выкатилась на ровную площадку, уставленную старыми полусгнившими скамейками. Она уселась на одну из них и затихла.
Здесь ее нашли Глазастая и Ромашка. Сели рядом и стали ждать, когда та очухается и заметит их.
— Несет от реки. Вонища, — сказала Ромашка, зажимая двумя аккуратными пальчиками ноздри. — И чего они в нее напихали!
— Родная река. Великая, — ответила Глазастая. — Терпи.
Тут Зойка заговорила, сбиваясь, путаясь в словах, заикаясь:
— Костя знаете как держался… Плюю, мол, на вас и не боюсь. Его допрашивал этот… — Она мучительно припоминала, кто допрашивал Костю; лоб у нее сжался гармошкой, уголки губ беспомощно и горестно опустились, и не могла вспомнить.
— Прокурор, дурочка, — пришла ей на помощь Ромашка.
— Точно… Прокурор. — Зойка обрадовалась как прежде, без обиды. — Таким тихим голосом все вы… вы… выпытывал. А сам глядел в сторону. Спрашивал: «Свидетель Зотиков, вы хорошо помните тот день?» Он, су… су… сука, подвел его к черте.
Зойка замолчала, словно забыла про девчонок, неожиданно испуганно, счастливо улыбнулась.
— Сбрендила. — Ромашка отодвинулась от Зойки. — Ты что улыбаешься, Зойка?
— Вспомнила… У меня был день рождения, и вдруг он пришел и принес мне цветы. Сунул их мне в руку и убежал. Я закричала: «Костик, не уходи!» А он убежал, и я заплакала. Степаныч взял меня на руки, вытер мне слезы и сказал: «Дай, — говорит, — я поцелую твои глазки, чтобы они не плакали». Вот с того самого дня я Костю полюбила. — Зойка снова замолчала, по ее лицу пробежала судорога, и она продолжила свой рассказ. — Костик с Лизой сидели на второй с… с… скамейке. А я на последней… Спряталась в углу, только их затылки видела. А потом появился этот… которого мы сбили… старик. Потапов его фамилия. Ну, подумала я, сгорели. И точно, он нас похоронил: сказал, что узнал Судакова, что это именно он был за рулем. В тюрьму его, говорит, за решетку! А жена Судакова стала плакать. А сам он кричал и возмущался и звал на помощь Костю. А Костя молчал. И тогда Судаков тихо так произнес: «За что губишь меня, Костюха?» А старик вдруг сел мимо стула, упал и не шевелился. И все решили, что он умер. Глебов бросился к нему, закричал: «Вызовите „скорую помощь“!» А потом старика унесли санитары, и Костя сознался. Суд отложили, а Костю арестовали по требованию прокурора.
— Теперь, может, и нас поволокут, — сказала Ромашка.
— Ну и пускай. Мы же соучастники. — Зойка криво улыбнулась.
— Ты что, не боишься? — спросила Ромашка.
— Не боюсь.
— Дура. А если в тюрягу? — побелела от злости Ромашка.
— Отсижу, — спокойно ответила Зойка. — Думаешь, тюрягу перетерпеть нельзя?
Глазастая мрачно посмотрела на Зойку:
— Ах, Зойка, Зойка, что ты знаешь про тюрягу!
Они сидели на мокрой скамейке. Шел мелкий дождь. А на той стороне работали гигантские подъемные краны. Их скрежет был похож на вопли динозавров.
Лиза вошла в комнату, сняла пальто и уронила его на пол. Услышала звонок от бабы Ани. Та часто названивала, но Лиза не снимала трубки. А тут сняла. С тех пор как Костю осудили на два года и отправили в детскую колонию за город, она беспрерывно добивалась свидания с ним. Но это ей никак не удавалось. Суд прошел гладко. Никто никого не привлекал за соучастие, а донос Куприянова, который он заставил подписать Каланчу, не понадобился, потому что отец Глазастой, генерал Сумароков, все решил по-своему: Куприянова с его доносом прогнал, а Глебова от ведения дела отстранил.
— Алло? — произнесла Лиза чужим голосом.
— Лизок? — испуганно спросила баба Аня, не узнавая дочери. — Это я, твоя мама. Поговори, пожалуйста, со мной чуток.
— Конечно, поговорю. — Лизе вдруг стало жалко бабу Аню. — Я здесь добиваюсь свидания с Костей: кажется мне, увижу его — мне легче станет, а главное, ему тоже. А разрешения нет. Выследила в городе их начальника колонии, вполне нормальный на первый взгляд, а на самом деле законченный садист. Ему нравится, что все у него просят свидания с детьми, а он отказывает и от этого получает удовольствие. «Какие дети, — говорит, — они преступники». Стою, прошу, плачу, а он смотрит на меня и улыбается. Садист.
— А что же ты ждешь от тюремного начальника? — сказала баба Аня. — От него другого и ждать не надо. Он ведь антихрист, небось.
— А я теперь не та красотка, мужики слабо реагируют на меня, чувствую, мне перестраиваться надо. Ты бы меня не узнала: сушеная вобла с глазами кролика.
— Почему кролика? — не поняла баба Аня.
— Потому что глаза красные, заплаканные, слезы весь цвет вымыли. А я говорю: «Если вы меня не пустите к сыну, я к товарищу Сумарокову пойду». Это папаша Глазастой, начальник КГБ.
— А ты и его знаешь? — удивилась баба Аня.
— Откуда. Он за семью замками сидит. Его никто никогда не видел. Он Змей Горыныч. Я здесь попросила Глазастую: «Поговори с отцом». А она зло ответила: «А я с ним не разговариваю, его попросишь — себе хуже сделаешь». Вот тут понимай как хочешь. Но когда я ему, этому проклятому садисту, сказала про Сумарокова, он задрожал и сразу стал оправдываться, что у них произошло ЧП, а после каждого ЧП свидания с заключенными автоматически на два месяца прекращаются. А ты знаешь, что такое ЧП?
— Конечно знаю, — уверенно ответила баба Аня. — Чрезвычайное происшествие.
— Вот именно. И кто, ты думаешь, устроил эту чрезвычайку? Твои любимые Зойка и Глазастая. Сейчас я тебе все выложу, ты закачаешься. Зойка говорит: «Не увижу Костю, умру». Джульетту изобразила.
— Не надо так, Лиза, — просит баба Аня. — Ты не знаешь, может, ей правда невмоготу.
— Да ты лучше послушай, что они придумали. Все организовала Глазастая. Она теперь души не чает в Зойке. Все готова для нее сделать. Поехала она на разведку. Ходит-бродит вокруг колонии, размышляет, как им добраться до Кости. И вдруг видит, в небе журчит маленький самолетик. Ну, она раскопала, что в соседней деревне живет умелец, который построил этот самодельный самолет, с мотором от мотоцикла, и летает над родной деревней. Глазастая пришла к нему, рассказала про Зойку и Костю, и они придумали, что он пролетит над колонией и сбросит Зойку на парашюте. Оказалось, и парашют у него есть.
— А что будет потом, они не подумали? — спросила баба Аня.
— Об этом они не думают. Ты что, не знаешь молодых? Ну, Зойка полетела, хотя ни разу с парашютом не прыгала. Представляешь, какой ужас: она прыгает, а парашют не раскрывается — что тогда?! Но, слава богу,
