Ирка откровенно издевательски ухмыльнулась. Мужчина вчера из памперсов! Хотя какие в таборе памперсы?
– Не трогай ее, Гранчо, она тебя обидеть не хотела – чужая, обычаев наших не знает… – с настоящим отчаянием в голосе кричал подбежавший сзади Богдан.
Чтоб эта мелочь ее, Ирку, не трогала? Совсем рехнулся в этом таборе – скоро станет первоклашек бояться!
Зато сон-траву можно сэкономить, пригодится еще. Ирка просто протянула руку к узде:
– Мальчик, отдай лошадку!
Ладонь ожгла лютая боль.
Откуда у малька в руке оказался небольшой – как раз по его росту – кнут, Ирка так и не заметила. Но орудовал он этим кнутом удивительно ловко. Гибкий язык хлыста, как живая змея, обернулся Ирке вокруг щиколоток. Цыганенок едва заметно шевельнул кистью. Ирка увидела, как взлетают ее пышные юбки, мелькают перед глазами ноги в кроссовках… и со всей силы шарахнулась затылком о твердую землю.
– А-у-а! – перед глазами затанцевали разноцветные круги.
Кулак разжался, сон-трава бесполезно высыпалась в придорожную пыль.
Тревожно заржал конь.
– Опозорить думала? – с недетским гневом кричал детский голос.
Хлыст взлетел у Ирки над головой, злой тонкой чертой рассекая темное небо. Ирка лишь успела выставить локоть, прикрывая лицо.
– Оставь ее, Гранчо! – сквозь застилающую взгляд муть Ирка видела, как метнулся между ними Богдан, услышала, как он коротко вскрикнул, принимая предназначенный ей удар, пошатнулся…
Хлыст щелкнул снова, Богдан согнулся, будто удар располосовал его пополам. Малыш Гранчо коротко лягнул ногой – Богдан спиной вперед улетел в кусты.
Ирка попыталась вскочить, но непривычно длинный подол опутал ей ноги, голова была тяжеленной, как полная водой кастрюля. Ее рванули вверх, ставя на колени. Ирка почувствовала, как хлыст обматывается вокруг шеи, сдавливает горло.
– Я тебе покажу, как перед конем становиться! – цыганенок, сосредоточенно нахмуренный – ну точно первоклашка, когда задачу решает! – принялся закручивать хлыст.
Ирка захрипела. Воздух будто кто-то сложил в мешок и унес – весь. Хвататься за хлыст бессмысленно… Ирка отчаянно и беспорядочно замахала руками, норовя дотянуться до Гранчо. Ее ладонь звонко и совершенно безобидно шлепнула цыганенка по лицу.
Физиономия Гранчо на мгновение стала удивленной… Глаза его затуманились… И он маленьким кулечком цветастых тряпок плюхнулся на тропу. Лицо разгладилось, приобретая удивительно мирное выражение, он завозился, подмостил кулак под щеку – и уютно засопел.
Судорожно хватая ртом воздух, Ирка содрала с шеи витки хлыста. Так и замерла, стоя на коленях и мучительно переводя дыхание. Наконец с трудом подняла руку и взглянула на свою правую ладонь. В неверном лунном свете были видны мелкие порошинки сон-травы, прилипшие к мокрой от пота ладони.
– Все-таки малек, – пробормотала Ирка, с опаской поглядывая на грозного цыганенка. – Много ли ему надо?
– Ты его что, убила? – с ужасом спросил выбравшийся из кустов Богдан.
– А если даже?! – с вызовом фыркнула Ирка. – Вон, сам говорил, твой будто бы отец сто жандармов убил!
– Так то жандармов! – невнятно пробормотал Богдан и, держась за живот, на подламывающихся ногах проковылял к лежащему на тропе цыганенку и рухнул рядом на колени.
– Ничего я ему не сделала, спит он! – бросила Ирка. Ковыляя не лучше Богдана, подобралась к коню. Хорошо хоть не убежал!
Жеребец нервно отпрянул, но Ирка успела цапнуть за болтающуюся узду. Здоровенный, ничего себе! Ну и как на него влезать? Ирка задрала ногу, попыталась закинуть ее коню на спину, но только проехалась пяткой по гладкому боку – конь возмущенно прянул в сторону, Ирка с трудом удержалась, балансируя на одной ноге. В кино герои – раз, и в седле! Но «раз» не получалось, и «два» тоже не получалось, и седла не было, одна только громадная коняка! Неплохо бы, если б граф своего любимого вороного не только спецзаговорами тюнинговал, а еще где-нибудь сбоку ему раскладную лесенку приделал. Вроде тех, по которым в поездах на верхнюю полку залазят. А ведь не только залезть, на нем же ехать как-то надо! Ну придумал ведущий задание, оглобля паршивая, мозги деревянные!
– Ты что делаешь? – все еще держащийся за живот Богдан оставил спящего цыганенка и теперь с подозрением наблюдал за Иркой.
– Вообще-то лезу. Но получается, что падаю, – самокритично призналась Ирка, повисая на узде. Конь смотрел на нее уже совсем не по-доброму. – Может, ты меня подсадишь, а?
– Куда?
– На паровоз, – сдерживая злость, любезно пояснила Ирка. – Как только подъедет, так сразу… На коня, конечно, куда же еще? Слушай! А если я на него вообще садиться не буду, а просто рядом пойду – это будет считаться, что я его того… свела?
– Ты хочешь из табора свести коня? – не веря своим ушам, Богдан глядел на Ирку.
– И коня, и тебя, – рассеянно бросила девчонка, сосредоточенно поглаживая коня по шелковистой морде.
Богдан сперва попятился прочь от Ирки, потом вдруг шагнул к ней.
– Как есть безумная! Черти в тебе грают! – тоже хватая коня за повод, воскликнул он.
Ирка поглядела на мальчишку оценивающе. Нет, убеждать сейчас бессмысленно – не поверит и не поймет. Но вытаскивать его отсюда все равно надо – даже если придется одурманить сон-травой и привязать к конскому хвосту!
– Пусти коня, женщина, или людей позову! – дергая повод, почему-то шепотом пригрозил Богдан.
– Чего ж не зовешь? – тоже шепотом ответила Ирка, одной рукой перехватывая повод покрепче, а другой нашаривая пакетик с сон-травой.
Физиономия Богдана стала растерянной, похоже, он и сам не знал – чего.
– Давай, зови, – пакетик был уже в руке. – Караул кричи…
– Хасиям![18] – истошный вопль тетки Замбилы располосовал ночь.
– Чего это она? – оборачиваясь в сторону оставшегося за спиной лагерного костра, невольно спросила Ирка.
Ответ последовал сразу. Со стороны табора послышался яростный медвежий рев, топот копыт, бешеное конское ржание и сиренообразные крики Замбилы:
– Медведь! Коня! Уводит! Караул! Держи!
– Нет! – отчаянно простонала Ирка. – Только не он! Пусть это будет не он! У меня уже все так хорошо получалось!
Но это был именно он.
На освещенной луной тропинке показалось что-то большое… темное…
Богдан поглядел туда… и судорожно икнул.
По тропинке задом пятился медведь. В зубах медведь держал обгрызенный недоуздок, к другому концу которого крепился конь. Который ничего, похоже, так не желал, как открепиться. Потому как безумно ржал, вставал на дыбы и бил копытами, норовя заехать медведю подковой в мохнатый лобешник. Медведь уворачивался, маневрировал, боком скакал по тропе вправо-влево, но недоуздка не выпускал и продолжал упрямо пятиться, с каждым шагом подтаскивая коня все ближе к замершей на тропе Ирке.
Конь растопырил ноги и уперся копытами, точно кот, которого хотят натыкать носом в его художества. Медведь мотнул башкой. Коня сдернуло с места, подковы вспороли землю.
Медведь обернулся к Ирке, и девчонка могла поклясться, что он довольно улыбается.
– Обешал, што за доботу тбою отбабадарю я тебя, ведьба! – сквозь зажатый в зубах недоуздок пробубнил он. – Вот! Коня пвивел!
– Спасибо. У меня уже есть один, – пробубнила в ответ Ирка, расширенными глазами глядя поверх медведя в дальний конец тропы, откуда сейчас несся сдвоенный топот.
Гоня уцелевших лошадей во весь опор, от табора неслись седой баро и тетка Замбила. Седой со свистом раскручивал над головой толстую ячеистую сеть.
– Вот они! – завидев компанию из двух коней, двух ребят и одного медведя, азартно завопила Замбила. – Хватай их, баро! Гадалку лови! Медведя держи! По ярмаркам ходить будем! Представления давать! Счастье, счастье цыганам привалило!
– Шоу-бизнес! Опять! – в ужасе выдохнул медведь, замирая как вкопанный. Недоуздок вывалился у него изо рта…
Неожиданно освободившийся от своего мохнатого поводыря конь взвился на дыбы и в высоком прыжке сиганул через медведя. Прямо на Ирку. Мощная конская грудь с силой ударила девчонку.
– Хах! – будто выбивалкой из ковра вышибленный из Ирки дух выскочил наружу, перед глазами у нее потемнело… Последнее, что она видела, – взвивающуюся над ней крупноячеистую сеть.
Ирка снова отключилась.
«Все-таки разнообразие», – меланхолично подумала Ирка, разглядывая нависающий над ней сводчатый каменный потолок. А она уж думала, что теперь всегда будет приходить в себя под открытым небом. Впрочем, лопаткам было так же жестко, как и раньше. От волглого каменного пола, на котором лежала Ирка, сильно тянуло холодом. Неподалеку гулко капала вода, лязгал металл и кто-то тяжело ворочался, то гневно взревывая, то жалобно-жалобно постанывая.
Ирка с трудом повернула голову – под черепом немедленно взвились фейерверки. Она лежала в крохотной каменной каморе без окон. Единственный арочный выход перегораживали толстые заржавленные стальные прутья. Из открывавшегося позади каменного коридора падали в камору слабые блики едва-едва теплящегося фитилька. Противно, до тошноты, пахло тлеющей тканью и еще каким-то крупным зверем. В углу каморы ворочалась темная куча. Ирка всмотрелась.
