Задиристый, дерзкий Роберт повернулся ко мне, и глаза у него стали большими и светлыми, даже очень светлыми, как если бы он собирался заплакать. Он протянул ко мне руку, я невольно отшатнулась, но он всё-таки дотянулся до плеча моего — осторожно и ласково — как друг.
— Ты не думай про меня совсем плохо. Очень уж иногда хочется какой-то другой жизни, не бежать чуть свет за газетами, чтобы заработать, заработать, заработать…
Глядя на табличку, он спросил:
— Ты про пионерские лагеря не выдумала? Те, что у моря.
— Нет, — покачала я головой.
Ещё недавно я его прямо ненавидела, а сейчас он стоял такой беззащитный, хотя был на голову выше меня.
— Приезжай к нам учиться. К нам отовсюду приезжают учиться, столько иностранцев!
— Ладно! — оборвал меня Роберт. — Прощай, Лана.
Через кусты, не оборачиваясь, пошёл он к выходу с кладбища.
— Передай привет Джоан и Майклу! — кричу я.
— Если небольшой, то передам. Большой в карман не влезет! — Роберт всё же обернулся и шутливо оттопырил карман.
Мне пора возвращаться. Но отчего так щемит сердце?
Теперь я хочу побывать в будущем. Если б узнать, что станет с Машей и Антоном, Джоан и Робертом. Да и про себя интересно.
В стекле картины на стене отражалось только мое лицо. Опустилась занавеска, за которой столько событий. Как приснилось. На руке почти незаметный синяк — могла упасть и о камень удариться. Но я знаю, это след от руки Роберта. Совсем не болит, даже чуточку грустно, что пройдёт.
— Я хочу побывать в будущем!
Фёдор Антонович, вообще-то старичок маленький, сейчас кажется большим. Я смотрю на него сидя, а он уставился на меня сверху пронзительными голубыми глазками-буравчиками из-под рыжих мохнатых бровей. Синяя куртка расстёгнута, видна клетчатая рубаха с разноцветными пуговицами. Может, это не пуговицы вовсе, а какие-нибудь сигнальные кнопки. Придвинул второе кресло, сел напротив и потрогал одну из пуговиц. Нечаянно или специально? И произнёс медленно, странно приглушённым голосом:
— Готовы ли вы, сегодняшние дети, к встрече с будущим?
Такую торжественную фразу произнёс, как будто контрольная начинается.
До чего удобные кресла у Сыроярова! Сидишь, и тебя убаюкивает — хочется закрыть глаза и подремать. Нарочно стараюсь рассердиться, а то усну.
— Глупости какие! Чего ж там готовиться! В будущем будет всё, как надо!
Ох, устала. Даже языком лень шевелить… И тут соображаю, что языком-то как раз и не шевелю. Молчу, только думаю. И у Фёдора Антоновича губы не двигаются. Вот это да! Но мы же вроде разговариваем?
— Отдыхай, не суетись, — губы у Сыроярова не двигаются, а слова слышу! — Так легче разговаривать, мысленно. Понимаешь?
Я киваю. Необычайное тепло расходится по телу. Сама собой зажглась старинная лампа под зеленым абажуром, в комнате наступил вечер.
— Закрой глаза, Лана. Не бойся, не уснёшь. Смотри.
Сам, пожалуй, какую-то пуговицу тронул. Потому что передо мной кино началось. Только без звука.
Звонка не слышно, но все бегут на переменку. Костя не бежит. Он бегать не любит — толстый. И конечно, жуёт бутерброд. На каждой переменке жуёт. Как в него только влезает! Дожевал до половины, отдувается. Не может больше. Что же он делает? Подбрасывает вверх, колбаса отлетает в сторону, а хлеб, ловко отфутболенный, падает на середину дороги. Костя равнодушно отворачивается и идёт к школе. Мне отлично видно, как на булыжнике белым сиротливым пятнышком лежит кусок батона. Сейчас проедет машина, раздавит его. Девочка переходит дорогу. Осторожно так, но сторонам оглядывается. Ой, до чего похожа на Машину сестричку, Наташку! Ну, та, которая из прошлого, которая пирог с фасолью выбрала! Да нет, померещилось. Откуда ей взяться? Просто я на брошенный хлеб посмотрела, вот она мне и померещилась. Я открыла глаза. Не хочу смотреть на Костю.
— Воспитываете? — громко говорю старику. Он не отвечает. Смотрит в окно. Что он в темном окне может видеть?
— Спокойно, Лана. Закрой глаза. Это коротко.
Ладно, как любит говорить Роберт. Посмотрим, что на этот раз.
Идут двое — девушка и парень. Но, видно, иностранцы. А наши ребята за ними бегут. Чего бегут? Парень время от времени достает что-то из кармана и протягивает мальчикам. Они берут, хватают, толкаются. Потом те двое опять идут, потом опять останавливаются и протягивают цветные пакетики! Жвачка! Жвачка это. Пакетики падают на землю, долговязый мальчишка, самый сильный, наверно, отталкивает остальных, с земли подбирает, в карманы прячет.
— Ну, знаете, эту гадость не собираюсь смотреть! — я решительно поднимаюсь с кресла. — Зачем вы мне такое показываете?
— Мне приятно, что у тебя испортилось настроение, — устало отвечает Фёдор Антонович, — к сожалению, такая история была. Какими станут эти мальчики, когда вырастут?
— Какими вырастут, такими вырастут. Поумнеют.
— Но ты хочешь узнать про будущее?
— Так про будущее же! При чём здесь эти!
Лампа освещает Сыроярова сзади, лица не видно, волосы просвечиваются — такое рыжее облачко. Если не очень пристально вглядываться, так его в кресле и не разглядишь толком, есть он там или одна куртка лежит. И слова от него ко мне порхают невидимо, неслышно.
— Мы с тобой сейчас, Лана, заглядываем в будущее. Оно станет таким, каким сделаете его вы.
— Как же мы его сделаем? — я опять опускаюсь в кресло, меня в него как магнитом тянет.
— Ты помнишь, что завещал детям Владимир Ильич Ленин?
— Конечно, помню. Учиться, учиться и ещё раз учиться.
— А почему именно учиться?
— Ну, это понятно. Чтобы дети были грамотными.
— Ещё.
— Чтобы стали специалистами, инженерами, в машинах всяких разбирались.
— Зачем?
— Как зачем, Фёдор Антонович? Вы же старые фильмы видели? Там люди землю лопатами роют, никаких тракторов нет, а потом трактора появились, потом — экскаваторы. А сейчас вообще такие машины, что и не выговоришь сразу. Даже Алла Пугачёва ноет про синхро-фа-зо-трон. Уже его в школе изучают. В нашей, правда, пока не изучают.
— Значит, будущее делают люди? Вернее, люди, у которых есть знания.
— Получается так!
— К двухтысячному году, ты, Лана, станешь совсем взрослой. И ты и другие ребята. Вот я и говорю, что будущее станет таким, каким вы сумеете его сделать.
— Интересно вы поворачиваете, Фёдор Антонович. Значит, к будущему действительно надо готовиться?
— Действительно надо.
— Вот если бы ребята смогли побывать вместе со мной там, где побывала я, они бы над многим задумались.
Фёдор Антонович встал, подошел к стене, погладил рукой стекло.
— Мы напишем об этом книгу. Тогда о твоих путешествиях смогут узнать тысячи ребят.
— Но я не побывала в будущем!
— Давай сделаем так: о будущем спросим у самих ребят. Каким они его себе представляют? И что надо сделать, чтобы оно было счастливым и добрым. Мы попросим их написать тебе об этом. Ты свой адрес помнишь?
— Конечно. Киев-96, бульвар Верховного Совета, дом 27а, квартира 75. Светлане.
— Мы ещё встретимся, Светлана. В будущем. В будущем. А теперь мне пора.
* * *
Я стою возле раскидистого, шелестящего клёна. Будто он что-то мне говорит негромко, а что — разобрать не могу. В руках — баночка мёда и горчичники. Нет, что-то ещё. Коробочка! Щёлкает крышка — красная звёздочка неярко, тепло светится. Значит, всё было? Но где же Фёдор Антонович, где его дом хотя бы? Вокруг только деревья. Безлюдный переулок.
Наверное, я могу сейчас взять звёздочку в ладонь, произнести заветные слова и…
Нет, ребята. Я подожду ваши письма. И мы отправимся в будущее вместе. Ладно?
