– Да, – Саша тихо вздохнула, – а еще, признаться, меня не оставляет мысль про детей ночи, о которых упоминает записка. В прошлый раз мы, похоже, подверглись серьезной опасности.
Глеб поежился, вспоминая странное существо, и давно зажившая рука отозвалась ноющей болью. Может, сказать Александре про сны? Надо же хоть с кем-то разделить свои опасения… Глеб покосился на девушку, но она уже не смотрела на него, вновь склонившись над ксерокопией каких-то документов. «Нет, – одернул себя Глеб, – не надо. Зачем ее зря волновать. В конце концов, сны – это игры подсознания, не нужно воспринимать их буквально».
Весь этот день он не думал об Ольге, забивая малейшую мысль о ней разнообразными делами. Тревога и боль не уменьшились, но словно стушевались, отступив на второй план.
Вечером пришли новые результаты сканирования. Слепое пятно было на прежнем месте.
– Видишь, а я что говорила?! – с гордостью заявила Динка, тыча в карту пальцем.
Глебу тоже хотелось поверить в то, что поиски вскоре будут завершены и они вышли на верную дорогу, но он не мог позволить себе этого. Ему, как руководителю отряда, нужно было сомневаться.
– Хорошо, принимаем это место за предполагаемый тайник, на который указывает записка, – согласился Глеб, оглядывая друзей – все они собрались в зале. – Надо будет организовать экспедицию. Но тут мы встаем перед вопросом, как проникнуть в подземелье. Палаты Малюты Скуратова давно разрушены. Я не вижу, чтобы проход подходил близко к поверхности земли, хотя там столько запутанных коридоров…
– Я думаю, нам нужно обратиться к специалистам, – спокойно сказала Александра.
Все удивленно посмотрели на нее.
– Я имею в виду диггеров, – пояснила девушка. – Дина, пошерсти Интернет. Наверняка даже навскидку можно будет найти тех, кто интересуется подземной Москвой и способен провести нас по подземному лабиринту.
Глеб кивнул: мысль была действительно дельная.
– И вы серьезно решили лезть под землю?..
Высокий худощавый парень лет двадцати трех – двадцати пяти медленно оглядел всю команду.
Они сидели в небольшом кафе, совершенно пустом в этот час.
– Это не обсуждается. Ты должен проводить нас до определенной точки и подождать нашего возвращения. – Глеб надеялся, что взял верный тон, говоря четко и строго по существу.
– Ну-ну… – парень вытянул ноги в проход. Из-под синих джинсов показались ярко-красные, бьющие в глаза, носки.
– Давай сразу договоримся: мы делаем свое дело, ты – свое, и никто не задает никому лишних вопросов, – подытожил Глеб.
– А вы что, клад ищете? – проигнорировал его предложение парень.
– Ну почему же клад?
– А что еще вас в проклятые шахты манит? – парень еще раз оглядел всех, остановил взгляд на Александре и улыбнулся ей.
– Почему сразу клад?! – нахмурился Глеб. – У нас свои интересы, и платим мы прилично.
– И ты с ними пойдешь? – парень обращался только к Саше.
– Разумеется, – она отвела за ухо упавшую на щеку прядь волос.
– А почему вы именно ко мне обратились? – снова спросил он.
Глеб почувствовал легкую досаду: они собрались здесь, чтобы получить ответы на свои вопросы, а не для того, чтобы отвечать на чужие.
– Потому что ты – лучший. И хватит, Колян, ломаться. Мы же с тобой предварительно все перетерли, – встряла Динка – на правах первооткрывательницы новоявленного Сусанина в красных носках.
– Ну-ну, – снова пробормотал парень, – дело ваше. Опасность тоже целиком ваша.
– Кстати, а почему ты назвал это место проклятыми шахтами? – поинтересовался Глеб, отхлебывая горячий кофе. – Для красного словца?
Колян хмыкнул.
– Если бы, – загадочно сказал он. – Давайте я вам кое-что расскажу, а вы уж там сами решите, лезть или не лезть на рожон.
Если убрать из рассказа многочисленные отступления и нелитературные обороты, сводился он примерно к следующему.
Сам Колян занимался диггерством с пятнадцати лет и неплохо знал подземную Москву и окрестности вроде Съян и прочих подмосковных пещер. Он не без гордости утверждал, что некоторые маршруты помнит назубок: все спуски, подъемы, повороты и лужи, и может пройти по ним без фонаря и ни разу не споткнуться.
Про проклятые шахты он услышал в первый же год своего пребывания в диггерском клубе.
«Не лезь, – сказали тогда ему, – это тебе не по зубам».
Разумеется, лучшей заманухи, чем совет не лезть, для настоящего диггера не придумаешь. Колян тут же подговорил двоих друзей, которых он же и притащил в клуб, и в один из чудесных летних деньков все трое, вооружившись фонарями, веревками, страховочными поясами, мелом и прочими необходимыми вещами, двинулись на разведку.
Половину пути ребята прошли нормально, лишь изредка сверяясь с картой, – в некоторых из коридоров Колян уже бывал. Но вот показались и сами шахты. Они лежали ниже уровня основных путей, и в них приходилось спускаться, как в колодец. Едва ребята одолели половину спуска, как их окутал влажный, словно бы липкий, туман. Он льнул к лицу, словно паутина забивался в нос, залеплял рот. Даже дышать становилось трудно.
«Может, вернемся? Не нравится мне здесь», – робко заметил один из приятелей – Димка.
Колян тоже чувствовал, что место странное, однако поворачивать назад не собирался: достаточно было представить, как посмеются над ним в клубе.
«Идем дальше», – ответил он, стискивая зубы.
Туннель оказался сырой, и, несмотря на предусмотрительно надетые куртки, все трое приятелей быстро замерзли.
Вскоре начались проблемы со светом. Вначале сдох фонарь у Влада, третьего участника экспедиции, затем стал нервно помаргивать фонарь Коляна. Разумеется, у парней были запасные батарейки – никто под землю без этого не ходит, но то ли странная влажная сырость так действовала, то ли это было лишь совпадением, но батарейки отказались работать.
И тут в лицо ударил порыв ледяного ветра. Глубоко под землей! Там, где никакого ветра в принципе быть не может!
«Как хотите, а я назад!» – не выдержал Димка.
В слабом свете единственного уцелевшего фонарика каменные полукруглые своды казались сведенными ладонями мифического великана. А впереди – пустота. Только монотонно капает просачивающаяся вода.
Ребята прошли совсем немного, и возвращаться было до смерти обидно. Однако здравый смысл и некий инстинкт, сидящий глубоко-глубоко внутри, гораздо ниже уровня сознания, подсказывал: нужно уходить. И немедленно, пока не стало хуже.
Колян никак не мог объяснить то иррациональное чувство страха и безнадеги, что охватило его в проклятых шахтах. Он, человек неробкого десятка, встречался с таким впервые.
«Там! Смотрите! Там что-то есть!» – вдруг заорал Влад, указывая куда-то вперед.
Колян мало что понял, но ему показалось, что сама тьма шевелится, жадно и нетерпеливо поджидая, когда они попадут в ее разверстую пасть.
Нервы сдали, и все трое парней бегом ринулись обратно. Они и сами не помнили, как выбрались из подземелья. При свете внезапно заработавших фонариков Колян увидел, как трясутся его собственные руки.
Ребята вышли наружу, не обменявшись больше ни единым словом. Когда они влезали в дыру, было утро. Весь небольшой переход никак не мог занять более часа, но, тем не менее, сейчас был глубокий вечер, и Москва уже зажгла свои огни. Колян взглянул на часы – надежные механические часы, подаренные отцом и верой и правдой служившие ему вот уже три года. Стрелки беспомощно замерли на одиннадцати. Примерно том времени, когда приятели спустились в проклятые шахты. Парень поднес часы к уху и, конечно, не услышал ни звука: время застыло.
После этого случая и Влад, и Димка больше и слышать не хотели ни о каких подземельях. Сам Колян так легко не сдался, однако и попыток проникнуть в запретное место впредь не предпринимал.
А немного позже он наслушался рассказов о проклятых шахтах.
Говорили, что это место издавна пользуется дурной славой. Некоторые смельчаки пытались штурмовать его и не все вернулись.
Силыч – одна из легенд диггерского движения прошлых лет – предпринял поход в проклятые шахты.
«Ушел – и пропал, как сгинул, – рассказывали Коляну новые друзья. – Ждали его, значит, несколько дней. Силыча так просто не возьмешь. Он все подземелья как свои пять пальцев знал, мог там сутками бродить. Поэтому поначалу и не слишком волновались. Но как прошла неделя, поняли: дела хуже некуда. Уже, значит, и ждать перестали. А он вдруг на десятый день появляется на стрелке. Весь взлохмаченный, глаза безумные и заявляет, что побывал в преисподней. Какую-то чушь про назгулов несет. Он, понимаешь ли, толкиенутый еще слегка был… И с тех пор вроде вообще рассудком повредился».
«А что с ним теперь?» – спрашивал Колян.
