Вокруг Дракона суетились десять слуг, и, с помощью вееров, мухобоек и мухоловок, отгоняли, от него, мух и всевозможных летающих насекомых. Возле левой головы, группа музыкантов, с дирижёром во главе, играла любимые мелодии Трёхглавого чудовища.
— У-у-у-у, — завыл Дракон, в такт, всеми тремя ртами-пастями.
Все музыканты были наняты, Драконом, за очень большую зарплату, и они лезли из кожи-вон, лишь бы их мастерство нравилось всем трём головам Дракона. Особенно, изо всех сил, старался дирижёр, и это бросалось всем в глаза. Дирижёр, казалось, хотел превзойти всех на свете в мастерстве дирижёрского искусства, и создавалось впечатление, что он дирижировал не только дирижёрской палочкой и рукой, но и глазами, языком, усами, и даже ногами. Музыканты были одеты по-европейски, и являлись, после министров, самыми привилегированными придворными во дворце.
— У-у-уу-у, — вновь, начал подвывать, музыкантам, Дракон.
В это мгновение, в зал отдыха вбежал старший охранник принцессы, тот самый, которому она "одела" гроздь винограда, на голову.
— Ваше Трёхглавие! — громко доложил, с ходу, охранник, — принцесса отказывается есть, о, великий Дракон!
Музыканты, временно, приостановили игру. Левая голова, Кавр, в ответ, промычала:
— Никуда не денется. Проголодается — будет есть.
Охранник не унимался, явно, выпрашивая наказания, для принцессы:
— Она неуважительно относится к Вашей милости, и к Вашей доброте, о, мой повелитель. Она запустила, в мою голову, содержимым, преподнесённого ей, Вашей милостью, фруктового ужина.
Центральная голова приподнялась, поглядела на охранника, и ответила:
— Принцессы — все капризны. Скажи ей, что если будет продолжать себя так вести, то угодит на сковородку.
Тут, все три головы дико захохотали, громовым смехом.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Вместе с Драконом, захохотали все, кто находился в зале, кроме вбежавшего охранника.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
— Мы, её, об этом предупреждали, — сказал охранник, после того, как Дракон и придворные перестали хохотать.
— Предупредите, ещё раз, — сказала голова Завр.
— А теперь, ступай, и не мешай мне отдыхать, — приказала, охраннику, голова Тавр.
Охранник, довольный тем, что Дракон пригрозил-таки, отправить принцессу на сковородку, если та будет себя непослушно вести, вышел. Отдых Дракона продолжился. Музыканты — скрипачи, саксофонисты, баянисты, гитаристы, и один пианист, — вновь, продолжили свой концерт. Дирижёр дал знак, и заиграла очередная мелодия.
— У-ууу-у-ууу-у!!!! — снова, сладко, начали своё завывание, все три головы Дракона, в такт жалобной мелодии, исполняемой музыкантами.
Весь репертуар музыкального ансамбля утверждался лично Драконом. Впрочем, ансамбль, каждый раз, в одной и той же последовательности и очерёдности, исполнял одно и то же. Репертуар менялся, лишь, раз в год, и то, частично, и музыканты хорошо знали своё дело. Иногда, Дракон прерывал музыкантов, и заказывал какую-нибудь музыку, не входившую в репертуар, и музыканты, являясь мастерами своего дела, тут же, приступали к исполнению заказанной мелодии.
— У-у-у-ууу-у!!! — продолжал, сладенько подвывать, мелодии, Дракон.
Музыканты знали, что когда Дракон подвывает, значит, ему нравится их работа, и они старались, изо всех сил.
Дракон перестал подвывать, и левая голова приказала музыкантам, когда те остановили игру:
— Сыграйте, мне, менуэт.
Дракон, очень, любил менуэты. Дирижёр дал знак, и ансамбль заиграл, для Дракона, его любимый менуэт. Довольный Дракон, глядя на музыкантов, начал им сладко-сладко, вновь, подвывать, всеми тремя головами, но, уже, под звучащий менуэт:
— У! — у! — у! — у!
Так проходил отдых Дракона.
__
Утром следующего дня, в бараке, раздался дикий крик вбежавших надзирателей:
— Подъём!
Охранники-надзиратели стали стегать, плетьми, всех подряд, спящих на нарах рабов.
— Подъём, скоты! Подъём! — раздавались, со всех сторон, вопли охранников. Плети надзирателей, ни на секунду не прекращали бить рабов.
— Подъём, болваны! — кричал старший надзиратель, стегая, изо всех сил, плетью, то одного, то другого, спящего раба.
Клякса моментально проснулся, и вскочил с нар. Фикса, же, прежде чем вскочить с нар, успел получить удар плетью, по животу. Все невольники моментально выскочили из барака, и двинулись, в соответствии с существующим распорядком, к умывальнику.
Возле умывальника, Клякса тихо спросил Фиксу, с негодованием, одновременно умывая своё лицо:
— Чёрт возьми! Неужели, так будет вечно?
— Не знаю. Может быть, и вечно, — ответил Фикса, умываясь, и очень тихо, чтоб не слышали надзиратели.
— Почему, вечно? — вмешался в разговор капитан. — Умрём, и всё это кончится, а пока, привыкайте.
— Лучше сдохнуть, — сказал Клякса, глядя на умывающегося капитана.
Капитан поглядел на Фиксу и Кляксу, и, тихо, им прошептал:
— И ещё, знайте! Инвалидность — это сковородка.
— Да, влипли мы, — прошептал, с сожалением, Фикса.
Тут, после короткого умывания, надзиратели, вновь, стали усиленно избивать невольников. Это означало, что надо бежать на завтрак.
— В столовую, бараны! — орали охранники.
Рабы, под град плёточных ударов, волоча за собой кандалы, двинулись в столовую.
По окончании непонятного завтрака, после которого, ещё больше хотелось есть, всех рабов, под градом плёточных ударов, погнали на работу, в рудник. Рудник был недалеко, на горе, всего в получасе ходьбы. Кандалы мешали идти, цепи, на руках, звенели, и создавали унылую обстановку. Надзиратели, по пути следования, не прекращали стегать, плетьми, невольников, и делали это, чаще всего, по привычке, а не за огрехи.
— Проклятая кандала! — воскликнул, от злобы, Клякса, и, тут же, получил удар плетью по спине, от бдительного охранника.
Заодно, удар плетью, по спине, достался и Фиксе.
Через полчаса, рабы приковыляли к руднику, а ещё через полчаса, все они находились в шахте, под землёй, и, под надзором других надзирателей, добывали руду, для Дракона.
Надзиратели рудника были ещё более жестокими, чем охрана в бараке. Казалось, что Дракон отобрал в надзиратели рудника самых-пресамых отъявленных подлецов, которые живут на белом свете.
— Пошевеливайтесь! Пошевеливайтесь, гадины! — орали, во всё горло, и со всех сторон, надзиратели, и раздавали удары, плетьми, направо и налево.
Добыча руды велась с помощью кирки и лопаты. Добытая руда грузилась на тележки, и вывозилась на поверхность ручной силой рабов. Затем, руду везли на плавильный завод, где другие рабы делали из неё, после соответствующего цикла переработки, серебряные слитки. Из серебра, а также, из золота и меди, на монетном дворе Дракона чеканились монеты — пиастры, динары, талеры, дукаты и всевозможные другие деньги. Пиастры являлись, на острове, основным платёжным средством, а дукаты, динары, и другие монеты, использовались при необходимости, в торговле с другими государствами. Медь и золото, сполна добывались на острове другими рабами, в других рудниках и каменоломнях. Добыча руд велась каждый день, и без всяких выходных дней, что делало положение рабов очень и очень тяжёлым.
— Послушай, Фикса, — сказал Клякса, улучив момент, когда надзиратели маленько зазевались, — или, мы сбежим, или, мы, здесь, сдохнем.
Фикса оглянулся, и ответил:
— Не сегодня. Надо, всё хорошо и тщательно обдумать, иначе, угодим на сковородку.
Вдруг, раздался окрик надзирателя:
— Эй, там, двое!
Клякса и Фикса, тут же, получили по удару плетью по своим спинам, и им пришлось зашевелиться ещё быстрее, работая кирками и лопатами.
— Быстрей, гады! Быстрей! — продолжал орать, во всё горло, надзиратель, размахивая плетью, и пистолетом.
Фикса и Клякса получили ещё по одному удару плетью. К счастью, для них, надзиратель увидел какие-то мелкие огрехи у пары двух других невольников, и с воплем "свиньи!", бросился на них, и начал их, в своё удовольствие, стегать. Надзиратели, по ходу рабочего дня, зверели и стервенели ещё больше, и больше. Так, для Кляксы, Фиксы, и членов экипажа парусника "Дельфин" началась каторга в руднике Дракона.
__
Несмотря на большую скорость исполнения императорских указов, только через три месяца удалось набрать необходимое количество матросов, штурманов, капитанов, и изготовить недостающее количество боевых кораблей. Наконец, всё было готово к боевому морскому походу, и перед императором предстал назначенный адмирал флотилии. Он был храбрейший из морских офицеров, опытный, и очень грамотный в военном искусстве, и был назначен руководителем морского похода против Дракона. Придворные, в порядке соблюдения церемонии, выстроились в стройные линии. Сам император был очень печальный. Прошло, уже, целых три месяца, а никаких надежд, на освобождение его любимой дочери, не появлялось.