Сергей встряхнулся, принялся усиленно разглядывать карты и таблички, развешанные по стенам, потом встал и пошёл между столами. Смотрел в раскрытые учебники математики, русского языка, химии, истории, смотрел на склонившиеся над ними ребячьи головы. Сразу видно было, кто старается — таких было немного и, в основном, дети помладше, а кто учит уроки просто так — лишь бы отделаться. За дальним столом Ярослав, увидев его, быстро отпихнул от себя тетрадь и её подвинул к себе Денис. Сергей усмехнулся. Добровольно-принудительная помощь одноклассникам. Что ещё Ярославу остаётся? Помогать всем, лишь бы не били. А таких, как он, пожалуй, бьют всегда. Он, да Юра со слабым зрением — очевидные мишени для кулаков Лёхи, Вовы, Дениса. Наверняка, в каждой из спален на пять человек найдётся один слабый. Та же армия, та же казарма, та же тюрьма…
Денис поднялся и подошёл к Сергею с дневником и тетрадками:
— Это, как его, проверьте.
Сергей лениво пролистал. Всё было очевидно и проверять не стоило.
— Можно телек пойти посмотреть? — спросил Денис. — Там сейчас, это самое, сериал про ментов. Уржёшься!
— Угу, — сказал Сергей, — иди, смотри.
Денис ушёл, а к нему уже приближались Лёха и Вика. Потом дети начали толпиться вокруг, торопясь отчитаться и побежать к телевизору. Сообщали, что Вера Ивановна утром наказала двух девочек и им вместо телевизора надо идти ложиться спать, отталкивали друг друга, задавали какие-то вопросы. Суета, толчея, духота, редкие выкрики. Сергей старался отвечать спокойно всем, кто бы ни подошёл, во всём разобраться. Ярослав с Юрой подошли одними из последних. Тетрадь у Ярослава была заполнена аккуратными печатными буквами, как будто он выводил каждую из них, а на листочке-черновике ничего было не разобрать. Сергей посмотрел на Ярослава, а тот, не дожидаясь расспросов, объяснил:
— У меня рука дрожит, когда пишу, поэтому приходится каждую букву вырисовывать.
— Это он не специально, — тихо добавил Юра.
— Ладно, я понял, — Сергей протянул тетрадь Ярославу, — наверное, трудно вот так стараться?
Ярослав пожал плечами:
— Я привык. Можно выйти на улицу до отбоя?
— Можно, — разрешил Сергей, — только не курить в гараж.
Ярослав ушёл, а Сергей вдруг вспомнил, что Аля просила его позаниматься с мальчиком немецким. А с чего она взяла, что из этих занятий что-то выйдет? Мальчишка может знать язык лучше его. Может, Сергей не даст ему ничего нового…
В игровой комнате бандиты по телевизору пытали главного героя. Сергей заглянул туда на минуту и вышел. Нашли, что смотреть. Хотя, в их возрасте Сергей тоже любил всё, связанное с войной, драками, погонями. Всё было ярко и заманчиво. Война мнилась сплошным подвигом, а оказалась просто грязью. Грязью, попав в которую, выбраться назад сложно…
“Всё наладится”, — старательно подумал Сергей.
Инна Яковлевна жила в девятиэтажке в восьми минутах езды на автобусе или двадцати минутах пешего хода от детского дома. Похолодание к прогулкам не располагало, но Вера Ивановна, неожиданно поменявшаяся с Фроськой сменами, и явившаяся на полный рабочий день, запретила Ярославу ехать прощаться и не выдала проездное удостоверение, а пятидесяти копеек на проезд у него не было. Придя в школу и отсидев три первых урока, Ярослав вдруг понял, что не может думать ни о чём, кроме того, что должен увидеть Инну Яковлевну. Потому что слишком несправедливо это было: не повидать человека перед отъездом. И Вера Ивановна, конечно, была не права. Ведь Ярослав не двоечник и не хулиган, и оттого, что не посетит пару уроков, ничего не изменится. Не болтаться же по городу он собрался, а ехать в гости. На третьей перемене Ярослав решился — ехать, и будь что будет. Ну пусть его потом никуда не пускают. Он никуда и не рвётся. Идти ему не к кому. Мамы его бывших школьных друзей с некоторых пор смотрели на него с такой жалостью, что он старался ходить к друзьям как можно реже.
Ярослав ушёл из школы, попросил одного из малышей незаметно вызвать на улицу Женьку, и они отправились к Инне Яковлевне пешком. Снова шёл дождь, в мутных лужах вздувались пузыри, плавали щепки, окурки, разный мусор. Ветер трепал ветки тополей и клёнов, крупные капли барабанили по листьям. Серое низкое небо нависло над городом. Всю дорогу Женька бормотала нечто нечленораздельное, и из этого потока слов можно было разобрать только: “з-з-замёрзла, х-холод, б-блин”…
К дому Инны Яковлевны и Ярослав и Женька насквозь промочили ноги и до колен заляпали грязью джинсы. Оставляя за собой грязные следы, они поднялись на пятый этаж и Ярослав, с трудом справляясь со сбившимся дыханием, позвонил. В проёме отворившейся двери показалась Инна Яковлевна.
— Здравствуйте, — сказала она радостно. — Я думала, вы вчера придёте…
Ярослав и Женька вошли в прихожую. Просторную и пустую. В ней уже не было ничего, что делает дом жилым: ни коврика у двери, ни вешалки, ни абажура на потолке. Только стены, поцарапанный пол и стопка книг у входа в комнату. У Ярослава перехватило в горле — так потерянно и сиротливо выглядела квартира. Хорошо, что он не видел такой свою… Коридор без его велосипеда, без календаря, который он каждый год наклеивал на дверку стенного шкафа, без телефонного аппарата, звонящего так громко, что стёкла дребезжали… Ему было бы очень тяжело это увидеть. Хорошо, что баба Валя успела разобраться со всем, пока он лежал в больнице. Он запомнил свой дом только жилым…
— Ой, у вас ноги совсем мокрые! — заволновалась Инна Яковлевна. — Разувайтесь! Только вот сушить негде. Разве над газом. Плита-то осталась… Давай, Ярославик, помоги Жене.
— Да не надо, — сказал Ярослав, — Вы не волнуйтесь. Мы на минутку. Только попрощаться. Мы Вас не станем отвлекать. Тем более меня Вера Ивановна вообще не отпустила.
— Ярославик, — Инна Яковлевна подошла поближе и обняла их с Женькой одновременно. Не обращая внимания, что они мокрые и холодные, — чудо ты моё! Надо было мне позвонить, я бы договорилась… Зашли бы, посидели.
— Да ладно теперь, — пробормотал Ярослав, — да Вы и торопитесь, наверное.
— Тороплюсь. Муж-то с пацанами уже к родственникам уехали. Я вот жду новых хозяев — ключ отдать. Сижу вроде дома, а дом и не мой… Странно, верно? Но с тобой, Ярославик, нам надо поговорить. Тебе я хотела сказать: что бы ни случилось, обязательно занимайся. Это очень важно. У тебя способности, их надо развивать. Понимаешь?
Ярослав осторожно отстранился от Инны Яковлевны, посмотрел ей в глаза и кивнул.
— Я тебе оставлю учебники, книжки, буду часто тебе писать. Ты отвечай мне, ладно?
— Ладно.
— Потом, глядишь, и приедешь в гости. Мои пацаны всё время спрашивают, приедешь ты или нет.
Ярослав вспомнил сыновей Инны Яковлевны — смешных близнецов-третьеклассников, снова кивнул и, чувствуя, что вот-вот разревётся, сказал:
— У нас новый воспитатель тоже понимает по-немецки. Может, я с ним буду говорить.
— Да, хороший воспитатель, — поддержала его Женька, глупо улыбаясь.
— Вот видишь, как тебе повезло! — Инна Яковлевна взъерошила ему волосы. — Разговорный язык надо тренировать, если есть возможность.
— Я буду, — пообещал Ярослав. — И писать Вам буду. И приеду потом. Обязательно.
— И меня возьмёт, — заявила Женька.
— Всё, — Ярослав сделал шаг к порогу, — нам пора. До свидания!
— Возьми книги, — Инна Яковлевна подняла с пола стопку книг и протянула ему. — Подожди, не в руках же ты их понесёшь. Промокнут. Я сейчас дам тебе пакет.
Она скрылась в комнате, а Женька толкнула его локтем:
— Ты чего, реветь собрался?
— Собрался, — Ярослав вытер рукавом намокшие глаза. — Тебе-то что?
— Ничего, — Женька дёрнула плечом.
Инна Яковлевна вернулась, подала Ярославу пакет с книгами. Поверх них лежало ещё что-то. Ярослав сунул в пакет руку и вытащил красивую кружку с пузатыми медвежатами. Рядом была ещё одна.
— Это вам с Женей. Одинаковые.
— Спасибо, — просияла Женька. — Какие мишки балдёжные!
Ярослав сделал ещё одну попытку не заплакать, но теперь уже ничего не получилось. Он пробормотал “До свидания” и выскочил в подъезд. Через несколько секунд его догнала Женька:
— Подожди, не беги так! Я отстану.
Ярослав выбежал на улицу, где хлещущий потоками дождь смыл с его щёк слёзы, и остановился:
— Жень, а тебе совсем всё равно, что она уезжает?
— Ну, не совсем, — возразила Женька. — Хорошая тётка. Лучше бы Верка куда-нибудь свалила. Так с неё не дождёшься! Ладно, давай руку.
Ярослав автоматически подал Женьке руку, и они медленно отправились обратно в детский дом. Инна Яковлевна, самый добрый и понимающий, по мнению Ярослава, воспитатель, уезжала навсегда. Теперь не будет вечеров в воспитательской, когда любое русское слово Инна Яковлевна ему запрещала, и они общались только по-немецки. Не будет чая с конфетами, никто не обнимет Ярослава так, как раньше обнимала мама, не погладит по голове. Никто не будет выделять его среди других воспитанников, и в детском доме не останется никого, кто верит в него и верит ему. Правда, Сергей Фёдорович тоже, вроде бы, неплохой человек. Но что ему Ярослав? Что Ярослав директору, Фроське, Вере Ивановне? Детдом — тот же конвейер. Выпустили — набрали. Проследили, чтобы все учились и никто ничего не натворил. Хоть кто-нибудь из работающих здесь думает о той же Женьке Воробьёвой в свободное время? Конечно, нет…
