Они взяли у тетушки Гирошимы ведра, швабры, тряпки для мытья полов и тряпки для пыли, и, напевая, понеслись на чердак.
Полчаса спустя они уже не пели и глубоко сожалели, что так легко обрадовались. Пыль годами лежала на чердаке и сейчас совершенно не желала убираться с привычного места. Просто тряпка ее не брала, приходилось пускать в ход щетки и воду.
А разбирать завалы из рухляди оказалось ничуть не легче чем, например, разбирать крепостную стену. Вещи крепко цеплялись друг за друга и не хотели расставаться.
Возле баллисты данюшки столпились и долго стояли. Она была до ужаса настоящая: тяжелая горизонтальная рама с боевым желобом, ходящим на направляющих, вертикальная рама с воротами для скученной из жил тетивы. Прикрепи на место упругие канаты и стреляй – хоть громадными каменными ядрами, хоть стрелами, хоть специальными бочками с горящей смолой.
– Да-а, – сказал, присаживаясь перед баллистой на корточки, Шустрик. – Сколько же надо людей, чтобы хоть один выстрел сделать… А интересно, с какой скоростью она стреляла?
– Четыре выстрела в час делала точно, – отозвался Полосатик, который в этом очень хорошо разбирался. – А для выстрела требуется несколько человек. Самое сложное: канаты натянуть с нужной силой.
– У Ньямагольского чародея такая же была, – вспомнил Шустрик.
– Скажешь тоже! – возразил Затычка. – У чародея по сравнению с этой махиной просто игрушечка. И не баллиста, а катапульта. А наша тетушка боевая, сразу видно, что не в одном сражении участвовала. Что скажешь, Полосатый?
Полосатик внимательно осмотрел баллисту.
– Да, она несомненно боевая. Видите, какие следы от канатов остались? Но мне кажется, что это корабельная баллиста. Для наземной она не так велика, подобные размеры, если считать, что ее использовали в сухопутных битвах, больше подходят для колесной баллисты, но я не вижу следов того, что ее ставили на колеса. А к корабельным она очень подходит. Баллисты устанавливали на кораблях, на палубах и с помощью их штурмовали прибрежные города. Или метали с нее камни и бревна в городскую стену, чтобы сделать пролом, или горящие бочки, чтобы вызвать пожар.
– Ничего себе! – воскликнул Затычка. – Так получается, один такой корабль может целый город разорить? Станет подальше от берега и попробуй его достань.
– Доставали, – уверенно сказал Полосатик.
– Как?
– Обычно делали брандер.
– А это еще что?
– Брали старый корабль, который не жалко, нагружали его деревяшками, между деревяшками наливали смолу и поджигали. И пускали по воде, чаще ночью, чтобы еще страшнее было, к такому вот кораблю с баллистами и прочими орудиями. Брандер врезался в корабль и поджигал его. Иногда, для надежности, на брандере плыли добровольцы, чтобы точно вывести его к неприятельскому кораблю. Они намертво сцепляли борта двух кораблей, а сами прыгали в воду и уплывали.
– Так они же могли и не добраться до неприятельского корабля, – не поверил Затычка. – Ничего себе задачка: на пылающем корыте идти. Да еще ночью, в темень. Очень просто заживо сгореть.
– Если плыли добровольцы, корабль запаливали с таким расчетом, чтобы потушить его было уже нельзя, но уйти с него еще можно, – объяснил Полосатик. – И иногда поступали по-другому. Посылали к вражескому кораблю тайных ныряльщиков. Они незаметно, под водой, подплывали, пробивали кораблю днище или подрезали якорный канат. На таком корабле тоже не очень-то постреляешь.
Он провел ладонью по старинному орудию.
– Да, баллиста, это вещь! Хотя мне больше нравится колесный арбалет. У него точность попадания выше.
– Так почему же одними арбалетами тогда не пользовались? – удивился Шустрик. – Зачем тогда баллисты и катапульты?
– Ну, во-первых, катапульта проще. Значит и сделать ее легче. И стреляет она булыжниками, а этого добра полно. Да не только булыжниками, а вообще всем, чем хочешь. Хоть арбузами. А во-вторых у них разные задачи были. Из арбалета стреляли такими специальными громадными стрелами или бревнами, окованными железом. Ставили, например, на одной прямой с воротами и давай молотить. Такое бревно, между прочим, может пятирядный частокол пробить. Сбоку баллисты в стены камни всаживали. Они и камни могут, и стрелы – желоб позволяет. А катапульты через стены горшки, начиненные горючей смесью, метали. Они разбивались и от удара вспыхивало пламя, которое водой не тушится. Что-нибудь все равно не выдерживало – или стена, или ворота, или горожане. А под прикрытием метательных орудий, лучников и арбалетчиков подкатывали к воротам таран. Он ворота крушил, открывая путь в город. Сверху над тараном специальная крыша была, покрытая сырыми кожами, чтобы управляющие им люди стрел не боялись и нельзя было его поджечь. А если баллисты пролом в стене делали, тогда пускали “черепаху”.
– Что?
– Это такой навес, на котором щиты крепились сверху и сбоку. Воины под ним были как под черепашьим панцирем защищены. Они подходили к пролому, если он был высоко, вслед им пускали такую же вторую партию воинов и они по щитам первых, как по ступеньке, перебирались через обломки стены.
– Да, Полосатый, – с завистью сказал Затычка. – Тебе бы мою поэму написать, ты бы там ошибок не наделал!
– Я бы не наделал, – подтвердил Полосатик. – Но я и стихов сочинять не умею.
Затычка после этих слов вспомнил, что “Краткое пособие…” так и лежит у него дома, а надо бы вернуть Учителю Лабео…
– Все это хорошо, – прервал его размышления Шустрик. – Только я одного не пойму: зачем Учителю Лабео баллиста? Цитадель штурмовать?
– В крепком хозяйстве все сгодится, – хихикнул Затычка. – Может не Цитадель, может нашу школу. А что, представляете: в один прекрасный день мы, ученики, поднимаем бунт, запираемся в школе и учителей не пускаем. Тогда они объединяются в отряд, господин Директор становится во главе со знаменем наперевес, и начинают нас осаждать. А мы не сдаемся. “Не будем учиться!” – кричим из-за стены. И тут Учитель Лабео достает с чердака свою баллисту и давай стены рушить. Все в пыли, камни во все стороны летят. И штурмовой отряд через пролом врывается на школьный двор, потом оттесняет нас с лестницы и, наконец, водружает на крыше знамя победителей. А нас всех оставляют на второй год.
– А может это вовсе не Учителя Лабео, – заметил Шустрик. – Может это госпожи Гирошимы оружие. Чердак у них общий, не забывай!
– Тогда еще интереснее, – с восторгом воскликнул Затычка, но мгновение спустя признался, – хотя я не могу придумать, зачем тетушке Гирошиме баллиста.
– Как для чего? – серьезно спросил Шустрик, которого, на самом деле, разбирал смех. – Конечно же для лечения эпидемий. Представь, в какой-нибудь деревушке все заболели и подходить к ней нельзя, потому что болезнь жуть как заразная. Тогда тетушка Гирошима устанавливает баллисту на подходящем холме неподалеку от этого места, заряжает бочку целебным порошком и метает ее прямо в деревню. Бочка падает, разбивается вдребезги, порошок во все стороны – и облако целебной пыли встает над домами. Все нюхают и выздоравливают.
– Эй, а вы не забыли, что мы, вообще-то, делаем уборку чердака? – остановил развеселившихся друзей Полосатик. – Так вы будете до утра сочинять.
– Железный ты человек, Полосатый, – с упреком сказал Затычка. – На самом интересном месте…
Он с трудом оторвались от баллисты и снова принялись убирать.
Скоро чердак блестел чистотой и поражал порядком.
Но шпагу Забияка они так и не нашли.
* * *
– Наши шансы растут, – бодро сказал Затычка на следующий день. – Сегодня мы проверим путь, по которому они могли идти от дома Учителя Лабео до Западных Ворот.
– Там можно идти несколькими путями, – напомнил Полосатик.
– Ничего, – непреклонно заявил Затычка. – Сначала пройдем самым прямым, потом не самым прямым, потом самым кривым, потом не самым кривым, потом, на всякий случай, окольным. Потом посмотрим.
После школы они прошли и самым прямым, и не самим прямым.
И самым кривым, и не самым кривым.
Тщательно исследовали окольный путь.
И, на всякий-всякий случай, еще зигзажистый.
Бесполезно.
Вонючка-Лень и Огрызок надежно спрятали уворованное.
* * *
Вечным двигателем во всех этих поисках стал Затычка. Без него данюшки, пожалуй, уже оставили бы эту затею, но Затычка розыск сам не бросал и друзьям не давал.
Неудача с чердаком и несколькими путями до Западных Ворот его не остановила.
– Я думаю так, – заявил он. – Если один человек что-нибудь спрятал, другой рано или поздно обязательно это найдет.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Полосатик. – Лет через пятьсот.
– Пошли к Пробою, – сказал Затычка, сделав вид, что не расслышал последних слов.
И они отправились в кузницу Мастера Халиба.
Она располагалась в сырой низине у городской стены, неподалеку от Улицы Кузнецов.
Вросшая в землю, окруженная весенними молодыми побегами заботливо посаженых папоротников, кузница Мастера Халиба была ужасно загадочной. Папоротники Мастер Халиб посадил сам, не доверяя это дело никому. Он специально ходил за ними в Непролазные Чащобы. Данюшки вместе с Пробоем тоже участвовали в этом походе, они помогали нести корзины с выкопанными растениями.
