Влетев в избу, Мишка крикнул:
— Говорят еще?
Костя спустил с полатей голову с наушниками, сдвинул микрофон с одного уха и спросил:
— Чего?
— Про ссуду говорят еще?
— Не! — мотнул головой Костя, — какую-то атому разъясняют.
— Какую атому?
— В клетках, говорят, живет. Вроде птицы что ли… Не понять!
— Путаешь чего-нибудь, — сказал батька и сам полез на полати. — Ну-ка, дай-ко-сь мне!
— С батькой на полати полез и Федоров.
— Ребята чего понимают? А я привычный к этому делу. В Красной армии бывало, надоест даже…
Батька и Федоров нацепили наушники и притихли.
— Атомное ядро, — шопотом повторял батька, посматривая с палатей серьезными глазами, — долгое время считалось конечным элементом материи, но в последнее время…
Батька замолчал, прислушиваясь к голосу радио, и так сидел некоторое время, шевеля потрескавшимися губами, потом нахмурился и сбросил наушники на овчину.
— Пойми тут: ликтороны, атомы, клетки да…
— Тьфу, дьявол!
Снял наушники и Федоров.
— Научное разъясняют, — сконфуженно произнес он.
— А про ссуду-то? — спросил дядя Павел.
Батька посмотрел на Мишку.
— Где же ссуда-то твоя?
— Дык… Сам слышал…
— Что же, — вступился Федоров, — не год же про ссуду передавать. Кому ссуда интересна, а кому иликроны с атомами… Тут на всякий вкус, вить… Кому что надо… А ты, Мишка, того… не ослышался?
— Вот, ей-бо! — перекрестился Мишка.
— А ну-ка, повторить можешь, чего передавали?
— Могу… Слушаем мы давеча, а оно и говорит: пострадавшим от неурожая выдаем без возврата…
— Чего выдают-то?
— Ссуду! А семена…
— Так и сказали ссуду?
— Ей-бо, сам слыхал!..
— А про семена-то как, как?
— А семена, грит, через два месяца…
Батька посмотрел в сторону радиоприемника и нерешительно сказал:
— Да оно, пожалуй, на правду похоже… Вроде бы и время выдавать…
— А по скольку дают-то? — спросил дядя Павел.
— Не говорили об этом!
Пойманная антенной новость мигом облетела деревню. В избу, набитую народом, пришел председатель сельского совета, старый солдат Кандыбин, расспросил ребят и покрутил желтые от махорки усы:
— Ну, вот… А чего орали? Пришло время и дают…
— А может брехня это… С радия чего возьмешь, коли взбрешет? И говорит-то откуда, неизвестно.
— Брехни тут никакой не может! — строго сказал председатель. — Раз властью разрешено передавать по воздуху, стало быть все на совесть.
— Ну и слава богу! — вздохнула вдова Устинья. — я было к Силантию уж хотела… Чуть было, ить, хомут не надела на шею…
Через три дня в сельсовет пришла бумага. А через неделю деревенская беднота получила из города хлеб, который советское правительство отпустило бесплатно.
— Вот оно! И отдавать не надо! — кричал Федоров. — Своя власть, потому и бесплатно… Не то что кулачье…
— Ты к чему это?
— А все к тому же: власть нас научает колхозами жить, а вы все думаете худа она желает нам, Адьеты!.. Верно, громкоговоритель? — обращался Федоров к Мишке.
— Я ничего не знаю, — пыхтел Мишка.
Он был немного сердит на Федорова. Да и то сказать, как же тут не сердиться, если Федоров прозвал Мишку громкоговорителем. А деревенские ребята и рады.
— Эй, громкоговоритель! — дразнили Мишку в деревне ребята.
Мишка сначала гонялся за обидчиками, норовя загнуть им салазки, но потом привык к новой кличке и уже не обижался. С той поры, как он обрадовал деревню новостью, на полатях перебывало изрядно народу. Даже сам председатель совета Кандыбин лежал здесь целый вечер с наушниками. Он отчаянно дымил махрой, жестоко крутил усы и пристукивал по доскам пятками. А потом снял наушники и сказал:
— Чистая химия. И даже того хлеще… Надо будет в сельсовет провести!
После этого Кандыбин дня три говорил о том, что надо поставить радио в сельсовете, но вскоре успокоился.
Радио в сельсовете так и не появилось.
Однажды Мишка и Костя услышали по радио совсем необычайную историю. Знакомый голос, который они узнали бы теперь из тысячи голосов, рассказывал о том, как в одной деревне пионеры и школьники устроили птичник и развели таких кур, за которых им был выдан похвальный лист на выставке и целых сто рублей.
Радио говорило о том, как вся деревня ходила к ребятам учиться ухаживать за птицей и каким почетом были окружены затейники пионеры и школьники.
Прослушав эту историю, Мишка снял наушники и сказал:
— Ловко небось? На сто рублей, поди, сто возов хлеба купили!
С этого дня Мишка начал задумываться. Он бродил в раздумьи по двору, заглядывал к гусям и долгое время глядел на них, не замечая яростного шипенья, которым гуси встречали Мишку.
Он рассказал отцу все, что слышал, и осторожно намекнул:
— Мы бы с ребятами еще чище могли обделать такое дело.
Отец зевнул, потрогал вихры Мишки и молча принялся подшивать валенок.
— Ей-бо, устроили бы…
— Ну, ну! — сказал отец, — не вертись тут… Ступай-ка на улицу!
Встретив как-то Федорова, Мишка снова рассказал о пионерах и школьниках, которые получили сто рублей за своих кур.
— Ну и мастаки! — удивился Федоров. — А ты, громкоговоритель, пустяками занимаешься. Собрал бы вот ребят, да и отчебучил бы такую же штуку…
— Мы бы еще чище устроили, — сказал Мишка.
— А ты не хвались. Сначала сделай, а там и говори!
— Сделаешь тут. Я батьке давеча говорил, а он молчит…
— То-то, что батьке говорил… А те ребята, поди, без батьки дело начали!
После этого разговора Мишка сходил к учителю и снова рассказал о том, что слышал по радио.
Учитель заинтересовался этой историей. Он немного подумал и сказал:
— Ты вот что, собери-ка подходящих ребят да заходи с ними. Мы потолкуем об этом.
Мишка обошел своих приятелей и каждому рассказал о пионерах и школьниках, устроивших птичник, а также о том, что учитель обещал помочь устроить это дело.
— Учитель говорил, — тыщу можно получить! — отчаянно врал Мишка, соблазняя приятелей.
— Здорово! — удивлялись Мишкины друзья.
Затея Мишки особенно понравилась Володьке, поповскому сыну, и Фильке, сыну кулака Силантия.
Всех принимать не будем, — говорил Филька, много народу будет, по скольку рублей достанется:
— Пять и то много, — поддержал Володька, — если тысячу на пять разделить — выходит по 200 рублей всего. А больше принимать — совсем мало будет.
— Где же ты пять считаешь? — спросил Филька. — Я — раз, Володька — два, а Мишка с Костькой из одного дома, выходит за одного должны считаться. Значит три. Кому ты еще сказал?
— Пашке Устиньеву!
— Считай четыре! И хватит. Молчи теперь, а то налетят разные, чего тогда будет.
— По двести пятьдесят на четырех выйдет, — сосчитал поповский сын.
— Так ты, смотри, молчок! — сказал Филька.
На другой день вся компания направилась к учителю. Дорогой Филька делил будущие барыши и упрашивал ребят никому не говорить о птичнике.
— Учитель-то тоже, поди, в долю захочет? — горевал Филька.
— А ты как думаешь? Даром что ли будет возиться?
— То-то и есть.
Но Филька напрасно горевал. Когда ребята пришли к учителю, они застали его за упаковкой вещей. Он сидел на корзине, увязывая ее веревками. В комнате на полу лежали узлы и два рыжих старых чемодана.
— Пришли? — вытер пот со лба учитель. — Ну вот и хорошо, что не опоздали.
Он затянул узел на корзине и выпрямился.
— Все тут?
— Все, — сказал Мишка.
— Маловато, — оглядел учитель ребят, — хотя… Оно даже и лучше пожалуй!
— Ясно — лучше, — поддакнул Филька.
— Так вот, ребята… Вы это… начинайте. Места здешние замечательные. Выпас хороший. Вода под боком. Для гусей — самое отличное место. Озолотить можно округ.
— А Мишка говорил — курей разводить, — заметил Пашка.
— Каких кур? Гуси — будущее нашего края, а не куры. Для курицы нет здесь почвы. Да и где достать сейчас породистых кур?.. А гуси у вас хорошие. Если правильно поставить дело, так гусей прямиком можно за границу гнать. А ведь это золотая валюта… Эх, чорт возьми, не во-время переводят меня, а то бы мы тут такое дело развернули, что вся губерния ахнула бы.
Он посмотрел на растерянные лица ребят и сказал:
— Другую школу дают мне.
— А птичник-то? — ахнул Мишка.
— Птичник, видать, самим вам придется устраивать… Да вы того… Спец я небольшой в этом деле. Сам учиться хотел с вами… Ну, а этого… того самого… пока вы тут начнете налаживать дело, я тем временем достану какую-нибудь книжку о правильном уходе за гусями и перешлю ее вам… А может еще обратно переведут меня в вашу деревню.
