Он уже два года грозился из-за этих треклятых хуторов бросить свою работу и все не бросал.
Настоящая фамилия Митьки Попка была другая — Немогай. Но лет двадцать назад, когда Митька, будучи еще совсем молодым, отпустил бороду, ему и дали это прозвище. Поначалу Митька не прислушивался, старался пропустить все мимо ушей, так как в глаза все называли его по имени, а в официальных бумагах всегда употреблялась его настоящая фамилия. Потом односельчане постепенно забыли настоящую фамилию и все стали называть его не иначе как Попок.
И называли так не по злобе, не из желания подразнить или посмеяться над ним, а, наоборот, даже с некоторым уважением.
В тот день, про который мы рассказываем, Митька Попок вместе с газетами и письмами разнес по Зеленому Берегу необычную новость: дед Брыль, этот старый врун, получил откуда-то очень важный пакет. Интерес к этому пакету Митька подогревал еще и тем, что якобы сдал его деду лично под расписку, как строго официальную корреспонденцию.
И внезапный приезд легковой машины, которая нигде, кроме хаты сторожа, не останавливалась, и неожиданный заказной пакет… Теперь заинтересовались уже не только дети, но и взрослые. По деревне пошли разговоры, от кого бы могло быть это письмо? У деда Брыля не было ни сыновей, ни дочерей, ни племянников — словом, никакой родни. Жил он одиноко. Старшие называли его бобылем.
Даже сам Митька Попок, никогда ничего, кроме районной газеты, не носивший сторожу, очень заинтересовался этим случаем. После он всем рассказывал, как дед Брыль, получив пакет, разволновался, пробормотал что-то вроде того: «Я так и знал… Теперь от них не отвяжешься… Им, может, захотелось последнее сжить со света…» Когда же Митька Попок спросил, кто и кого хочет сжить со света, старик в ответ только махнул рукой и, скомкав несколько исписанных крупным почерком листков, исчез в хате…
Хлопцев, которые слышали от родителей подобную молву, уже ничто не могло удержать возле дома. Весь день они вертелись около хатенки сторожа, ожидая, что дед сам, может быть, выйдет к ним и расскажет всю правду. Но старик не показывался. Уже давно прогнали на ферму стадо коров, давно уже направилась на работу вторая смена трактористов, но ни разу не скрипнула дверь стоящей на отшибе хатенки. Только легкий дымок из трубы свидетельствовал о том, что в хате живут, что дед Брыль, собираясь идти на ночное дежурство, готовит себе ужин. Когда хлопцы, напрасно прождав больше часа, собирались уже отправиться по домам, издалека послышалась громкая брань. Это возвращался с хуторов Митька Попок.
Генька прислушался и вдруг промолвил торжественным тоном:
— Постойте, хлопцы! Сейчас мы все узнаем!
Ребята остановились и с надеждой взглянули на хатенку старика. Но по-прежнему никого не было во дворе под сенью огромной липы, лишь голубой дымок, как и раньше, вился над трубой; подымаясь в высокое чистое небо.
Со стороны речки веяло вечерней прохладой и легкой сыростью. Вскоре Митька Попок, размахивая палкой, поравнялся с ребятами.
Тогда Генька Шимковец выступил вперед и промолвил:
— Дядька Попок! A-а, дядька Попок…
Письмоносец остановился и каким-то шальным взглядом окинул ребят.
— Мы, дядька Попок, хотим…
— Что-о? Что ты сказал?..
Генька, не знавший истории Митькиного прозвища, искренне продолжал:
— Мы не знаем, какое письмо прислали деду Брылю. Мы хотим спросить. Может, ему нужна помощь, так мы, дядька Попок…
Широкая огненно-рыжая борода Митьки Попка задрожала. Опустевшая за день сумка полетела за спину, а палка угрожающе поднялась вверх.
— Как? Как ты сказал… Как меня зовут? — словно все еще не веря своим ушам, выдохнул письмоносец.
Генька ничего не понимал. Глядя на внезапно рассвирепевшего письмоносца и думая, что он все еще бранит «проклятого царского министра за его хутора», пробормотал:
— Ну, чего ж вы ругаетесь, дядька Попок? Я-то ведь вам ничего плохого не сделал!..
— Не сделал?! А вот я сейчас покажу, как оскорблять человека! Ах ты, негодяй!.. — с обидой и злобой крикнул письмоносец и кинулся на ребят. — Я вам всем уши оборву!
Мальчишки, как вспугнутые воробьи, мгновенно рассыпались в разные стороны и убежали. Но долго еще в тихих вечерних сумерках слышалась брань Митьки Попка.
И колхозники, отдыхающие после работы на завалинках, заслышав брань письмоносца, говорили:
— Ну, Митька опять за своего министра взялся! Давно уж и хуторов и министра того нет, а он все никак успокоиться не может. Вот что значит привычка! И как там дед Брыль не оглохнет от его крика.
После того как ребята увидели на дедовом дворе удивительную птицу, их обычные каждодневные дела, казавшиеся очень важными, как-то отодвинулись на второй план. Спрятанное в хлевушке чучело притягивало их, словно магнит. Но птица на дворе больше не появлялась. Редко удавалось видеть и старика, особенно в таком настроении, когда можно было поговорить с ним по душам, послушать, как раньше, его рассказы.
А дед Брыль мог бы порассказать немало интересного о происшедшем в последние дни. Во-первых, что за люди приезжали к нему в такой красивой машине? Почему они ни с того ни с сего явились к нему, ничем особенно не примечательному человеку? Во-вторых, что за пакет вручил ему под расписку Митька Попок? В-третьих, почему, прочитав письмо, дед Брыль при почтальоне обронил такую загадочную и многозначительную фразу: «Им, может, захотелось последнее сжить со света?..»
На третий день после того как Генька так неудачно пытался расспросить Митьку Попка про письмо, дед Брыль вдруг неожиданно оказался среди хлопцев. Старик довольно рано выбрался из хаты и не спеша направлялся на свой сторожевой пост. Ребята встретились с ним неподалеку от школы и, словно по команде, крикнули: «Добрый вечер, дедуля!» Это, как видно, понравилось старику, тронуло его.
— Здорово, жевжики, здорово, — приветливо отозвался он. — Ну, так о чем с вами мы будем говорить? Об интересном хотите послушать?
— Хотим, хотим! Расскажите! — загалдели ребята, ожидая, что события последних дней наконец-то разъяснятся. — Пойдем, дедуля, на завалинку…
— Нет. Лучше пойдем на ферму. Там за силосной башней нам никто не помешает. Да и все мое хозяйство на глазах…
Хлопцы окружили деда и двинулись вместе с ним за село.
Мечику вдруг пришло в голову, что именно теперь, когда дед так растроган, надо решительно действовать. Более благоприятного момента у них, пожалуй, не будет.
— Дедуля, кто это к вам приезжал?
Дед хитро посмотрел на него и ответил:
— Вот как укроемся за башней, тогда и расскажу. Сам расскажу… Сперва про выдру, а потом…
Он не договорил и начал осматриваться. Вся компания уже подошла к силосной башне, и теперь дед Брыль выбирал такое место, откуда удобнее наблюдать за птицефермой, огромным свинарником и конюшней. Хозяйственные постройки размещались на самых высоких местах вдоль приречной долины и были видны издалека. А отсюда хорошо просматривались и широкая топкая низина, по которой извивалась, поблескивая на солнце, речка, и луг, расцвеченный желтыми красками. А там, еще дальше, тянулась по небосклону длинная гряда пущи, окутанная легкой голубоватой дымкой.
— Вот тут мы и сядем, — начал дед, прилаживая длинную доску у основания башни. — Отсюда видно и то место, где я когда-то выдр ловил.
— А где эти места? — осторожно спросил Генька Шимковец. — Далеко, наверно?
— Далеко, говоришь? Да вон, — дед показал морщинистой рукою в сторону речки, — возле тех двух ольшин были их норы. Тогда, правда, на том месте леса росли, камыши густые… Трясина еще страшнее была…
— А что это за выдра? — глядя вопросительно деду в глаза, допытывалась Олька.
— То-то! — с довольным видом, задирая бороду кверху, промолвил старик. — Всегда, жевжики, спрашивайте у меня, ежели чего не понимаете. Выдра — это такая зверюга, что ни на собаку, ни на кошку не похожа.
— А на кого она похожа?
— Она похожа сама на себя, — разъяснял дед, — Вот что это за зверь — выдра! Сколько я переловил и перестрелял зверя! И медведей, и диких кабанов, и коз, и волков! А про лосей слышали? Нет? То-то же. Я на одном приехал… Завяз он в болоте, а я пособил ему выбраться на твердый грунт, вскочил на него верхом, ухватился за рога и айда в деревню… Вот как оно было, жевжики. Ваш дед Брыль на своем веку немало всяких зверей переловил. Одного только трудно было всегда ловить — выдру. А кто выдру не поймал, тот и не охотник. Это все равно, что сторож, у которого из-под носа все крадут. Это уж портач!
Да и как же поймаешь выдру, если нора у нее недоступная — под водой лаз спрятан. И как ее увидишь, коли она из норы только по ночам выбирается, чтобы плотичку или окуня съесть? И плавает она быстро и бесшумно, словно рыба. Это не то, что бобер толстопузый. Тот, глупыш, только чуть повернется, сразу же и всплеск по воде. Бобра за версту, слышно, когда он хвостом по воде бьет. А выдра, наверно, и сама не слышит, как плывет…
