В его голосе была горечь. Элейн чувствовала и гнев, и печаль, которые таились в его словах.
Он отвернулся и положил свою пустую кружку в раковину.
— Она не хотела быть ничьей матерью, она не хотела быть ничьей женой, вот она и сбежала, — говорил он с трудом, — Вспоминая все, я даже удивляюсь, что она продержалась так долго.
Он повернулся к ней, лицо его было неподвижно, глаза серьезны.
— И не ори на меня, — потребовал он. — Я сделал для тебя столько, что вряд ли какой-нибудь мужчина смог бы без всякой помощи со стороны, обрати внимание. И я буду все время о тебе заботиться, но я буду жить так, как я хочу, и тебе придется под это подстраиваться. А теперь вытри пол, и хватит вести себя как пятилетний ребенок.
Элейн смущенно посмотрела на отца.
— Эли, — сказал он мягко. И протянул к ней руку. Его гнев тоже поостыл.
Элейн почувствовала, как предательски к ней подбираются слезы. Она знала, что если расплачется, тут и окончится вся ссора. Отец утешит ее, но тогда придется подчиниться. Она стиснула зубы и пробормотала:
— Уходи! Ненавижу тебя!
Рука опустилась, он отвернулся от нее. Ее гнев вернулся. Теперь она уже не чувствовала опасности слез.
— Я никуда не поеду, — бормотала она себе под нос, вытирая пол тряпкой.
Элейн держалась за эти слова, точно они были перилами в половодье на затопленном мосту. Пока она их говорит себе, никто не заставит ее делать то, чего она не хочет. «Я никуда не поеду. Я никуда не поеду.» И все же вид ее отца, такого большого и сердитого, наполнял ее отчаянием. Где-то в глубине она знала: что бы она ни говорила, он все равно сделает по-своему. Он всегда делал по-своему. Он никогда не изменит свой образ жизни на тот, что подходит ей. Он будет бульдозером идти по жизни, а она будет тащиться за ним, человек подвластный, без прав, без места на земле. Пока они ссорились, наступила темнота, и окна без штор отражали происходящее в кухне. Элейн была слишком сердита и не замечала черных трещин, но сейчас отчетливо увидела их слева от себя. Она инстинктивно дернула головой, чтобы избавиться от видения, и тут заметила нечто, что двигалось и отражалось в стекле. Никаких сомнений — космический демон, но еще более крупный и еще более реальный, чем тот, которого она увидела в спортзале. У нее перехватило дыхание. Его глаза были темны, он смотрел прямо на нее. Он был тих, спокоен и нагонял страх.
«Он сцапает меня, — думала она с ужасом. — Он пришел за мной. И я ничего не могу поделать. Слишком много всего на меня свалилось. Мне не справиться, не справиться. О, мне хочется кого-нибудь убить. Я всех готова поубивать! Это все Эндрю Хейфорд виноват. Я прикончу его!»
Демон еще немного подрос.
Элейн легла спать.
— Я им не позволю, — все убеждала она себя. — Хватит таскать меня туда-сюда. Хватит обижать меня. Хватит! И все! Теперь я буду командовать!
Она чувствовала, как ненависть мерцает у нее внутри. Лежала в кровати и раздувала злость, пока она прямо дошла до точки кипения. От этого Элейн почувствовала себя сильной. Долго она так лежала, давая ненависти все разрастаться и разрастаться. Когда она наконец заснула, то увидела очень живой и очень страшный сон. Она стояла возле брусьев в школьном дворе…
— Эндрю! — позвала Марджори утром.
Он открыл глаза.
— Который час?
В комнате было совершенно светло, за окнами птицы шумели на дневной лад.
— Десятый час, — сказала мать. — Ты ужас как долго спал! Ты уже уснул, когда я вчера пришла звать тебя ужинать.
Эндрю обнаружил, что он спал не раздеваясь.
— Сейчас я встану, — сказал он. Ему очень не хотелось начинать день.
— Не спеши, — сказала Марджори. — Ты сегодня не идешь в школу. Мы пойдем к доктору Фримену, но это к одиннадцати.
Эндрю удивленно поглядел на нее.
— Кто это доктор Фримен? И зачем нам к нему идти? Я не больной.
— Ты слегка не в себе последнее время. Я немного о тебе тревожусь. Я думала, хорошо, если ты с кем-нибудь поговоришь, ну, с кем-нибудь — не со мной, в смысле.
Марджори говорила все это, не глядя на него, она прибирала в комнате, раскладывала вещи по ящикам, распрямляя салфетки, которые вовсе в этом не нуждались.
— Поговорю?.. О чем? — спросил Эндрю, медленно подбирая слова.
— О том, как ты себя сейчас чувствуешь. О том, что тебя тревожит, ну, о таком…
Он видел ее отражение в зеркале, глаза их встретились, она беспомощно улыбнулась и отвела взгляд. Эндрю в ответ не улыбнулся.
— Ничего меня не тревожит, — сказал он. И почувствовал, как внутри него вырастает злость. Почему мама не оставит его в покое?
— Кто этот мужик, Фримен?
Марджори взяла стопку журналов и стала укладывать их на книжной полке.
— Приятель отца, они вместе учились… Он… ну, детский психиатр, что ли.
— Психиатр? Ты что думаешь, мам, у меня крыша поехала, что ли?
Она села на кровать и потрепала его по щеке.
— Переоденься в чистое, — сказала она мягко. — Я приготовлю завтрак.
Взгляд Эндрю упал на выключенный компьютер. Что-то произошло. Что-то заставило его решить больше не играть. Он не мог сообразить: на самом деле что-то было или только приснилось. Его мозг вроде забастовал, как тогда, когда он первый раз играл с Марио… Вот оно! Марио! Что-то случилось с Марио. Но что? Да, а где он?
«Да все с ним в порядке, — пытался он убедить самого себя. — Должно быть пошел домой, когда мы кончили играть, а я про это забыл. У меня что-то голова плохо работает. Что со мной? Почему я так ужасно себя чувствую?»
На его комоде стояла фотография, сделанная на пляже прошлым летом, с отцом и с матерью. Они с отцом занимались виндсерфингом. Бело-розовый парус резко контрастировал с их загорелой кожей. Все трое выглядела счастливыми и беззаботными. Трудно было поверять, что это их семья.
— Папа неделями отсутствует, мама все время плачет. А я… Я… А что — я?
Что бы там ни было, он чувствовал, что с ним не все в порядке. Перевел взгляд с фотографии на свое отражение в зеркале. Он был бледен и казался каким-то бестелесным, прозрачным.
«Как будто я исчезаю», — подумал он: Снова взглянул на фотографию, и вдруг страх ударил его прямо в живот.
Они стояли за спиной. Он видел их отражения в зеркале. Они были вполне реальны, даже еще реальней, чем в игре. Почти полностью трехмерны.
Он не мог пошевельнуться, ничего не мог сделать. Совершенно остолбенел.
— Эндрю, как ты там? Завтрак готов!
Дверь открылась, и мать вошла в комнату. Демоны уменьшились в размере, поблекли и исчезли. Повернув голову, Эндрю увидел, что позади него никого нет, но какое-то темное пятно, колеблясь в воздухе, отплыло в сторону, а затем вернулось и осталось где-то на периферии его зрения.
Под маминым встревоженным взглядом он позавтракал не смея повернуть головы.
Когда они садились в машину, он увидел нечто, обескуражившее его еще больше.
— О, черт!
— Что? Что? — спросила Марджори в волнении. Она проследила его взгляд. Он смотрел на черный велосипед, который лежал возле клумбы.
— Это что, велосипед твоего приятеля… того мальчика? — спросила она. — Вчера его оставил? Убери его оттуда, Эндрю, он помнет нарциссы.
«Это безусловно велосипед Марио. — думал Эндрю. — Он швырнул его вчера как раз здесь. Но он никогда не отправился бы домой без велосипеда, скорее оставил бы свою собственную ногу. Это означает только, что он не вернулся домой».
Эндрю сжал кулаки, ногти врезались ему в ладони. Невероятным усилием успокоил свои мысли. Пока не надо об этом думать… Поднял велосипед, медленно отвел его в гараж, прислонил к своему. Потом сел в машину. Они молча поехали к центру города.
«И не подумаю принимать никаких дурацких таблеток», — решил Эндрю, когда они с Марджори ушли от доктора и уже сели в машину.
Марджори сосредоточилась на том, чтобы задом сдать машину с парковочного места. Другая машина уже стояла за ней в ожидании места, и ей было трудно выехать. Она ненавидела эти многоэтажные парковки. У нее появлялось такое чувство, точно ее заперли, и становилось страшновато, а к тому же надо было крутиться и крутиться по спирали в полутьме, прямо как в дурном сне. Затем остановиться у выезда и найти нужную монету. Пока она рылась в кошельке, машина, идущая следом, начинала сигналить, и от этого Марджори только нервничала и становилась неуклюжей. Наконец-то шлагбаум поднялся и они выехали. Она вздохнула глубоко и сказала:
— Ну что, милый?
Эндрю весь клокотал от нетерпения. Он знал совершенно определенно только одно — ему надо скорее попасть домой и начать игру в «Космических демонов» с самого начала. Он выключил компьютер, поэтому игра вернется к началу. Но если бы она оставалась на уровне воронки, это ему все равно не помогло бы: настоящий пистолет исчез вместе с Марио, и неизвестно, как теперь попадать в игру. Значит, придется снова пройти все стадии, чтобы добыть пистолет. Раньше на это ушел у него не один день. Сколько уйдет сейчас — неизвестно, но надо срочно начать. Ему не будет покоя, пока он с этим со всем не разберется.
