Воробьи моржевали в лужах, кокетливо подернутых бензиновой пленкой. Кто-то нашептал им, что завтра будет тепло. По Астрадамской улице бродила грустная дворняга, похожая на волчицу, вскормившую Ромула и Рема. Озираясь, она искала еду для щенков, спрятанных в закутке между самовольными гаражами. Кто-то сердобольный метнул из окна длинную связку сосисок, и дворняга волокла их, заглатывая на ходу.
Депресняк, вымотанный после мартовского буйства, тощий, с ребрами, обозначившимися четко, как клавиши рояля, целые дни проводил на крыше. Расслабив обвисшие крылья и подрагивая хвостом, он лежал на самом краю, на жестяном козырьке, и рассеянно нюхал ветер. В эти часы он не реагировал даже на пролетавших голубей, которые в любое другое время были бы восприняты им как перелетная стайка вкусных котлет.
Изредка он лениво опускал морду и равнодушно посматривал вниз – туда, где шумная толпа озеленителей, возбужденная теплым весенним днем, топталась у общежития, галдела, размахивала руками, бодро перекрикивалась с теми, кто оставался внутри. Грохотала музыка. На газон дождем летели окурки, бумажки и шершавые, загадочные, неразделимые на слова предложения.
Дафна стояла у плиты рядом с окном. Раскаленная сковорода шипела и плевалась. Даф надкалывала скорлупу флейтой, выливала яйцо на сковороду и отпрыгивала, чтобы на нее не попали брызги.
Мефодий, ради которого эта яичница и созидалась, спал на диване, согнувшись и подтянув к груди колени, умиротворенный как эмбрион. Рот его был приоткрыт, сложенные ладони смирно лежали под щечкой в лучших традициях средней группы детского сада. Даф знала, что когда Меф спит в такой позе, из-под него можно безопасно вытащить диван – всё равно не проснется.
Она мельком подумала, что если сейчас заснять его, то не исключено, что после Буслаев не оценит юмора и порвет снимок в клочья. Мужчины нередко представляются себе более роковыми, чем они есть на самом деле. Отбирать же у человека иллюзию опаснее, чем у детдомовца пряник: запросто можно получить по голове чем-нибудь более весомым, нежели простой аргумент. Именно поэтому на иллюзии, даже ложные, посягать не следует. Через какое-то время они отмирают и сами.
Крупное, с чётким штампом птицефермы яйцо треснуло от совсем лёгкого удара длинным непредсказуемым зигзагом. От неожиданности Дафна вскинула руку и вылила на сковороду будущий желтый глаз яичницы. Спасаясь от неминуемого раскаленного всплеска, она резвым козленком отскочила назад и тотчас налетела на что-то спиной.
В первую секунду она решила, что это шкаф, но тотчас данное предположение встретило одну маленькую бытовую нестыковочку. А именно ту, что шкаф не говорит «ой, блин!».
Заинтересованная, кто тут ляпает блины, Дафна обернулась и увидела двоих златокрылых.
Один, белокурый и худой, был нежен и задумчив. Его впалые аскетические щеки покрывала мягкая неколкая щетина песочного цвета, похожая на высветленные ежиные колючки. Его спутник, напротив, казался бодр и деловит. Лицо круглое, а волос жесткий как проволока и темный до синевы. За несколько секунд он ухитрился обежать всю комнату, всё потрогать и даже выглянуть в окно.
В настоящий момент оба стояли и созерцали Дафну с интересом, частично граничащим с неодобрением. Даф торопливо попыталась сдернуть фартук. Бантик сзади на поясе развязался сам, а вот тесемкой на шее она по рассеянности чуть не задавилась. Вообще-то стражу-хранителю не рекомендовано кормить своего подопечного, разве что в случае крайней опасности для жизни. Например, если тот, тяжело больной и изможденный, лежит в глухой чаще леса, не имея сил даже собрать ягод или накопать карманным ножом дождевых червей.
– Дафна? Помощник младшего стража № 13066? Третий дивизион света? – уточнил жестковолосый суровым тоном несостоявшегося педагога, исключенного из института за разжигание костра в поточной аудитории и вынужденного пойти в охранники супермаркета.
– Да, – сказала Даф, пытаясь сообразить, какова цель их визита. Златокрылые тем и отличаются от помощников младшего стража, что никогда и нигде не шатаются просто так, ради процесса. Для этого они слишком деловиты и слишком заняты.
– Что вы делали со своей флейтой, помощник стража № 13066? – продолжал допрашивать круглолицый.
Уже только по одному тому, как тщательно он выговаривал номер («один-три-ноль-шесть-шесть»), было заметно, что он зануда. Голос у него так и трескался от назидательности как перезревший арбуз.
– А что я делала с флейтой? – испугалась Даф.
– Разбивали скорлупу! Зачем?
Дафна смутилась. Она давно заметила, что большинство собственных поступков не может объяснить словами, чтобы объяснение не вышло совсем уж дебильным. В результате получается примерно то же, что со студентом-второкурсником, у которого профессор требует вслух объяснить, какая конкретно нравственно-психологическая мотивация понуждает его во время спецсеминара зажигалкой подпаливать снизу стол.
– Ну мне было интересно! – сказала она робко.
– Что конкретно вам было интересно, № 13066, разрешите узнать?
– Можно ли расколоть яйцо флейтой.
– И как? Можно? – с внезапным интересом спросил до того молчавший белокурый аскет.
Голос у него был мягкий, глубокий, звенящий.
– Да. Но всё-таки ножом сподручнее. От флейты пролом глубокий получается и потом из сковородки нужно пальцами скорлупу выковыривать, – признала Даф, попеременно переводя взгляд с одного златокрылого на другого и пытаясь понять, что же все-таки им надо.
Куда больше белокурого ее беспокоил темноволосый. Его короткие жесткие волосы и круглое, точно по циркулю созданное лицо, упорно щекотали ей память чем-то полузабытым. Нет, она точно его уже видела! Но где? Когда?
Неожиданно Дафна вспомнила, что относительно недавно, лет так пять-шесть тысяч назад, Шмыгалка, она же Эльза Керкинитида Флора Цахес, энергичная и хлопотливая, точно профессиональная наседка, отвела пестрый выводок учеников на экскурсию на базу златокрылых.
– Руками ничего не хватать! В том числе и друг друга! Рта не открывать! Никуда не бежать, нигде не теряться! Ваша цель – ввести всех в заблуждение и произвести впечатление нормальных, вменяемых и психически полноценных помощников молодых стражей! – твердила она всю дорогу.
Потом отловила за руку юную Дафну, пытавшуюся дать пинка одному внешне тихому гаду, только что залепившему ей волосы ягодами с кустарника дикарской симпатии, внимательно посмотрела на ее взбудораженную и раскрасневшуюся физиономию с продольной царапиной на носу (свалилась накануне с дерева сбытия мечт) и со вздохом добавила:
– Если это, конечно, в принципе возможно!
Дальше всё, разумеется, происходило в традиционном духе образовательного маразма. Вся группа резвилась как табун жеребцов, бедная же Дафна, как главная бунтарка, всю экскурсию проследовала под усиленным конвоем, удерживаемая за запястье цепкой Шмыгалкой. С другой стороны, в этом были и свои плюсы. Не имея возможности отвлекаться, Дафна запомнила ту экскурсию гораздо лучше множества других, безнадежно слипшихся в ее памяти.
Там-то, на базе златокрылых, Даф впервые и встретила этих двоих. Белокурого звали, кажется, Горазд, а темноволосого Ратувог. Оба входили в личную гвардию Троила. Нетипично сердитый для светлого стража Ратувог уже тогда был инструктором и преподавал боевые маголодии в условиях скоростного пилотажа. Дисциплина сложная и мало кем освоенная. Из ста светлых стражей едва ли найдется один, способный без ошибок исполнить атакующую маголодию, отвесно пикируя затылком вперед на группу улепетывающих комиссионеров.
Основная трудность тут даже не в жестком воздушном потоке, который режет лицо и смазывает звуки, сколько в невозможности сосредоточиться, что для маголодий крайне необходимо.
– А мы уже встречались! – сказала Даф жизнерадостно.
Ратувог взглянул на нее чуть внимательнее. Даф отлично видела, что он ее не помнит. Память так хитро устроена, что маленькие хорошо запоминают больших, большие же запоминают маленьких смутно, периодически путая их с мебелью.
– Где?
– В тренировочном центре златокрылых! – с гордостью, что может удивить, выпалила Даф.
Жестковолосый очень удивился.
– Я помню всех своих студентов. Вы проходили там курс, № 13066?
– Очень краткий, – поспешно сказала Даф, оправдывая себя тем, что экскурсия – это тоже в какой-то мере курс.
– Должно быть, ваш курс был чудовищно кратким. Стоит только взглянуть, как вы обращаетесь со своей флейтой, чтобы это стало яснее ясного! – отрезал Ратувог.
Заметив, что Дафна огорчилась, добродушный Горазд ткнул своего напарника локтем.
– Давно хотел тебя спросить! Что ты испытываешь, когда грубишь девушкам? – прошептал он.
Инструктор боевых маголодий озадачился. Заметно было, что этим вопросом ему приходилось задаваться нечасто.
