— Сегодня ночью я пойду за колёсами, — угрожающе проговорил Вилька, — ночью…
Все примолкли.
Всем стало страшно.
Слышно было, как капала вода с пиджака Мурашкина.
— Пойдёшь со мной, дачник? — спросил Вилька.
— А почему обязательно ночью?
— Если трусишь, можешь не ходить.
— Я никогда не трушу, — сквозь зубы ответил Павлик.
Ночь выдалась тёмная. Луна катилась по небу, будто гонимая ветром. Когда она скрывалась за тучами, становилось ещё темнее, как в кинотеатре перед началом сеанса.
Но постепенно глаза привыкли к темноте, и Павлик видел даже большие оттопыренные уши Вильки. Тот шёл впереди.
Лишь в редких окнах горел свет. Где-то громко играло радио. Сколько ни вслушивался Павлик, он не мог разобрать слов песни. Мешало волнение.
— Скоро? — прошептал он.
— Боишься?
— Почти нет.
— Стрелять будут, ложись! — посоветовал Вилька.
Павлик съёжился. Он ведь не хотел идти за колёсами, но пошёл. Почему? — спросите вы. А помните Люсю? Тогда Павлик испугался насмешек — струсил. И вот сейчас он думал: знала бы Люся, каким он стал храбрым!
Но было страшно. Ему казалось, что со всех сторон на него смотрят осуждающие глаза.
— СТОЙ!
Он едва не крикнул от страха, остановился, отдышался и понял, что голос ему просто почудился.
— Внимание, — прошептал Вилька, — здесь…
Они были у двухэтажной дачи, окружённой садом. Вилька пошарил дрожащей рукой, повернул вертушку и толкнул калитку. Павлик шагнул следом.
Они шли, держась за изгородь.
Эх, убежать бы!
— Вот колёса, — прошептал Вилька, — кати…
Павлик поставил колесо и начал толкать. Колесо было тяжёлым.
Вдруг откуда-то сверху бабахнул выстрел.
Мелькнул огонь.
Вилька упал.
Павлик бросился к калитке, но мозг пронзила мысль: не бросай товарища в беде! Он схватил Вильку за ногу и потащил.
В окнах загорелся свет. Хлопнула дверь.
— Стой! Стрелять буду!
Выпустив Вилькину ногу, Павлик остановился. К нему подошёл мужчина с ружьём в руках.
— Хорош герой! — сказал он. — А ну, пошли в дом! Павлик посмотрел вниз: Вильки не было.
Его провели на кухню. Странно: он не испытывал никакого страха. Ему было стыдно. Он согласился бы сейчас умереть, если бы первого сентября ему не надо было идти в первый класс.
В кухню заглянули несколько человек. Алексей Егорович (а это был именно он) что-то им сказал, и они ушли.
— Как тебя звать?
— Павлик.
— А фамилия?
— Меркушев.
— А где живёшь?
— Восьмая дача.
Алексей Егорович задумался и сказал:
— Где-то я слышал твою фамилию… Это не ты ловлю тигров организовал? Это из-за тебя мальчик в яме чуть не погиб?
— Он сам в яму залез. Никто его не просил.
— Сам? — Видно было, что Алексей Егорович не поверил. — Ну, не будем вспоминать тигров. А ты вот до воровства дошёл. Ты понимаешь, что за такие делишки судят?
Павлику хотелось заплакать, но он сдержался и пробормотал:
— Маленьких не судят.
— А ты разве маленький?
— Нет… но и не большой.
— Вот что, — предложил Алексей Егорович, — давай без лишних слов расскажи мне про свои дела, и я отведу тебя домой.
И Павлик рассказал обо всём, начиная с того, как Мурашкин упал с кровати.
Алексей Егорович долго смеялся, потом сказал:
— Непутёвый вы народ, хотя и любопытный… Что с тобой?
Глаза Павлика расширились от удивления: в дверях стояла Люся!
Она сделала вид, что не заметила Павлика, подошла и спросила:
— Кто тут стрелял, дядя Лёша? В кого стрелял?
— Понимаешь, племянница, ерунда получилась. Жулики у нас появились.
— Мы с ним не жулики… — начал Павлик и осёкся.
— Мы с ним? — быстро переспросил Алексей Егорович. — Разве ты был не один?
Сказать о Вильке или не сказать? А вдруг будут дразнить предателем?
— Не хочешь выдавать товарища?
— Нет, — твёрдо ответил Павлик, — он мне не товарищ. Виноват я сам. Своя голова на плечах.
Люся подошла к нему и сказала:
— А ты всё-таки трус.
…Так печально закончился пятый день жизни Павлика Меркушева в Нижних Петухах. Мне даже не хотелось писать об этом, но я написал, потому что так и было.
Специалист по Нижним Петухам
Утром Павлик навестил бородатого историка Петра Петровича Золотарёва. Он колол дрова.
— Приветствую вас, молодой человек! — сказал он, вонзив топор в толстое полено. — Чем могу служить? Может быть, ты со своими приятелями решил послушать лекцию о Нижних Петухах?
Честно говоря, Павлик забыл о предложении Петра Петровича прочитать лекцию, но сейчас обрадовался:
— Да, да!
— Я ведь специалист по Нижним Петухам, — сказал Пётр Петрович. — Я знаю о них много интересного. Пусть приходят все, кто желает. Куда? Это ваше дело. К семи часам я буду готов. Заходите за мной.
В районном комитете партии заседание подходило к концу. Время было жаркое: шла уборка урожая, и никому не хотелось заседать долго.
У здания райкома стояли запылённые автомашины, подводы, осёдланные лошади. Они ждали председателей колхозов, агрономов и других людей, от которых зависела судьба урожая.
Вот в это время сюда и пришёл Павлик.
В комнате, которая называлась приёмной, сидела тётенька и стучала на пишущей машинке. Тётенька спросила:
— Что тебе нужно, мальчик?
— Мне велели прийти сюда.
— Как твоя фамилия?
— Меркушев.
— Подожди немного.
Павлик стал листать какой-то журнал и думал, что сейчас он трусит куда сильнее, чем вчера ночью.
Обитая клеёнкой дверь открылась, из-за неё один за другим выходили люди.
Тётенька сказала Павлику:
— Пройдите, товарищ Меркушев.
В кабинете, куда он вошёл, сидели несколько человек.
— Товарищи, вот тот самый Павлик, — оказал Алексей Егорович. — Делать ему с приятелями нечего, и занимаются они разными глупыми и нехорошими делишками с утра до вечера.
— Нет, — несмело возразил Павлик, — утром я продляю жизнь.
Раздался хохот. Смеялись так громко, что, казалось, в кабинете стало тесно от смеха. Видимо, поэтому один усатый дяденька распахнул окно.
— Жизнь продляешь? — спросил он. — А как? Научи-ка нас.
— Очень просто, — объяснил Павлик, — встаю пораньше. Вот жизнь чуть-чуть и продляется.
— А ведь, пожалуй, правильно, — сказал усатый дяденька.
— А для чего же ты жизнь продляешь? — спросил Алексей Егорович. — Чтобы успеть побольше глупостей сделать?
— Нет.
В кабинет вошла тётенька и сказала:
— Их там целая делегация, Алексей Егорович. Шумят.
Алексей Егорович разрешил своим товарищам уйти и попросил тётеньку впустить делегацию.
В кабинет с шумом и гамом ввалились мальчишки и заговорили все сразу. Даже Павлик не мог разобрать, о чём они шумели.
— Что случилось?
Мальчишки притихли, а Петя Масалкин сказал:
— Мы все виноваты. Нас всех судить надо.
Тут Алексей Егорович, можно сказать, рассердился. Он заговорил так:
— Никто вас судить не собирается. А наказать надо бы.
— Зачем? — шёпотом спросил Мурашкин. — Мы и так больше не будем. Но жить нам очень трудно. Никаких интересных дел нет.
— Делать-то нам нечего! — подтвердили ребята. — Вот и ловим тигров!
Алексей Егорович молчал. Он понимал мальчишек. На их лицах было написано желание что-нибудь делать, работать…
Вперёд вышел Петя Масалкин и начал рассказывать:
— Вот сегодня лекцию организуем. Пётр Петрович Золотарёв будет рассказывать, почему Нижние Петухи Нижними Петухами называются. На сегодня у нас работа есть. А завтра что делать? А послезавтра?
— Придумаем что-нибудь, — пообещал Алексей Егорович, — встретимся на лекции и поговорим.
По улицам посёлка бежали ребята и кричали:
— Внимание! Внимание! Слушайте! Слушайте!
— Пожар, что ли? — спрашивали жители.
Нет, не пожар. Это ребята приглашали всех на лекцию в Старый парк.
Старый парк до войны назывался Новым. Там было уютно и красиво. Каждый вечер жители приходили сюда отдыхать. Но во время войны отдыхать было некогда, парк зарос крапивой, кустарником, и стали его называть уже не Новым, а Старым.
По размерам и форме он напоминал футбольное поле. Прямые, с золотистой корой сосны стояли на расстоянии двух-трёх метров друг от друга. А всё остальное пространство заросло крапивой, травой, кустарником.
