На мостике Мерле увидела ученика-ткача, того, кто во время налета на мастерскую первым скинул маску. С ним стояли двое других мальчишек. У одного из них было багровое, словно солнцем обожженное лицо: не иначе как оттирал мочалкой клей, который Мерле налила ему под маску.
Их вожака Серафина нигде не было видно. Мерле с некоторым удивлением отметила, что она невольно ищет его глазами и даже как будто раздосадована, что не находит.
Юнипа, напротив, веселилась от всей души. Она не переставала всему удивляться. «Видишь, вон там?», «Гляди-ка сюда!» — то и дело шептала она Мерле, хихикала, а порой хохотала так громко, что люди на нее оборачивались. Внимание многих привлекали и ее черные очки. Такие обычно носили богатые модники, не очень-то любившие гулять вместе с простым народом, а застиранное платьице Юнипы свидетельствовало о том, что она не из дворца сюда явилась.
Обе девочки стояли у мостика и потягивали сок, наполовину разбавленный водой. На том берегу скрипач заиграл веселый ганец, к нему присоединился и флейтист. Юбки молодых девушек замелькали в пестром хороводе.
— Мне с тобой скучно, — недовольно протянула Юнипа, энергично вертя головой по сторонам.
Мерле никогда не видела ее такой взбудораженной. Она радовалась за подругу, но побаивалась, как бы Юнипа с непривычки не растерялась в уличной суматохе.
— Я знаю, ты ищешь того парня. — Юнипа взглянула на нее своими серебристыми глазами поверх очков. — Серафина.
— Откуда ты знаешь?
— Я тринадцать лет была слепой. И умею чувствовать людей. Когда люди думают, что ты ничего не видишь, они за собой не следят. Они путают слепоту с глухотой. Нужно только прислушаться, и можно все про них узнать.
— Разве я о чем-нибудь проболталась? — спросила, хмурясь, Мерле.
Юнипа засмеялась.
— Теперь-то я могу тебя видеть — и все ясно. Ты все время кого-то высматриваешь. А кого же тебе искать, кроме Серафина?
— Ты выдумываешь.
— Нет, не выдумываю.
— Не говори глупости.
Смех Юнипы прозвенел стеклянным колокольчиком.
— Я твоя подруга, Мерле. Мы должны делиться секретами.
Мерле в шутку замахнулась на нее, Юнипа по-детски хихикнула в кулачок.
— Оставь меня в покое, — потребовала Мерле.
Юнипа подняла голову:
— Он там.
— Где?
— Вон там, на той стороне.
Юнипа не ошиблась. Серафин сидел немного дальше, на самом краю дорожки у канала и болтал ногами. Его башмаки почти касались воды.
— Ну, иди к нему, — сказала Юнипа.
— Ни за что.
— Почему?
— Во-первых, он из ткачей. Он наш враг, ты забыла? Я не могу так просто… Это нехорошо.
— Нехорошо разговаривать с подругой, а в мыслях быть с кем-то другим.
— Ты и мысли мои читать можешь? — спросила насмешливо Мерле.
Юнипа серьезно кивнула, словно подтверждая, что такая возможность не исключается.
— Хотя на тебя достаточно посмотреть — и все понятно.
— Ты вправду считаешь, что мне надо с ним заговорить?
— Да. — Юнипа усмехнулась. — Или ты побаиваешься?
— Чушь. Я только хотела его спросить, давно ли он работает у Умберто, — оправдывалась Мерле.
— Дурацкий предлог.
— Сама ты дурочка глазастая! Нет-нет. Ты — мое любимое золотце! — С этими словами Мерле бросилась Юнипе на шею, крепко ее обняла и побежала по мостику на другой берег. Оглянувшись на бегу, она увидела, что Юнипа смотрит ей вслед и лукаво улыбается.
— Привет!
Мерле остановилась как вкопанная. Серафин, наверное, ее тоже заприметил, потому что вдруг вырос прямо перед ней.
— При-вет, — отозвалась она, будто косточкой поперхнулась. — Ты тоже здесь?
— Вроде бы здесь.
— А я думала, ты сидишь дома и мечтаешь, как бы еще разок людей краской заляпать.
— Ну, нет… — Он улыбнулся. — Мы такое не каждый день совершаем. Хочешь чего-нибудь выпить?
Она оставила свой стаканчик у Юнипы и потому сказала:
— Немножко сока. Пожалуйста.
Серафин повернулся и пошел к стойке с напитками. Мерле смотрела ему вслед. Ростом он был немного выше нее, довольно тощий, да и все они не слишком упитанные. Кто родился в осажденном городе, тот не скоро жир нагуляет. «Разве только, — подумала она с досадой, — если ты не Руджеро и не сжираешь тайком пол-ужина в приютской кухне».
Серафин вернулся и протянул ей деревянный кубок.
— Яблочный сок, — сказал он. — Думаю, тебе понравится.
Из вежливости она отпила немного.
— Да, очень вкусный.
— Ты ведь недавно у Арчимбольдо, да?
— А ты будто не знаешь? — И тут же едва не прикусила язык. Почему надо всегда огрызаться? Неужели нельзя было просто ответить?
— Больше двух недель, — добавила она.
— Вы с подругой из одного приюта?
Она затрясла головой:
— Нее-а…
— Арчимбольдо что-то сделал с ее глазами.
— Она была слепая, а теперь может видеть.
— Значит, мастер Умберто правду сказал.
— А что он сказал?
— Говорит, что Арчимбольдо — колдун.
— Так же и про Умберто говорят.
Серафин усмехнулся:
— Я в доме Умберто больше двух лет живу, а еще никакого колдовства не видел.
— Я думаю, что и Арчимбольдо тоже больше ничего не наколдует.
Оба рассмеялись немного смущенно, но не потому, что вдруг их мнение совпало, а потому, что не знали, как продолжить разговор.
— Пройдемся немного? — Серафин махнул рукой вдаль, где народу было совсем немного, а на поверхности чистой воды отражались редкие фонарики.
Мерле скорчила озорную гримаску:
— Хорошо, что мы не из высшего общества. Нашу прогулку бы осудили.
— Плевать нам на высшее общество.
— Верно!
Бок о бок, но не притрагиваясь друг к другу, брели они вдоль канала. Музыка становилась все тише и вскоре осталась где-то позади. Вода ритмично плескалась о каменные бока канала. Где-то над ними на чердаках и в лепнине домов ворковали голуби. Наконец они завернули за угол, где уже не было ни фонариков, ни света.
— Тебе приходилось ловить зеркальных духов? — спросил Серафин через некоторое время.
— Духов? Ты думаешь, это духи живут в зеркалах?
— Мастер Умберто говорит, что там души людей, которых Арчимбольдо заколдовал.
Мерле рассмеялась:
— Ты ему веришь?
— Нет, — серьезно ответил Серафин. — Я сам больше их всех знаю.
— Но ты же ткач, а не зеркальщик.
— Я только два года как ткач. А раньше по всей Венеции мотался, везде побывал.
— Родители у тебя есть?
— Откуда мне знать. Покамест они меня не искали.
— Но ты ведь и в приюте не жил.
— Нет. Я жил на улице. Как уже сказал — везде и всюду. За это время много чего узнал и повидал. Не каждый знает…
— …как крыс потрошить, до того как их жарить? — не удержалась Мерле.
Он состроил смешную рожу.
— И это тоже. Но не только.
Мимо них пробежала черная кошка, повертелась вокруг и ни с того ни с сего прыгнула на Серафина. Но без всяких враждебных намерений. Напротив, она удобно устроилась у него на плече и заурчала. Серафин не шикнул на нее, а стал ласково поглаживать.
— Ой, да ты вор! — ахнула Мерле. — Только воры дружат с кошками.
— Потому что мы — бродяги, — улыбнулся он. — У воров и у кошек много общего. А кое-чем мы помогаем друг другу. — Он вздохнул. — Но ты права. Я рос среди воров. В пять лет уже стал членом гильдии, а потом и мастером.
— Мастер-вор! — Мерле не могла прийти в себя от изумления. Мастера воровской гильдии были самыми искусными карманниками Венеции. — Но тебе ведь нет и пятнадцати!
Он кивнул.
— В тринадцать я уже бросил гильдию и поступил в услужение к Умберто. Такой ученик, как я, ему очень нужен. Не каждый может ночью влезть в окно любого дома и доставить дамам заказанное платье. Ты, наверное, знаешь, что многие мужья запрещают своим женам иметь дело с Умберто. Слава у него…
— …дурная?
— В общем, да. Его платья делают людей стройными. Какой женщине хочется, чтобы ее муж знал, что она стала как бочка винная. Говорят-то об Умберто немало плохого, а работа приносит ему хорошие барыши.
— Но ведь мужья все равно все видят, когда их жены… — Мерле чуть смутилась. — Когда они раздеваются.
— Жены умеют мужьям голову заморочить. Свет погасят или чем-нибудь напоят. Женщины хитрее, чем ты думаешь.
— Я тоже женщина!
— Да, года через два.
Она от возмущения остановилась.
— Мастер-вор Серафин, я думаю, что ты не очень-то знаешь женщин, хотя и изучил, где они свои кошельки прячут.
Черная кошка зашипела на Мерле с плеча Серафина, но Мерле на нее не взглянула. Серафин шепнул что-то кошке на ухо, и та успокоилась.
— Я не хотел тебя обидеть. — Он в самом деле опешил от взрыва ее негодования. — Правда не хотел.
Она испытующе взглянула на него.
