление от фашистского ига.
И снова, даже не передохнув, поднимаемся в воздух. Вылетаем на прикрытие в район Тыргу-Фрумос — важный участок западнее Ясс. Там противник тоже пытался нанести контрудар.
Уже хорошо зная тактику врага, летаем на средней высоте, чтобы отразить налет «Юнкерсов-87», но, если появятся «хейнкели», занимаем высоту; если же «хеншели», так называемые штурмовики, — камнем несемся вниз.
Мы уже научились и большой группой стремительно набирать высоту и пикировать. И здесь нам помогают команды с земли, нацеливая на воздушного врага.
Несмотря на все ухищрения фашистов, господство в воздухе за нами.
Как-то вечером шестерка истребителей под командой Кирилла Евстигнеева прикрывала войска над линией фронта. Все было спокойно. И вдруг команда подполковника Борового:
— Внимание! К переднему краю приближается восемнадцать «мессершмиттов».
Вражеские летчики намеревались навязать бой шестерке Евстигнеева, оттянуть в сторону и расчистить путь своим пикирующим бомбардировщикам. Все это по опыту знал Евстигнеев. Он решил принять бой, провести его стремительно, накоротке. И передал по радио команду:
— Атакуем, орлы!
Ведомый Евстигнеева, младший лейтенант комсомолец Михаил Попко, старался надежно прикрыть командира. Молодой летчик неотрывно следил за его самолетом и за действиями противника.
Внезапно Попко почувствовал запах гари. Кабина самолета стала наполняться дымом, от него слезились глаза, першило в горле. Он оглядел кабину. Дым валил снизу, из-под сиденья. Очевидно, в парашют попала зажигательная пуля.
Его охватило неприятное чувство: вот-вот вспыхнет пожар, а парашют испорчен. Но некогда было думать об этом: ведущего атаковал фашистский истребитель и Михаил ринулся на выручку командиру.
Когда атака была отбита, Попко снова оглядел кабину. Тлеет обивка сиденья, но огня не видно.
Летчик неотступно следует за самолетом Кирилла Евстигнеева, уверенно управляет машиной: кидает ее из стороны в сторону, круто ведет вверх, выравнивает, бросает вниз. Он даже забыл, что в кабине пожар.
Но вдруг он почувствовал, что очень жжет спину: значит, тлеет одежда. Ему стало страшно, но усилием воли он превозмог и страх и боль. Михаил прижался к бронеспинке, пытаясь затушить огонь. Но когда он круто повел машину вниз, его оторвало от спинки. Затушить огонь не удалось.
Михаил понимал, что из боя выходить нельзя, — ведь за ним вышел бы и командир. В группе появится уязвимое место, и противник непременно этим воспользуется.
Все труднее становилось управлять самолетом. Очень мешал дым, но нельзя было открыть фонарь: от струи свежего воздуха огонь разгорелся бы и охватил весь самолет. Как во сне, Михаил услышал команду Евстигнеева:
— Прикрой! Атакую!
Стремительный маневр, и Евстигнеев сбил фашистский истребитель. Но к хвосту его самолета пристроился другой «мессершмитт». Михаил нажал на гашетки, и противник отвалил. А Евстигнеев настиг врага и сбил его. Попко заметил, что в стороне кто-то из товарищей расстрелял еще одного фашиста.
Противник дрогнул. «Мессершмитты» стали постепенно уходить.
Теперь Михаилу можно было подумать о спасении жизни и самолета. Условным сигналом он попросил у командира разрешения выйти из боя. И тотчас же повел самолет к аэродрому. Он видел, что вслед за ним полетел и Евстигнеев. Теперь командир прикрывал ведомого.
