У врача на столе лежал список нашего класса, и она всем нам написала в списке «годен».
Я переживала, потому что я хоть плавать и научилась в Суздале, в реке Каменке, но в бассейне никогда не плавала.
А Федоренко в перемену кричал всем:
— Эй ты, водоплавающая дичь!
Я спросила Витю Ягунова:
— Ты умеешь плавать?
— Умею, только по-собачьи. Нас ведь всё равно будут учить.
— Я тоже умею, — сказала я, — я по-собачьи и по-лягушачьи.
— А мой брат кролем плавает, — говорил всем Федоренко, — и дельфином может.
Сегодня мы принесли в школу всякое снаряжение. Купальники, резиновые шапочки. Это мама давно уже купила, потому что ещё давно на родительском собрании говорили про бассейн.
Я, пока шла до школы, несколько раз проверяла, всё ли взяла.
В расписании, там, где четверг, вместо урока физкультуры написали «плавание». И мы тоже переправили расписание в дневниках.
Мы шагали строем в новую школу, а мальчишки махали руками перед головой, показывали, кто как поплывёт. На нас смотрели прохожие и, наверно, гадали: «Что это они несут в мешочках?». А в мешочках у нас было купальное снаряжение.
Вход в бассейн был отдельно от входа в школу.
Мы вошли в раздевалку, и учитель стал нас считать.
— Одного не хватает, — удивился он и снова пересчитал.
Мы смотрели друг на друга: кого же не хватает?
— Федоренко не хватает! — вдруг догадались все.
А я удивилась, потому что он шёл по улице близко от меня и часто озирался.
— Куда он пропал? — сказал учитель, выглянул на улицу и обрадовался: — В земле палкой ковыряет. Федоре-е-енко! — позвал он.
Федоренко пришёл.
— Ты чего задерживаешься! — закричали на него ребята.
— Да я такого червяка нашёл. Длинного, думал, змея, — сказал Федоренко и странно хихикнул.
— В это время черви на поверхности не живут, — сказал Авдеев, — я знаю, я читал, — они заползают в глубину земли.
Мы повесили пальто, и мальчишки побежали в свою раздевалку, а мы — в свою. В раздевалке сидела пожилая женщина в белом халате.
— Девочки, не кричать, не петь, одежду вешать на крючки и бегом в спортзал, — сказала она.
В спортзале учитель нас построил для разминки.
И снова Федоренко куда-то пропал.
— Он в душе моется! — закричали ребята. — Мы ему говорим, иди на разминку, а он в душ залез.
Учитель физкультуры сходил в душ и скоро вернулся. За ним шёл мокрый Федоренко. С него капала вода на пол, и получались сырые следы.
— Мокрому тебе заниматься нельзя, — сказал учитель. — Ладно, отправляйся в душ.
И Федоренко пошёл назад, в душ.
Мы бегали, прыгали, приседали, как обычно на физкультуре, а потом учитель сказал:
— Теперь быстро помыться — и к воде. А мальчикам проследить за Федоренко.
За Федоренко и правда надо было следить, потому что он пошёл уже в раздевалку. Мы всё слышали, как кричали ему ребята, стенка между душем была тонкая. Они кричали:
— Сейчас по одному будем спускаться по лесенке и плыть пять метров вдоль борта. Здесь глубина небольшая, вам по пояс.
Из душа вышел ещё один человек с длинным шестом.
— Это тренер по плаванию, Илья Петрович, — сказал учитель.
Ребята один за другим лезли в воду, вставали на дно и плыли вдоль борта. А тренер по плаванию держал длинный шест и смотрел, кто как плывёт. Все плавали, как я, по-собачьи. Только некоторые мальчишки плыли саженками. Авдеев плыл брассом.
— Я ещё больше могу проплыть, это пустяк, — сказал он. — Я реку переплывал.
Я тоже начала спускаться по лесенке, и у меня задрожали руки.
— Спокойно, Маша, спокойно, — сказал учитель, — ты ведь плаваешь?
— Плаваю, — ответила я и успокоилась.
— Вперёд! — скомандовал учитель, когда я встала на дно и окунулась.
И я поплыла. Я плыла, и все на меня смотрели. И тренер с длинным шестом.
Я приплыла быстро, встала на дно и поднялась по другой лесенке.
У противоположного края стоял Федоренко.
— Вперёд! — говорил ему учитель, — что ты стоишь.
А он держался за перила и не хотел спускаться в воду.
— Может быть, для тебя это мало? Маленькое расстояние?
— Мало, — согласился Федоренко.
— На первый раз хватит, спускайся, не задерживай всех.
— Мне разгон нужен, я без разбега не умею.
— Ну где же тебе здесь разгон. Ты уж так плыви, как все, оттолкнись ногами. — И учитель немножко его подтолкнул.
Но Федоренко вцепился в перила ещё больше.
— Не можешь без разбега? — засмеялся учитель.
— Не могу.
— Ладно, будешь заниматься в отдельной группе с Ильёй Петровичем. Отойди в сторону.
И Федоренко отошёл.
Больше он о плавании сегодня не разговаривал и даже о брате не рассказывал. А когда мы построились перед концом занятия, учитель вдруг сказал:
— Я вижу, вы летом не забываете спорт, молодцы. Пока лучше всех плавает из мальчиков — Авдеев, а из девочек — Маша Никифорова.
Я так обрадовалась, что он меня похвалил, даже заулыбалась.
* * *
Я люблю ходить с мамой и с папой по улице. Я всегда иду посередине, между ними, и они держат меня за руки. И я смотрю на прохожих и думаю, что мои мама и папа самые красивые. И все встречные тоже видят меня и сразу понимают, что это мои мама и папа. И мы идём и смеёмся.
Брата Сеню я тоже люблю. Когда он не вредничает, я люблю ему объяснять разные вещи, например, что Земля круглая и какая она была раньше, когда не было людей и животных. Это я такую книжку однажды прочитала: «Прошлое и будущее Земли».
Только когда мы вчетвером, то посередине идёт Сеня, а я — с краю, как бы отдельно от всех. И мне тогда скучно, и я смотрю на витрины и на дома, а мама начинает сердиться, чтоб я не крутилась по сторонам, а смотрела под ноги, потому что спотыкаюсь и сбиваю туфли.
Это, конечно, плохо, что я обрадовалась, когда Сеню увезли к бабушке в Суздаль, и я по нему скучаю тоже. И я ему пишу письма, хоть он читать не умеет. Ему бабушка читает письма.
Мы зашли в магазин и купили торт «сюрприз». Я больше люблю пирожные, а «сюрприз» — это вафля, но мама любит «сюрприз». Потом мы ждали трамвая на остановке, и дул холодный ветер. Папа расставил руки и стал нас заслонять от ветра, а нам с мамой хоть и было по-прежнему холодно, но мы сказали, что сразу согрелись.
Наконец подошёл наш трамвай. Этот трамвай останавливается прямо у дома дяди Андрея. Дядя Андрей — папин друг, к нему мы часто ездим в гости, и сегодня тоже ехали к нему.
В вагоне все сидячие места были заняты. Я встала около сиденья, уцепилась за ручку, чтоб не упасть, и вдруг увидела нашу пионервожатую Светлану. Наверно, с ней надо было поздороваться и сказать что-нибудь вежливое, а я молчала.
Светлана сидела как раз на том месте, около которого я держалась за ручку. Она отвернулась от меня и от всего вагона и смотрела в окно. Это нехорошо, что я такая невежливая и с ней не поздоровалась, но я вспомнила про бумажку, как Светлана смотрела на меня на сборе, а я сидела и прятала комок промокашки, и сегодня, сейчас мне было с ней никак не поздороваться.
Я спряталась за чью-то спину, потом отодвинулась ещё дальше назад, чтоб Светлана меня не увидела. И вдруг Светлана встала. И я испугалась, что она сейчас повернётся ко мне, подойдёт и спросит: «Что же ты со мной не здороваешься, Никифорова Маша».
Или скажет что-нибудь такое про пионерские дела.
Но Светлана стала пробиваться к выходу.
У неё в руке были коньки. И я подумала, что она едет на каток, даже представила, как она будет кататься под музыку, и вдруг сообразила, что не на каток она едет, а куда-то в другое место, какой может быть каток, если сейчас осень и лужи.
А потом мы ехали назад от дяди Андрея, и я снова увидела Светлану. Она вошла в вагон вместе с высоким девятиклассником из нашей школы. Они сели вместе и о чём-то заговорили.
Мы стали выходить, а они всё говорили. И я вдруг встретилась глазами со Светланой и сразу, даже сама не ожидала, сказала «здравствуйте». А Светлана растерялась и тоже сказала «здравствуйте». И я слышала, как девятиклассник спросил:
— Кто это?
А Светлана ответила:
— Пионерка из моего класса. Правда, красивая? — Потом она ещё, сказала: — Мне так стыдно к ним идти. Очень плохо я провела сбор!
И я сначала не поняла, что это Светлана про меня говорила. Только потом вдруг, когда мы вышли из трамвая и отошли от остановки, я поняла и засмеялась от радости, даже мама удивлённо на меня посмотрела. Неужели Светлана в самом деле сказала про меня!
Я сейчас стояла у зеркала в ванной и всё смотрела на себя. И ничего красивого не увидела. Круглое лицо, никакого умного на нём выражения. А когда я постаралась сделать умное выражение, получилось, будто я дурочка и изображаю умного человека.
И вообще мне моё лицо не нравится. Раньше, когда я ещё в первый класс ходила, нравилось. Я тогда думала, что я очень красивая. Я даже у мамы однажды спросила:
