— Тебе сюда, — сказала билетерша. — Сиди тихо, после спектакля я тебя выведу.
Мишка переступил через порог, а сделав два шага вперед, уперся в низкий бортик.
Сообразил, что находится в ложе, а впереди заполненное тьмой обширное пространство, где выделяется ярко освещенная сцена, и как раз поднимают занавес, тяжелый, багровый, с золотыми кистями…
* * *
Офицер милиции взял трубку лишь с шестого или седьмого гудка, и в голосе его прозвучали интонации важного, исключительно занятого человека, которого отвлекают от дел назойливые людишки:
— Да?
— Это вас Леденцова беспокоит, из Нижегородской области, — сказала Анна Юрьевна. — Помните, вчера я у вас была… по поводу мальчика пропавшего, Миши Котлова…
— А, конечно, да, — отозвался милиционер лениво. — К сожалению, не могу порадовать.
— Да? — сердце Анны Юрьевны упало.
Она эту ночь почти не спала, пила успокоительное, все ждала, когда запиликает телефон, и ей сообщат, что Миша нашелся. Крепилась, утешала себя, что ее просто не хотят беспокоить в поздний час, дают отдохнуть, но вот утром обязательно позвонят.
— Но и огорчить тоже не могу, — продолжал милиционер. — Ведь мы могли найти его, хм… Понимаете меня?
— Нет, — сказала она.
— Ну, в больнице или в морге, или даже мертвым на улице, но ведь не нашли, — тут офицер хохотнул, показывая, что это штука, но от его смеха Анну Юрьевну покоробило. — Скажите лучше, во сколько у вас поезд? Вы ведь сегодня уезжаете?
— Да, в шестнадцать сорок пять с Курского.
Ну да, пять часов в поезде, затем в автобус, чтобы к ночи вернуться в родное Заволжье.
Но как вернуться туда без Миши? Как посмотреть в глаза его родителям?
— Хорошо, понял вас… — милиционер сделал паузу, должно быть, записал время отправления. — Если будут новости, я обязательно сообщу вам, не сомневайтесь. Ситуация находится под контролем…
Это все были дежурные фразы, гладкие и бессмысленные, как пластиковые фрукты.
— Да, — сказала Анна Юрьевна и нажала «Отбой».
— Ну что? — спросила Елена Владимировна.
— Ничего, ничего пока…
Дети стоят рядом, видят лицо классного руководителя, и значит нельзя показывать, как она расстроена.
— Пойдемте в зал, спектакль скоро начнется, — проговорила Анна Юрьевна, натягивая на лицо улыбку.
— А что Миша? — неожиданно подала голос Света Лапырева. — Он найдется?
Ну да, и еще на десяти лицах написан тот же вопрос, в глазах тревога и непонимание — обычные школьники, из благополучных, в общем, семей, неожиданно столкнувшиеся с такой стороной жизни, о которой они раньше не имели представления.
— Обязательно, — в это слово Анна Юрьевна вложила максимум той веры, что у нее еще оставалась. — А сейчас нам нужно идти, вот-вот дадут третий звонок, а мы еще места не нашли!
И пожилая барышня, что охраняет ведущую в зал дверь, косится на их группу неодобрительно.
Проходя мимо нее, Анна Юрьевна заискивающе улыбнулась, в ответ получила суровый взгляд и напоминание о том, что нужно отключить сотовые. К местам своим пробрались очень вовремя, едва расселись, как погас свет, оркестр затих, и занавес с шорохом начал подниматься.
Но что странно, в этот момент ей показалось, что Мишка рядом, что он смотрит на нее!
Анна Юрьевна даже поглядела по сторонам, но тут же отругала себя за глупость.
С недосыпа и от стресса мерещится невесть что…
* * *
Антона выдернули из сна самым бесцеремонным образом — потрясли за плечо.
— Чо за дела вообще? — забормотал он, пытаясь натянуть на голову одеяло и не понимая, отчего его нет.
— Вставай, сладкий мой, — пропели прямо в ухо противным гнусавым голосом. — Пора.
Антон дернулся, открыл глаза.
Он лежал на кожаном диванчике в приемной Босса — тут он ночью и заснул, когда выяснилось, что беглый пацан исчез неведомо куда, и даже хваленая парочка оказалась не в силах взять его след. Сверху нависала ухмыляющаяся физиономия рыжеволосого Охотника, у дверей стоял бледный, такой спокойный, уверенный и свежий, будто не было суматохи последних суток.
— Шевели копытами! — прикрикнул рыжий, и провел рукой по шевелюре, где — сейчас Антон точно видел — ползали какие-то букашки, может быть, вши или тли, а может вылезшие из мозга тараканы.
У Антона болело все тело, согнутые ноги занемели, голова казалась тяжелой и пустой, словно котелок после трапезы. О том, чем они занимались вчера, в частности ночью, вспоминать совершенно не хотелось — если менты его найдут, то даже Босс не отмажет, если вообще захочет отмазывать.
— Сейчас, в лучшем виде, — протянул он, и попытался подняться.
Рыжеволосый помог, ухватил лапищей за локоть, и касание его оказалось противным, как у покрытого слизью осьминога.
— Сам я! — буркнул Антон, и, зевая на ходу, зашагал следом за Охотниками.
Прошли через офис, пустой и тихий, спустились на первый этаж, протопали мимо охранников, которым не повезло оказаться на дежурстве в воскресенье. Забрались в буро-кирпичный джип, и тут он задремал, несмотря на бешеные рывки машины и оглушающий рев мотора.
Но проснулся на этот раз сам, когда они притормозили, и не так как раньше, на светофорах, а основательно.
— Где это мы? — сказал Антон, протирая глаза.
— На Театральной площади, коллега, — с издевкой в голосе сообщил рыжеволосый. — Невозможно не отметить выдающееся архитектурное строение в виде греческого храма искусств, где и скрылся наш беглец.
— Он внутри, — добавил бледный.
— Очень хорошо, — рыжеволосый обернулся и посмотрел на Антона в упор: мутно-зеленые, как его язык, глаза слегка переливались, точно пульсировали, а на щеке с невероятной скоростью набухал гноем прыщ. — И мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы пацан покинул его незаметно. Нас трое, а значит, мы в состоянии эффективно перекрыть все выходы, и главный, и служебные…
— Прогноз положительный, вероятность захвата — девяносто процентов, — выдал бледный.
— Дайте хоть кофе-то выпить! — заявил Антон. — А то такое дело, я усну и в сугроб упаду!
— Вон там, на углу, кафешка открытая, — рыжеволосый показал пальцем, словно идиоту. — Пятнадцать минут у тебя есть.
Антон в «норматив» уложился с запасом, вернулся к Большому Театру проснувшимся и немного ожившим. Тут выяснилось, что Охотники разработали, как выразился бледный, «векторную диспозицию», и им только и остается, что воплощать ее в жизнь.
— Все уяснил? — поинтересовался рыжеволосый по завершении инструктажа.
Антон кивнул — что тут непонятно, стой на месте и жди, пока спектакль закончится, и поглядывай по сторонам. Жаль только, что нет возможности одеться потеплее — ветер усилился, и снегопад грозит превратиться в метель не хуже вчерашней.
— Очень хорошо, тогда за дело, — рыжеволосый потер руки, отчего из его рукава выпал крупный таракан, после чего все трое разошлись по определенным в диспозиции местам.
Занавес поднялся, и открылось убранство большой комнаты, украшенной к Новому году — всюду гирлянды, мишура, мерцают игрушки на елке, огромный камин, нарисованные на заднике окна. Зазвучала музыка, из-за кулис на сцену начали выбегать девочки с куклами в руках и мальчишки с саблями.
Поначалу Мишка решил, что это и вправду дети, потом сообразил, что переодетые взрослые.
— Ух ты! — выпалил он, и завертел головой, выискивая, куда бы сесть.
Ложа, куда его привели, казалась просторной, но больше напоминала забытый склад. Громоздились ящики, грудой были свалены стулья с отломанными ножками, отдельно стояло большое плюшевое кресло.
И только Мишка решил, что можно устроиться в нем, как дверь за его спиной раскрылась.
— Ой… — сказал он, понимая, что сейчас его раскроют и выгонят, что тут даже спрятаться некуда.
В ложу, опираясь на трость, шагнул высокий, тучный мужчина во фраке, бабочке и рубашке такой белоснежной, что в темноте она выглядела светившейся.
— Бонжур, молодой человек, — сказал он без малейшего удивления. — Я не помешал?
— Э, нет, — буркнул Мишка.
— Превосходно, — тучный поднес к глазам закрепленные на палочке очки без дужек. — Насколько я понимаю, это место занято? Ведь вы явились сюда прежде меня?
Очень хотелось сказать «да» — если не усесться в кресло, то придется извлекать стул из груды, а там все как на подбор колченогие. Но видно, что обладатель фрака и бабочки на трость опирается не просто так, дышит тяжело, как побегавшая на жаре собака, да и лицо белое, измученное, словно у больного.
— Садитесь, я пристроюсь как-нибудь, — сказал Мишка, отодвигаясь.
— Благодарю вас, молодой человек, — тучный, хромая и отдуваясь, двинулся к креслу. — Помню, давали «Торжество муз» на стихи Дмитриева, когда блистал несравненный Мочалов, и тогда я, еще юный и неискушенный, вынужден был смотреть спектакль стоя, — кресло скрипнуло. — Ох, еще раз благодарю…
