Его наихудший ночной кошмар вдруг отошел на второй план, когда лед целиком поглотил спасательную капсулу, в которой находилась Элфи. Отломанные глыбы быстро заполнили дыру и до того как Жеребкинс смог ахнуть в шоке, все стало так, будто судна никогда и не было.
Жеребкинс опустился на передние колени.
— Элфи! — отчаянно звал он, — Элфи!
Орион был не менее расстроен.
— Ох, капитан Малой. Я так много хотел сказать тебе о чувствах, Артемиса и моих. Ты так молода, и тебе еще столько предстоит сделать.
Слезы обильно катились по его щекам.
— О, Артемис, бедный глупый Артемис. У тебя было так много, а ты этого не понимал.
Жеребкинс был опустошен внезапным, мучительный горем. Элфи не стало. Их последнего шанса предупредить Гавань. Как он мог надеяться на успех с помощью мечтательного вершка, который начинал свое каждое второе предложение со слова «Ох»?..
— Заткнись, Орион! Закрой рот. Ее нет. По-настоящему.
Лед был жестким под коленями Жеребкинса, и это делало ситуацию еще более отчаянной.
— У меня нет большого опыта с реальностью, — признал Орион, упав рядом с Жеребкинсом, — или чувствами, которые переносят в мире. Но, думая, мне сейчас очень грустно. И одиноко. Мы потеряли друга.
Это были слова от чистого сердца, и Жеребкинс почувствовал взаимность.
— Ладно. Это не твоя вина. Мы оба потеряли кого-то особенного.
Орион шмыгнул.
— Ладно. И так, благородный кентавр, может, ты позволишь мне поехать в деревню на твоей спине. Я смогу заработать пару пенни своими стихами, пока ты будешь строить нам хижину и выполнять цирковые трюки для прохожих.
Это было столь удивительное заявление, что Жеребкинс кратко рассмотрел идею прыжка в отверстие, чтобы смыться.
— Это не Средиземье, ты знаешь. Мы не в сказке. Я не благородный и у меня нет в репертуаре цирковых трюков.
Орион казался разочарованным.
— Может, хотя бы жонглировать умеешь?
Тупости Ориона было достаточно, чтобы встряхнуть Жеребкинса от горя.
Он вскочил и начал ходить вокруг Ориона.
— Что ты такое? Кто ты такой? Я думал ты разделяешь воспоминания Артемиса. Как можно быть таким тупым?
Орион был спокоен.
— Я разделяю все. Воспоминания и фильмы одинаково реальны для меня. Ты, Питер Пен, Лохнесское чудовище, я. Это все реально, наверное.
Жеребкинс потер лоб.
— Мы в огромной беде. Боги, помогите нам.
Орион оживился.
— У меня есть идея.
— Да? — сказал Жеребкинс, посмев надеяться, что осталась еще искра Артемиса.
— Почему бы нам не поискать камень, исполняющий желания? Или, если не сработает, ты можешь поискать на моем голом теле какую-нибудь таинственную родинку, которая означает что я на самом деле принц чего-нибудь.
— Хорошо, — вздохнул Жеребкинс, — почему бы тебе не заняться волшебными камнями, а я пока поскребу магические руны на снегу.
Орион хлопнул в ладоши.
— Отличная мысль, благородное существо.
И он начал опрокидывать камни, чтобы увидеть какой-либо волшебный.
«Комплекс прогрессирует», — понял Жеребкинс. «У него не было этого пунктика только минуту назад. Чем более отчаянной становится ситуация, тем дальше от реальности он оказывается.
«Если мы не вернем Артемиса в скором времени, он исчезнет навсегда».
— Я нашел один! — вдруг крикнул Орион, — Волшебный камень!
Он наклонился, чтобы рассмотреть свое открытие.
— Нет. Подожди. Это какой-то моллюск, — он виновато улыбнулся, — я видел, как он бежал вот и решил…
Жеребкинс думал о том, о чем он даже не думал, что когда-либо будет думать.
«Я бы предпочел быть с Мульчем Рытвингом».
Эта идея заставила его содрогнуться.
Орион громко вскрикнул и отбежал назад.
— Я нашел его. На этот раз, действительно. Смотри Жеребкинс. Смотри!
Жеребкинс посмотрел и вопреки себе был удивлен увидев, что камень, кажется, действительно танцует.
— Это невозможно, — сказал он, интересуясь: неужели он втянул меня в свой бред?
Орион торжествовал.
— Все по-настоящему.
Камень сделал сальто высоко в воздухе и покатился по замерзшему озеру. Там где это произошло, черный корпус спасательной капсулы пробил лед. Он поднимался, гул двигателей возрастал, и заставлял пласты льда сыпаться на куски от вибрации.
Несколько секунд ушло у Жеребкинса, чтобы понять, что происходит, но потом он тоже восторжествовал.
— Элфи! — крикнул он, — ты сделала это! Ты не оставила нас.
Спасательная капсула вырвалась на поверхность и опрокинулась на бок. Крышка иллюминатора была открыта, и лицо Элфи появилось в кадре. Она была бледна, и десятком мелких порезов лилась кровь, но взгляд у нее был ясный и решительный.
— Топливный блок разрушается, — объяснила она нарастающий шум двигателя, — залезайте внутрь оба и пристегивайтесь. Мы должны поймать это огнедышащее чудовище.
Это был простой приказ и Жеребкинс и Орион могли повиноваться без существенных конфликтов.
«Элфи жива», — думал Жеребкинс.
«Моя принцесса в порядке», — ликовал Орион. «И мы гонимся за драконом».
— Жеребкинс, — позвал он кентавра, — я действительно думаю, что мы все же должны найти мое таинственно родимое пятно. Драконы любят такие вещи.
Разум Артемиса Фаула; настоящее время.
Артемис не пропал окончательно. Он был помещен в небольшую виртуальную комнату в его собственной голове. Комната была похожа на его офис в поместье Фаулов, но не было экранов на стене. Там где были установлены экраны и цифровое телевидение, сейчас висело окно в реальность. Он мог видеть то, что видел этот глупый Орион, и слышал нелепые предложения, вытекающие из его собственных уст, но не мог контролировать действия этого романтика-размазни, который кажется, был в сиденье водителя.
В комнате Артемиса был стол и стул. На нем был один из его легких сшитых на заказ костюмов Зегна. Он мог видеть переплетения нитей на рукаве и чувствовать вес материала как в реальности, но Артемис знал, что все эти вещи были иллюзией, построенной его разумом, который решил навести порядок в хаосе его сознания.
Он сел на стул.
Перед Артемисом, было то, что его разум решил назвать экраном и проигрывал события в реальном времени. Он вздрогнул, когда самозванец Орион выдал все свое неуклюжее обаяние.
«Он окончательно разрушит мои отношения с Элфи», — думал он.
«Сейчас он относится к Жеребкинсу, как какому-то виду мистического домашнего питомца».
Орион был прав в одном, — у него была вторая стадия Комплекса Атлантиды, психического заболевания вызванного комбинацией неправильного обращения с магией и чувства вины.
Чувство вины прибавилось, когда он подверг свою мать нападению Опал Кобой.
Артемис вдруг понял, что когда оказался в этой ловушке, числа перестали господствовать над ним. Он так же не чувствовал никакого желания переставить предметы на своем столе.
«Я свободен».
Метафорическая тяжесть спала с его аллегорической груди, и Артемис Фаул снова почувствовал себя собой.
Энергичным, резким, целенаправленным, впервые за много месяцев. Идеи вылетали из его разума как летучие мыши из пещеры.
«Столько всего нужно сделать. Так много планов. Дворецки… мне нужно найти его».
Артемис почувствовал силу и мощь. Он поднялся со стула к экрану.
Он хотел протиснуться сквозь него, выйти и отправить этого Ориона туда, откуда он прибыл. Следующим в его списке вещей, которые нужно сделать было: извиниться перед Жеребкинсом и Элфи за грубость, а затем разобраться с этим захваченным космическим зондом. Его Ледяной куб был разорван в подземной реке, но его можно сделать заново. За месяц проект может быть уже работоспособным. И когда ледники будут в безопасности, возможно, он будет подвержен небольшой регрессивной терапии, у одного из менее известных психотерапевтов. Конечно не у той кучки членов научного сообщества, ведущих собственное ток-шоу.
Когда Артемис достиг экрана, то нашел его менее прочным, чем показалось поначалу. По сути, это была глубокое вязкое вещество, напоминавшее Артемису трубопровод с плазмой, по которому, но он пролезал в кабинет Опал Кобой пару лет назад.
Тем не менее, он шел вперед и вскоре оказался погруженным в холодный вязкий гель который оттолкнул его назад.
— Меня не устрашишь! — воскликнул Артемис убедившись, что может кричать за этим экраном, — Я нужен большому миру!
И тут…
«Устрашишь»? «Большой мир»? «Я начинаю говорить как этот кретин Орион».
Эта мысль придала ему сил, и он разорвал завесу этой дряни, которая делала его пленником.
Он чувствовал себя хорошо, будучи активным и уверенным. Артемис чувствовал себя наследником Фаула, в прежние времена. Неудержимым.
Потом он заметил что-то в воздухе прямо перед ним. Яркое и шипящее как бенгальский огонь на Хэллоуин. Их было много, десятки, все вокруг него, медленно проникающие через гель.