Когда Виерран его отстегивала, ее взгляд упал на кассету для сообщений, так хитроумно замаскированную под элемент застежки. Должно быть, отец и впрямь потратил на эту штуку небольшое состояние. Слезы застили ей глаза. Отец и дочь всегда были особенно близки. И он – девушке только сейчас пришло это в голову – почти наверняка оставил ей сообщение.
Приложив браслет к уху, Виерран активировала кассету. Та надоедливо зажужжала. Потом в этом гуле девушка разобрала голос отца:
«Виерран. Это ужасный подарок, если ты собираешься использовать его так, как, боюсь, тебе придется его использовать. Дротики отравлены. Выбор за тобой. Времени у меня нет – я должен передать это Сири. Они уже идут, чтобы арестовать меня. С любовью».
По лицу Виерран струились слезы. Она сидела, как статуя, все еще прижимая браслет к уху. Ох, отец. На расстоянии целых миров от нее.
А потом, среди жужжания, на которое она почти не обратила внимания, послышался второй голос, высокий и дрожащий, на этот раз говоривший на языке Земли:
«Виерран. Это говорит Виерран. Виерран обращается сама к себе. Это как минимум второй раз, когда я в полном отчаянии сижу в гостиничном номере и уже начинаю сомневаться, что все это происходит со мной. Если такое случится снова, то это послание для того, чтобы я знала: творится нечто странное».
Девушка сама не успела заметить, как соскочила с кровати.
– Чертов Баннус! – воскликнула она, плача и смеясь одновременно. – Я вот что скажу: творится нечто странное!
Четыре беззвучных голоса объявились у нее в голове. Было ощущение, что к ней возвращалась какая-то более значительная часть ее самой.
– Ты продолжаешь меня заглушать, – прошелестел Невольник, как всегда самый слабый из них.
– Продолжай говорить, – посоветовал Узник.
– Рассказывай дальше, – сказал Мальчик.
– А, вот ты где! – заметил Король. – Что случилось? Ты же вроде старалась разобраться в том, что творится в лесу?
– Вмешался Баннус, – мрачно ответила Виерран. – По-вашему, когда прервался наш разговор?
– Три четверти часа назад, – уверенно произнес Мальчик.
Иными словами, это как раз то время, которого хватило, чтобы напасть на магазины, а потом вернуться в мотель.
– Еще один вопрос, – сказала девушка. – Понимаю, звучит глупо, но, поскольку Баннус постоянно вносит путаницу в реальность, я все-таки спрошу. Кто я, по-вашему?
– По-моему, ты Девочка, – хором ответили все четыре голоса.
Это было не так бесполезно, как могло показаться.
– Не Энн Стейвли? – уточнила Виерран.
– Это имя приводило меня в замешательство, – признался Король.
– Твои сообщения не всегда понятны, – сказал Узник. – Мешают время, пространство и язык. Но последнее просто сбило меня с толку.
– Рассказывай дальше, – повторил Мальчик.
– Пожалуйста, – поддержал его Король, – я хочу узнать об этом больше. Я сейчас на невыносимо тоскливой религиозной церемонии. Надеюсь, хоть ты меня развлечешь.
Как обычно, Виерран не знала точно, могут ли они друг друга слышать. Порой она была уверена, что они не слышат, и ей приходилось передавать их послания друг другу. Но по крайней мере, голова ее вернулась в нормальное состояние.
– Ну, ты у меня еще попрыгаешь! – пригрозила она Баннусу.
Он достаточно точно воспроизвел ее путешествие из Дома Равновесия, но выкинул из рассказа все разговоры, происходившие у нее в голове. А ведь они стали для Виерран спасательным кругом, когда она с тяжелым багажом тащилась за двумя Правителями.
– Подумай о чем-то другом, – предложил Невольник. – Обычно я так и делаю. Хозяева получают удовольствие, видя, что слуга испытывает трудности.
И когда Правитель № 1 улыбнулся и рассказал Виерран о своих планах относительно нее, она, конечно же, должна была прийти в отчаяние, если бы Мальчик у нее в голове не сказал: «Давай же, сопротивляйся! Я знаю – ты можешь!» – и если бы Узник не удивил ее внезапным уморительным вопросом: «А это еще что за злобный старый пень?» В своем остроумии Виерран долгие годы отталкивалась от этих реплик, поэтому с благодарностью прислушивалась к голосам во время своего путешествия. Даже пережитое ею потрясение, когда Правитель № 1 ликвидировал злосчастного заместителя управляющего, оказалось не таким тяжелым, потому что Король иронично заметил: «Ах, если бы это было так просто в мою эпоху».
Голоса были признаком, присущим Правителям. «Только это позволяет мне претендовать на славу», – порой говорила Виерран всем четверым. Когда девочка впервые призналась в этом, мама просто взбесилась и потребовала, чтобы дочь показалась психиатрам. Отец заглушил эту идею на корню. После долгого спора, в ходе которого отец заявлял, что у детей часто бывают воображаемые друзья и что с возрастом у Виерран это пройдет, он отвел дочь в свой тихий кабинет с кондиционером. Для девочки всегда было большой привилегией, когда отец пускал ее к себе в кабинет. И еще большей привилегией стало признание отца: «Я никогда не осмеливался сказать твоей матери – у меня в голове тоже четыре голоса. Старая женщина, две девушки и пожилой мужчина. Не беспокойся. Ни ты, ни я не сумасшедшие. Я досконально исследовал этот вопрос. Многие из Правителей былых времен слышали голоса. Об этом говорят проверенные свидетельства. В прошлом люди, видимо, считали это чем-то особенным».
– Скажи маме, что ты их слышишь, – предложила дочь отцу.
Но Югон Гарантий наотрез отказался. «Наверное, потому что два голоса принадлежат девушкам», – заподозрила Виерран. Однако отец сообщил, будто разузнал кое-что о своих собеседниках из их же собственных слов. Двое из них, как он убедился, на самом деле существовали в соседних мирах. Одна женщина странным образом оставила свидетельство о том, что разговаривала с ним при жизни. Это, по мнению отца, позволяло предположить: те двое, о ком он так и не смог узнать, тоже реально существовали.
Вместе отец и дочь попытались выяснить что-нибудь о людях Виерран, но их усилия не увенчались успехом. Невольник вообще не любил рассказывать о себе, так что они не нашли, за что зацепиться. Узник вполне мог быть одним из сотен тысяч оппонентов нынешних Правителей. А Мальчик и Король находились так далеко во времени и пространстве, что попросту не могли фигурировать ни в каких записях, доступных Виерран или Югону.
– Видишь ли, они так и не сказали, как их зовут, – печально объяснила Виерран.
– И не скажут, – заметил отец. – На вашем уровне общения имена не используются. Ты для них просто – «я», «меня», «мое», – и они для тебя тоже.
Стоя посередине комнаты в мотеле, Виерран бормотала, обращаясь к Баннусу:
– За это ты мне тоже ответишь! Подумать только – заставил меня поверить, что у моих матери и отца овощная лавка!
Она засмеялась. Какое падение для великого торгового Дома Гарантий! Кроме того, Баннус был в курсе, например, что Виерран время от времени ласково переругивается с матерью, а отец девушки обожает сладкое. Вот только одно непонятно: а кто такой Мартин?
– Давай же свою историю, – умолял Король.
– Сперва еще один, последний вопрос, – сказала девушка. – Сколько, по-твоему, прошло времени с тех пор, как ты отпустил шуточку: «Если бы это было так просто в мою эпоху»?
– Порядочно. По крайней мере дней десять, – ответил Король. – Прошу тебя, рассказывай свою историю, а не то я оскорблю высоких сановников моего королевства, зевая во время священнодействия.
Десять дней! Они провели на Земле уже десять дней, и – Виерран готова была поклясться – даже Правитель № 1 об этом не знал. Девушка запомнила это, а сама принялась рассказывать Королю обо всем, что случилось в лесу. Бедный Король заслуживал того, чтобы она развеяла его скуку, ведь он поделился с ней столь ценной информацией. «Запишем на счет Баннуса!» – подумала она. И преисполнилась надежды.
Но почему, не могла взять в толк девушка, Баннус оставил ей возможность разговаривать с четырьмя голосами в свободную минуту? Может, он вовсе о них не догадывался? Ну нет, Баннус столько всего знал о Виерран, что должен был знать и о голосах. Наверное, сообразила она, причина была та же самая, по которой ей позволили прослушать собственное сообщение, записанное на кассете. Баннус хотел, чтобы она точно знала, какие фокусы он выкидывает.
А вот почему он этого хотел… Под конец повествования у Виерран действительно просветлело в голове. Между той Виерран, что спокойно, в раздумьях, сидела на кровати в мотеле, и той, что работала в подвале Дома Равновесия, пролегла пропасть. Та Виерран десять дней назад думала, что планирует восстание, забавлялась рискованными шутками с Правителями, составляла аккуратные списки всех, кого Слуга убил, и считала себя в полной безопасности! Она играла с огнем – так ей казалось. Но тут Правитель № 1 взял и бросил ее в этот самый огонь.
«Да, играла!» – горестно призналась себе девушка. Баннус был не единственным, кто играл, – но он, по крайней мере, играл всерьез. А вот Виерран играла и своими чувствами, и чувствами Слуги. Избалованная девица из высших классов, она сидела себе взаперти и бредила насилием, убийствами, секретными заданиями – всем тем, от чего жизнь ее защищала, и все это представлялось еще более захватывающим, поскольку сам Слуга вел себя спокойно и цивилизованно. Когда он впервые появился в подвале в своей алой униформе – к слову сказать, совсем ему не шедшей! – Виерран была изумлена, увидев, какой он мягкий и робкий и как он сам удивлен, что в подвале вместо обычного робота трудится человек. Девушка мгновенно осознала, что Слуга находит ее привлекательной, необычной, хотя – думала она теперь – это, возможно, объяснялось всего лишь тем, что она охотно с ним заговорила. Тогда Виерран сразу почувствовала в нем жуткое одиночество и боль. А теперь она вспоминала об этом с горьким раздражением. Жалость! Жалость нужна счастливым людям, чтобы смотреть сверху вниз на несчастных! Важно было другое: Виерран спустилась со своих вершин – спустилась в трущобы, подобно тому как Правительница № 3 снизошла до Земли, – и поняла, что увлеклась Слугой. Именно Слугой, а не мужчиной.
