– Одна порция в полунции действует целый час, – пояснил Веспасиан. – Важно только не промахнуться, чтобы прямиком в пасть попало.
– А кто-нибудь пробовал? – полюбопытствовал Мишка.
– Случалось, – ответил Веспасиан. – Только давно. В прежние времена. Ныне огнедышащих драконов не только тут, у вас, но даже На Краю Света почти не осталось. Вымирают.
– Как мамонты и динозавры?
– Примерно, – сказал волшебный кот. – Но мы заболтались, а дел еще много.
Они еще насобирали несколько мешочков всякой всячины. Каждый раз Сил Троевич велел срезать что-нибудь определенное. У одних растений – только цветы или бутоны, у других – листья, от третьих же требовались лишь стебли, с которыми тоже дело обстояло совсем не просто. Потому что где-то волшебные свойства таились лишь в верхней части стебля, а где-то только в нижней.
Некоторое время спустя Тимка почувствовал, что и спина у него болит, и в глазах рябит, и руки трясутся. Он в первый раз позавидовал Мишке. Вот устроился: только стоит и очередной мешочек подставляет. Правда, Тимка немедленно спохватился: Чугаев волшебными травами никогда и пользоваться не сможет. Разве что горло настоем прополощет. Но это ведь не волшебство. А он, Тимка, теперь и дракона загасит, и Козлавра при случае заткнет, и змеиный яд обезвредит, и мало ли что еще. Сколько им Сил Троевич по ходу дела всего порассказал. И пусть спина болит и в глазах рябит – оно того стоит.
За сбором трав они продвигались вперед по поляне, пока не очутились на берегу крохотного озерка, усеянного белыми кувшинками.
– Замечательное растение, – кивнул на цветы Сил Троевич. – Одолень-корень.
– Против оборотней? – выпалил Тимка.
– И наоборот: кого хотите приворожить можно, – тут же добавила Кассандра. Очень полезная вещь.
– Вы добудьте ее сперва, эту полезную вещь, – покосился на воду Веспасиан и по-кошачьи брезгливо дрыгнул ногой в белой кроссовке. – По-моему, там пиявки.
Кассандра ойкнула. У Тимки в животе стало как-то неприятно. И Мишка на всякий случай отступил на шаг от воды.
Сил Троевич засмеялся.
– Нету тут никаких пиявок. Поверьте мне.
– Как бы не так, – усомнился Веспасиан. – Вон, смотрите, шевелятся.
Кассандра снова ойкнула. А Тимке вдруг пришло в голову: «Какие же мы дураки. Мы ведь волшебники. Поставлю защиту, и никакие пиявки не тронут».
– Саня, не бойся. Пойду я. А ты стой на берегу. Будешь цветы у меня принимать.
Наградой ему стал полный восхищения и благодарности взгляд огромных зеленых глаз. А Тимка не без удовольствия отметил про себя: «Она про защиту даже не вспомнила». И засучив джинсы, он смело шагнул в загустевшую от ила воду. Она оказалась теплой, как в ванне.
– Только цветы. Одни цветы, – напутствовал его Сил Троевич.
– А если пиявка вцепится, сразу не отдирай. Погоди, пока на берег выйдешь, – посоветовал волшебный кот.
Тимка, не слушая его, сосредоточился на защите. Она вроде работала, однако кувшинки потребовали больших усилий. Им явно не хотелось отдавать свои цветы. Они упрямились, путали ему ноги, мерзко хихикали и к тому же дурманили сладко-пряным запахом. Ученик мага боролся изо всех сил и в результате даже забыл про защиту.
Тем не менее ему удалось набрать целую охапку цветов. Он уже возвращался к берегу, как вдруг маг с тихим стоном начал оседать на землю.
– Сил Троевич! – закричала Кассандра.
Тимка пулей выскочил из воды.
В половине двенадцатого маленькие ходики в виде избушки на курьих ножках, висевшие вниз головой, а вернее вниз крышей, как летучая мышь, и цеплявшиеся куриными ногами за старинную жердочку для птицы, вдруг захрипели, закашляли, дверца со скрипом открылась, и из нее нехотя высунулась сонная злая кукушка. Оглядев спящих, она как следует прокашлялась и истошно завопила:
– Вставай! Пора! На черные дела!
Кукушка исчезла. Дверца громко хлопнула. Темные, никак не отреагировав на призыв ходиков, продолжали громко храпеть. Дверца в ходиках снова открылась. Кукушка, по-старчески кряхтя, опять выглянула наружу. Убедившись, что не смогла никого разбудить, она с досадой сплюнула и захлопнула дверцу.
Избушка-ходики, торопливо перебирая когтистыми куриными лапами, сбежала с жердочки на печку, добралась до лежанки, где спали валетом две сестрицы-яги, и остановилась у самого уха Ягули Янусовны.
Едва это произошло, кукушка вновь высунулась и проорала в самое ухо хозяйки:
– Вставай! Пора! На черные дела!
Ягуля подскочила на печке, а часики, выпростав невесть откуда два черных крыла, взмыли под крышу и обустроились на стропилах среди трав и прочих вяленостей и сушеностей. Меры предосторожности были приняты крайне вовремя, ибо Ягуля злобно взвизгнула:
– Проклятая кукушка! Убью!
– Сами ведь строго наказали, что полдвенадцатого подъем, – ехидно отозвалась сверху кукушка. – А не хотите вставать, дело ваше.
– Как это не хотим? – уже пробудились три сестрички-ведьмы. – Встаем, очень даже встаем!
– А кофе когда подадут? – протирая глаза, проблеял поэт-сатирик. – Мой организм без кофеина не просыпается.
– Кофе в Магинбурге будешь пить! – рявкнула на него Татаноча. – А сейчас все о черном деле должны думать.
Поэт-сатирик хнычущим голосом продекламировал:
О, горе мне! Какой удар!
Без кофе мается Козлавр!
Остался мне лишь звон литавр!
Куплет очень не понравился Ничмоглоту Берендеевичу, и он, зевая, произнес:
– Или замолчи, или я тебе сейчас устрою звон литавр.
– Вот именно, звон литавр, – угрожающе подхватила Татаноча, для наглядности хлопнув у него над ухом двумя крышками от котлов.
Козлавр, взвыв, отскочил к самой стене избушки, однако та, громко икнув, отбросила его назад в самую середину комнаты.
Я унижен и конфужен!
И к тому же всем не нужен! —
с трагическим пафосом произнес поэт-сатирик.
– В последнем ты ошибаешься, – сказала Ядвига Янусовна. – В черном деле сегодня ты нам просто необходим.
– Без тебя никакое колдовство не получится, – подтвердила Луша.
– В таком случае, требую к себе уважения как к ценному специалисту и уникальному дарованию, – немедленно сменил тон Козлавр. И, капризно затопав передними копытами, добавил: – И попрошу мной не икать.
Избушка хихикнула и легонько подбросила поэта-сатирика в воздух.
– И кидаться мною тоже не надо, – снова обиделся тот.
– Хватит трепаться! – призвала Козлавра к порядку Татаноча. – Время не ждет. Упустим момент, и пиши пропало.
Они принялись за работу. Гуля к этому времени уже снова раскочегарила печь, и теперь там трещало, гудело и жалобно ухало. Верх печи уже раскалился докрасна, в избушке сделалось жарко.
– Вы там полегче! – сердито прокричала со стропил кукушка из ходиков. – А то перегреемся и остановимся! Некому разбудить завтра будет.
– Ничем не можем помочь, – ответила Ядвига Янусовна за сестру, ворочащую кочергой дрова в топке. – Нам колдовство высокой температуры нужно. А если вам так уж не можется, летите на улицу проветриться.
– Сыро там, просквозит, – брезгливо откликнулась кукушка.
– Тогда терпите, – посоветовал Ничмоглот Берендеевич. – Пар костей не ломит.
Однако и ему, похоже, стало жарковато. Сперва леший снял зеленую джинсовую куртку, затем избавился от зеленой майки, обнажив густо поросший травянисто-зеленым волосом торс.
Ядвига Янусовна поморщилась:
– Ничмоглот, ты ведешь себя неприлично. Здесь дамы.
– Извиняйте, – смутился леший и спешно натянул майку. Три сестры-ведьмы наполнили котел водой и, с трудом подняв его, поставили в печь.
– Мог бы, между прочим, женщинам помочь, – покосилась на Козлавра Тата.
Увы, без кофе нету сил,
Котел бы точно уронил! —
торжественно продекламировал поэт-сатирик.
– Тьфу! Болтун ты и пустомеля, даром, что козел, – проворчала Тата.
– Не понял подтекста, – уже приготовился обидеться Козлавр.
– В этом и заключается твое гибридное счастье, – съязвила Татаноча.
– Я попросил бы уважать мое происхождение, – вскипел поэт-сатирик. – А то и я мог бы высказаться по поводу некоторых. Материала и мотивов достаточно. Но я существо цивилизованное, воспитанное. А потому выдерживаю тактичную паузу.
– Вот демагог выискался на наши головы, – заохала Ядвига Янусовна. – И зачем только мы его с собой сюда потащили. Убеждала ведь тебя, Тата, уговаривала. Уж какого-никакого козла местного бы нашли. Товар не редкий. Везде навалом. А этот сатирик, – ткнула она узловатым подагрическим пальцем в сторону Козлавра, – даже, по сути, и не козел. Так, непонятно что. Серединка на половинку.
