— Я не жестокий, — сказал Сэмюэль, глядя на то, как Улучшитель начинает поворачивать огромный рычаг. Рычаг бы присоединен к веревке, которая, в свою очередь, уходила под прямым углом в пространство прямо над клеткой. Улучшитель продолжал нажимать на рычаг, и клетка опускалась все ниже и ниже.
— Должен признать, это большая честь. Со мной еще никогда не жил человек. Но не волнуйся, я не собираюсь упускать эту возможность. Уверяю тебя, с тобой я буду обращаться точно так же, как с другими бесполезными кретинами, которые остаются здесь. И начнем мы с короткого сеанса купания.
— Эй, что ты делаешь?
— Что ты имеешь в виду, говоря «Что ты делаешь»? Ты человек. Что из меня за хозяин, если я не предложу тебе ванну? Хотя, конечно, мыло может оказаться немного более едким, чем то, к которому ты привык.
Улучшитель засмеялся и резко повернул рычаг. Сэмюэль заметил, что теперь он со всех сторон окружен паром, а его кожа начинает зудеть.
— Эй! Выпусти меня! Выпусти меня!
— А теперь давайте посмотрим, насколько чистым может стать человек.
Сэмюэль почувствовал, что клетка очень быстро опускается — быстрее, чем тот аттракцион, на который он заставил пойти своего папу. Раздался всплеск, и поток горячей Кусачей воды хлынул в клетку.
— А-а-а! — завопил Сэмюэль, из последних сил вскакивая на ноги.
Кусачая вода была невыносима даже тогда, когда плескалась только на уровне его лодыжек, но сейчас она все прибывала и прибывала, кусаясь, словно миллион блох.
— А-а-а! Прекрати! А-а-а!
Клетка погружалась так быстро, что в течение нескольких секунд целиком оказалась в воде.
«Наверное, это и есть план Улучшителя. Он собирается убить меня, как убил Тролль-папу», — подумал Сэмюэль.
Но нет.
Клетка для погружения поднялась из воды, обернулась вокруг своей оси и приземлилась в лужу. Сэмюэль закашлялся и увидел, что его руки покрыты ярко-красными пятнами.
Когда Улучшитель открыл дверцу клетки и рывком вытянул его наружу, у Сэмюэля уже не оставалось сил сопротивляться: все его тело невыносимо чесалось, а сам он был совершенно измучен.
Слабое «нет» было единственным, на что он оказался способен, когда Улучшитель взвалил его на плечо, взобрался с ним на какую-то шаткую стремянку и за рукава подвесил его на веревке для сушки белья, так что теперь Сэмюэль висел там, словно кальсоны тети Иды. Это было самое ужасное чувство на свете: его кожа так сильно зудела, а он никак не мог ее почесать.
Спустившись на пол, Улучшитель захлопал в ладоши. Сэмюэль мог увидеть его, только скосив глаза, потому что пошевелить головой он был не способен. Но когда Улучшитель нахлопался в ладоши, Сэмюэль смог разглядеть, что он улыбается и потирает подбородок, любуясь Тролль-сыном и Сэмюэлем так, как некоторые люди любуются старинными картинами в галереях.
— Так гораздо лучше, — сказал Улучшитель. — Гораздо, гораздо лучше.
Сэмюэль помнил то время, когда он ни за что на свете не поверил бы, что будет висеть на веревке для сушки белья у тролля дома. Тогда это показалось бы ему самой невероятной вещью на свете. Но когда он смотрел на то, как с его одежды на деревянный пол стекает вода, он понял, что нет никакого смысла в том, чтобы считать вещи вероятными или невероятными. Вещи были просто вещами, и они происходили независимо от того, хотел он этого или нет. И хотя Сэмюэль был совсем не в восторге от того, что его заперли в Башне улучшения и заставляют слушать речи безумного, элегантно одетого тролля, тот факт, что это происходит, вовсе его не удивлял.
— Мне стоило избавиться от Тролль-мудрейшего… — говорил Улучшитель, лизавший корень лертвика, чтобы не заснуть. — Нет. Лучше, чтобы он был жив. Он ничего не вспомнит. И теперь он мне поможет… Да, Тролль-мудрейший — самый глупый тролль из всех. Он верит каждому моему слову. Да… я скажу ему, что он заснул. Что он устал и попросил, чтобы мы шли вперед. Я скажу, что на нас напали люди. Люди, которые обвиняли нас в краже коз. И что они набросились на Тролль-папу с вилами — и он, разумеется, не увидел, как они приближаются, — и несмотря на мои отчаянные, самоотверженные попытки спасти его, он был убит, а я бросился обратно в лес, куда люди побоялись зайти.
Тролль-сын думал о папе, чье тело лежало во Внешнем мире, и постепенно злость заглушила в нем все желание чесаться:
— Тебе не сойти это с рук! Мама будет меня искать.
Улучшитель захохотал.
— Мой бедный глупый тролль! Твоя мама сама же первая хотела отправить тебя сюда.
Он посмотрел вверх на Тролль-сына, чей плач теперь стих до негромкого шмыганья носом.
— О да, твоей маме будет очень тяжело это услышать. Мало того, что ее муж убит, так еще и ее сына не удалось спасти.
— Но… но я здесь, — печально сказал Тролль-сын.
— Да, ты здесь. И ты всегда будешь здесь, вместе с этим человеком. Понимаешь, я вижу, что у тебя есть потенциал, Тролль-сын.
— Нет, — сказал Тролль-сын, который не знал, что такое потенциал, но был совершенно уверен, что не хочет его иметь. — У меня нет потеницала.
Улучшитель покачал головой:
— Ты убежал к этому мальчику. Ты желал во всем быть похожим на него. Ты хотел убежать от своих родителей-троллей и жить с людьми. Очевидно, что ты совсем не рад быть тем, кто ты есть. Но ты и не должен им быть. Теперь Сэмюэль Блинк полностью предоставлен в твое распоряжение. Под моим чутким руководством ты сможешь наблюдать за ним и постепенно становиться все более похожим на него. Я покажу лесу, как сильно может улучшиться тролльчонок!
Тролль-сын почувствовал себя вдвойне печальным. Улучшитель говорил правду. Он в самом деле хотел убежать от своих родителей, и он действительно хотел быть, как Сэмюэль Блинк. Но он вспомнил вкус апельсинового сока и зубной пасты и начал склоняться к мысли, что он совершил ошибку. Возможно, тролли были троллями, а люди были людьми неспроста.
— Тебе ни за что не сойдет это с рук, — сказал Сэмюэль, безуспешно пытаясь отцепить одну из прищепок от своего рукава — прищепок, которые Улучшитель специально сконструировал таким образом, чтобы их было невозможно отцепить снизу.
Улучшитель улыбнулся.
— Запоминай, Тролль-сын: вот правильное употребление будущего времени. Тебе ни за что не сойдет… — Затем он протянул руку под Тролль-сына и Сэмюэля, словно проверяя, не идет ли дождь. — Все еще капает, — сказал он. — Похоже, что вы провисите здесь всю ночь. Но не волнуйтесь. Как только вы высохнете, мы увидим, насколько по-разному тролли и люди справляются с уроками. Первым уроком будет Испытание желудка на прочность в крутящемся колесе, что всегда довольно забавно. Но через какое-то время кое-кто придет сюда и постучится в дверь, и мне придется рассказать трагическую историю. Так что… пришло время леденцов-молчанок.
Он установил шаткую стремянку рядом с Тролль-сыном и, вскарабкавшись на нее, запихнул леденец-молчанку ему в рот.
— Нет, — воскликнул Тролль-сын. — Нет леденцы, нет леденцы, нет…
Улучшитель протолкнул леденец под язык Тролль-сыну, и он немедленно растворился у него во рту. Сэмюэль видел, как Тролль-сын пытается кричать, но это было все равно что смотреть на кого-то сквозь звуконепроницаемое стекло. Изо рта Тролль-сына не доносилось ни звука.
Сэмюэль знал, что у него остался последний шанс подать знак кому-нибудь за пределами Башни улучшения, и поэтому он во всю силу своих легких завопил:
— На помощь! Помогите нам! Нас похитили! Помогите! Нас похитил Улучшитель! На помощь!
Но Улучшитель уже переставил стремянку и взбирался вверх по направлению к нему. Он зажал Сэмюэлю нос, заставив ловить воздух ртом, и пропихнул леденец ему на язык.
— Вот, — сказал Улучшитель — Это тебя ненадолго утихомирит.
Сэмюэль ощутил, как его язык медленно, словно мертвая рыба, ворочается во рту. Он попытался поднять его и заговорить, но не мог.
Но тут произошло нечто замечательное. Зазвонил дверной звонок. Улучшитель поморщился и выглянул в крошечное круглое окошко, посмотрев на сиреневое небо, где парили птицы, когда-то разбивавшие чужие черепа, а теперь певшие песни о любви. Сэмюэль тоже посмотрел в небо и пожалел, что не может вылететь в окно и присоединиться к головостукам, свободно парящим в просторе под облаками. Но возможно, тот, кто звонил в дверь, пришел их спасти?
— Кто там? — громко осведомился Улучшитель. — Итак, представление начинается.
Тем временем тетя Ида и дядя Хенрик стояли, прилипнув к полу. У них ныли ноги, их животы бурчали от голода, и они оба были совершенно измучены.
— Я чувствую себя такой бесполезной, стоя здесь, — сказала тетя Ида, глядя в окно на темные, темнее ночи, контуры деревьев. — Лес так близко и одновременно так далеко.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, Ида. Но пока эта липкая штука еще немного не испарится, мы ничего не сможем сделать.
