Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.
Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.
И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:
– Элина Виленовна, немедленно ко мне!
Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:
– Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?
– Это что такое?! – закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.
– Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?
– Немедленно уберите!
– Я полагала, шеф, – ответила Элина, – что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.
– Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.
– Я тоже на это надеюсь.
– Тогда при чем тут траур?
– Это не просто траур, – чуть улыбнулась молодая женщина. – Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.
– Вы думаете, что ей угрожает смерть?
– Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.
– Но почему?
– А потому, что она запомнила их лица.
– Значит, мы должны спешить! – воскликнул Георгий Георгиевич.
– Разумно, – согласилась Элина Виленовна.
– Так где мой начальник охраны? Где гражданин Каин?
– В служебной командировке в Финляндии. Как только он вернется, я велю ему прийти к вам в кабинет.
В наступившей паузе громко, даже оглушительно зазвонил телефон.
Георгий Георгиевич с ужасом взглянул на аппарат и прижал пальчики к груди.
– Бери трубку! – приказала Элина Виленовна.
– Беру, беру, – согласился Георгий Георгиевич.
Он поднял трубку трясущейся рукой и спросил, сглотнув слюну:
– Кто говорит?
Видно, его спросили в трубке, и он быстро ответил:
– Правильно, это я у телефона. Именно Георгий Георгиевич Полотенц. Супруг пропавшей женщины. Вот именно, пропавшей! Конечно, вы можете ко мне подняться.
Георгий Георгиевич медленно и бессильно опустил трубку и шепотом сказал Элине Виленовне:
– Это милиция, они внизу. Но ведь я не хотел их вызывать.
– Не хотел или хотел – это не играет роли. Они уже здесь. Приведи себя в порядок.
– Конечно, конечно. – Полотенц попытался пригладить волосы, стал застегивать верхнюю пуговицу рубашки.
– Дурачок, – ласково, но строго произнесла Элина.
Она сделала шаг к шефу и быстрыми движениями взлохматила волосы, оторвала верхнюю пуговицу рубашки и больно стукнула кулачком в нос, отчего у Георгия Георгиевича потекли слезы.
– Ты что? – обиделся он.
– Вот так выглядит муж, почти потерявший свою жену и полный скорби по этому поводу, – ответила Элина Виленовна. – Я потеряла в жизни уже трех мужей и знаю, как нужно выглядеть.
– Их тоже похитили?
– Нет.
Открылась дверь, и вошли два милиционера в штатском.
Они были похожи, потому что были братьями.
Их так и называли – братья Хват: Борис и Глеб.
Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.
Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.
– Господин Полотенц? – спросил Борис Хват.
– Георгий Георгиевич? – спросил Глеб Хват.
Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.
Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.
– А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? – спросил он.
Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол – стекло вдребезги.
– Нет! – закричал он. – Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?
– Вот именно, – сказал Глеб Хват. – Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?
Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:
– Не могу ответить.
– Это еще почему?
– Очень дорого, – сказал он.
Тут в разговор вмешалась Элина Виленовна.
– Георгий Георгиевич, – произнесла она. – Я бы на вашем месте сказала. А то господа сыщики подумают, что вы что-то скрываете.
– Ну как, вспомнили сумму? – спросил Борис Хват.
– Лучше скажите, – попросила его Элина. – Они не отстанут, менты проклятые!
– Ну что за выражения, девушка! – обиделся Глеб Хват. – Даже преступники к нам так уже не обращаются.
– Они попросили… – Георгий Георгиевич проглотил слюну, вздохнул и сказал: – Я на бумажке напишу. Даже стены имеют уши.
Дрожащей рукой он написал несколько цифр.
Борис Хват взял бумажку и прочел ее про себя. Покачал головой и протянул брату. Брат тоже прочел и произнес вслух:
– Пятьдесят семь миллионов! Ого-го!
– Тише! – прошипел Полотенц.
– В рублях или какой валюте? – спросил Борис Хват.
– В «у. е.», – сказала Элина Виленовна. – Именно в них.
– Ну они дают! – хором возмутились милиционеры. – Это открытый цинизм. Откуда у русского благотворителя могут быть такие деньги?
– И я так думаю, – согласился с ними Георгий Георгиевич. – Таких денег у меня быть не может.
– Значит, будем готовить операцию по захвату, – сказал Борис Хват. – Главное – узнать, где они ее держат. Будем держать вас в курсе дел. Когда вашу супругу найдем живой или мертвой, вам сообщат.
– Как так мертвой? – снова удивился Полотенц. Он очень переживал.
Но ему никто не ответил, потому что милиционеры уже покинули его кабинет.
Там воцарилась тишина.
– Каин не звонил? – спросил наконец Георгий Георгиевич.
– Пропал, – ответила секретарша. – Ума не приложу, где он может быть.
– Как только появится – сразу ко мне! Мы должны найти дорогую Аглаю раньше, чем это сделает милиция. Риск слишком велик.
– Конечно, – согласилась красавица Элина. – Нас волнует судьба человека, а им только бы план выполнить.
– Вот именно! – сказал Георгий Георгиевич.
Глава третья
Начало большого пути
Если вам приходилось путешествовать, вы знаете, как трудно спать ночью перед отлетом или отъездом.
Вставать надо в восемь, а ты просыпаешься сначала в половине пятого и думаешь: как славно, что осталось столько времени! Потом просыпаешься в семь и долго не можешь заснуть. Но за двадцать минут до срока сон обуревает тебя.
И ты засыпаешь без задних ног.
Вот и Сева проснулся, когда было еще совсем темно и только самые первые птицы пробовали свои голоса, а последний комар делал круг почета над щекой своей жертвы, чтобы отправиться потом на свое комариное болото.
Потом его разбудил птичий хор – птицы настраивали свой оркестр, причем так громко, что удивительно было, почему весь лагерь не вскочил.
Но все спали, а солнце еще не встало – лишь первые его лучи вырывались из-за деревьев.
И тут Сева услышал жужжание тяжелого толстого мохнатого шмеля. Шмель смело подлетел к его уху и прожужжал в него:
– Вставайте, Савин, вас ждут великие дела!
Может, он прожужжал что-то другое, но Сева услышал именно эти слова.
И он сразу понял, что это не сон и не розыгрыш. Пора лететь в Лапландию.
Сева вскочил, и никто не проснулся. На часах над дверью было семь часов десять минут.
Сева побежал по коридору в туалет.
Когда он хотел вернуться в палату, чтобы одеться, то увидел в дверях туалета большого кролика. Кролик стоял на задних лапах и держал на передних рубашку и джинсы Севы. Рядом с кроликом топтался маленький старичок с пегой, длинной, до пола, бородой, в синих трусах, серой рубашке с красным галстуком.
К груди он прижимал кроссовки Севы.
Это было смешно. Но никто не смеялся.
Сева быстро оделся.
Пока ему везло. Никого он не разбудил.
Старичок в это время не переставая говорил:
– Ты меня не бойсь, я здешний, всегда здесь живу. Домовой я. Но особь статья. Так и зовусь – лагерный. Нас на свете немного, но у нас есть особые знания и заботы. Я могу горном петь и даже на барабане молотить. Знаю, как галстук завязывать и строем ходить. А уж костер под дождем в походе никто лучше меня не разожжет. Понял?
– А зачем вам это? – спросил Сева.
– Зачем не зачем, а может пригодиться. А что, если горн утеряется? Кто будет музыку изображать? Ну, ты готов, Савин? Пошли, а то тебя ждут.
