— Нет. В деньгах я не нуждаюсь. Мне нужна информация.
— Что за информация? — спросил Врун.
— Я — старая знакомая ваших ласок с Поднебесного, отважного Остронюха Серебряка и Брионии Живорез. Некоторое время назад я встретила их тут, на базаре. Вы могли бы сказать, что они здесь делают?
— Насколько мне известно, они здесь проездом, а направляются в Катай, — ответила Сибил. — Они остановились в Бегипте, чтобы нанять проводника. А что?
— А зачем они направляются в Катай?
— Я не уверен, что мы вправе говорить об этом, — напыщенно ответил Врун. — Это секретная информация.
— Тогда вы сгниете в тюрьме, — непринужденно сказала Свелтлана. — Судья мой друг, и, уж поверьте, он не будет к вам снисходителен.
— Они отправились туда по просьбе Великого Панголина. У зеленого идола Омма украдены нефритовые туфли.
— По-моему, достаточно и одного «м», но суть дела понятна, — прищурившись, ответила Свелтлана. — Нюх направляется туда, чтобы раскрыть преступление? Я не ошибаюсь?
— Это секретная информация, — снова заважничал Врун, но Сибил наступила ему на лапу.
— Да, это так, — ответила она. — Ну а теперь вы вызволяйте нас из этой дыры! Если по моей шерстке начнут ползать тараканы, я стану так кричать, что тюремщики сами вытолкают меня из тюрьмы!
Арестантов действительно освободили, взяв с них обещание «не подстрекать местных горностаев к насилию», после чего они вернулись в гостиницу.
На следующее утро, едва Врун успел проглотить два крохотных тоста, Сибил вытащила его из столовой и повела к реке, где стояла туристская барка. На этот раз Сибил вознамерилась совершить прогулку по Налу на точной копии судна царицы Неферштеен. Сибил с Вруном поднялись по трапу, и барка тронулась.
По берегам виднелось множество горностаев и рыбаков. Едва завидев барку, они бросали свои удочки и мотыги и низко кланялись, Туристы предположили, что это какой-то старинный обычай преклонять колени перед царской баркой.
— Так повелось еще издревле, — заявил барсук с Поднебесного. — Народные обычаи даже время не в силах изменить.
Но Врун-то знал: все эти бедняки горностаи кланяются лишь потому, что на борту барки Сибил — Мессия, который поведет их вперед, к свободе. Сама Сибил была и растрогана, и немного напугана. Чего хотят от нее эти звери? Она не очень умела водить кого-либо вперед, налево, направо или даже назад. Сибил умела организовывать праздники, балы, пикники, литературные вечера, но сплотить массы нищих зверей, укрепить их дух и повести за собой в Обетованную Землю она не умела да и не хотела.
— Однолюб, что мне делать? — прошептала она.
— Вот уж не знаю.
— Ну придумайте же что-нибудь! Мой отдых будет испорчен.
С берега донесся крик:
— Да здравствует царица Неферштеен! Гип-гип!
Последовало громкое троекратное ура.
— Нет, вы только посмотрите, как они радуются! — воскликнул самодовольный барсук. — Вероятно, им редко приходится видеть иностранцев. Я не знал, что наша барка называется «Царица Неферштеен», но, должен сказать, местные жители невероятно вежливы! — Он перегнулся через борт и чуть не упал в реку. — В прошлом году я был в Слаттленде, но там нас встречали совсем не так. Хоть мы и оказывали им экономическую помощь, они махали на нас лапами и требовали убираться восвояси!
— Я знаю, я там тоже была, — подтвердила зверюшка неизвестного происхождения, судя по обильному макияжу, скорее самка. — Они были очень грубы.
— Да, лемминги грубы. У них ужасные манеры.
— Да, не то что у горностаев из Бегипта! Смотрите, они опять кланяются. Можно подумать, они поклоняются нам, не так ли?
— Очень приветливы! Очень вежливы!
— Замолчите, дураки! — не сдержавшись, закричал Врун. — У вас не мозги, а солома. Предмет их поклонения — моя спутница, а не эта барка и не вы, туристы чертовы!
Барсук; заметно напрягся; неизвестный зверь тоже. Они отошли к другому борту.
— До какой же степени бывают эгоистичны некоторые звери! — пробормотал барсук. — Они не в состоянии смириться с тем, что любят еще кого-то, кроме них самих. Наверняка он из Слаттленда!
— О, вне всякого сомнения, — ответила, зверюшка неизвестного вида и пола. — Никогда еще не видела такой ревности!
Позже, когда на барку поднялась полиция, чтобы арестовать зачинщиков мятежа и возмутителей спокойствия, барсук и неизвестная дамочка с радостью указали на Вруна и Сибил:
— Вот, это всё они!
Сделав остановку и отдохнув в Сумерканде, четверо ласок и тушканчик продолжили путь к границам Катая. Теперь они находились на Крыше Мира, где царит вечный холод, где у подножий гор не плещутся теплые моря, а лишь кое-где меж горных хребтов зеленеют долины.
Здесь путников подстерегала опасность встречи не только с такими свирепыми зверями, как тигры и снежные барсы. Огромные следы на снегу говорили о присутствии снежного человека. У Плаксы не было никакого желания встречаться со снежным человеком.
— Водных людей мы уже видели на болотах. Сомневаюсь, что снежные окажутся лучше, — заключил он.
Однажды вечером, после заката, путники заметили вдали свет костра.
— Нам нужно поторопиться к огню, — донесся из-под широких полей шляпы голос Калабаша Буряка. — Я сжег последнюю спичку, и теперь нам не развести костер, а без него ночью мы совсем замерзнем.
— А если это снежный человек? — метя по снегу хвостом, с тревогой спросил Плакса.
Тушканчик помотал головой:
— Снежным людям не нужен огонь. Они не боятся холода. Снежные люди его даже любят.
И правда, приблизившись к костру, путники увидели небольшого зверька в толстом, ватном халате, склонившегося над огнем. Нюх определил, что это слепыш. Когда ласки и тушканчик подошли к костру, зверек лишь поднял глаза. Калабаш Буряк перепробовал несколько местных диалектов, пока не напал на тот, что был слепышу знаком.
— Доброго вечера тебе, местный грызун! Не возражаешь, если мы присоединимся к тебе?
Слепыш пожал плечами, что они приняли за знак согласия.
Путники расположились вокруг костра и протянули к огню замерзшие лапы.
— Завтра, когда взойдет солнце и немного потеплеет, мы спустимся в долину, — сказал своим друзьям Нюх.
— Ой, так вы говорите на поднебесном? Я же его знаю! — подняв голову, оживился наконец слепыш. — Вы с Поднебесного?
— О, вы знаете наш язык? — удивилась Бриония. — Вы у нас бывали?
— Давно, с дедом. У него было торговое судно, а я служил на нем юнгой. На Поднебесном все звери очень хорошо относились ко мне!
Бриония и все остальные ласки обрадовались. Если бы в детстве кто-нибудь из горностаев или ласок обидел слепыша, их бы сейчас наверняка прогнали от костра во мрак и холод. А так они греются у огня, да еще вдобавок испытывают чувство гордости за свою родину!
— А чем занимался ваш дедушка на Поднебесном? — спросил Нюх. — Впрочем, если не хотите, не отвечайте!
— Ничем особенным. Торговал шелком и камкой. Покупал их по дешевке в Катае, а на Поднебесном продавал за хорошие деньги. Впрочем, путешествие было опасным, поэтому высокие цены на эти товары вполне оправданны. На вырученные деньги он покупал у вас оловянные блюда и обменивал их у обезьян и павлинов с острова Пряностей на мускатные орехи.
— А что он делал с мускатными орехами?
— Отвозил домой, где сколотил приличное состояние: орех там ценится очень высоко.
— Понятно, — произнес Нюх. — Однако простите мое невежество и скажите, зачем жителям острова Пряностей понадобились оловянные блюда?
— Они из них делали крыши для своих хижин. Им надоело шуршание пальмовых листьев на ветру, особенно когда те высыхают. Разумеется, позже они обнаруживали, что во время дождя вода оглушительно стучит по оловянной крыше, но к началу сезона дождей мой дед всякий раз благополучно возвращался домой. А на следующий год привозил оловянные блюда в другие деревни. Иначе он угодил бы в кастрюлю!
Слепыш подбросил в костер охапку хвороста, и в ночное небо метнулись яркие языки пламени. Горы, которые, казалось, медленно подступая к ним, вернулись на свои законные места. Где-то в расселинах раздавалось завывание волков, а в ответ — ворчание одинокого снежного человека. Плакса внезапно ощутил потребность продолжить разговор:
— Э, могу я полюбопытствовать, чем вы занимаетесь теперь, когда больше не ходите с дедушкой по девяти морям?
— Разумеется, — посмотрев на Плаксу ввалившимися глазами, ответил слепыш. — Теперь я — ловец призраков. — Он кивнул в сторону нависающей скалы, где ласки и тушканчик увидели туго завязанный мешок. Внутри него, похоже, что-то шевелилось. — Здесь, в горах, водятся голодные призраки. Я охочусь за ними, сам выступая в качестве приманки. Когда их у меня набирается полный мешок, я спускаюсь в долины и продаю призраков их родственникам, которые затем предают их вечному покою. — Он снова пожал плечами. — Такой вот у меня заработок!
