– А зачем всё это нужно было Лигулу? Заманить Мефа, устроить схватку с валькирией? – спросил Мошкин.
Улита снисходительно похлопала его по щеке и назвала «ути моим пупсиком!» Внятное же объяснение он получил только от Дафны:
– Самое большое удовольствие для мрака стравить свет между собой. Точнее, почти свет, потому что чистый свет, разумеется, не стравливается. Однако, пока в нем есть хотя бы малая примесь мрака, это возможно.
– А почему Лигул их не прикончил, когда они отказались драться? Я видел: тут был Лигул и с ним куча стражей. Даже Прасковья, кажется, мелькнула, только без Ромасюсика. Без Ромасюсика же, да? – забеспокоился Мошкин.
– Тебе виднее.
– Если мне виднее, тогда я не знаю, – сказал Евгеша горько.
– У Мефа цел эйдос. Его трогать нельзя. А валькирия… Какой смысл мраку убивать валькирию, пока она волчица? Копье и шлем всё равно недосягаемы. Если поразить волчицу, они окажутся у Фулоны, а та найдет новую одиночку. Другое дело, если бы волчицу поразил Меф… Ради такого Лигул смирился бы и с появлением новой одиночки, – предположила Дафна.
Улита поочередно оглядела Мефа и волчицу.
– Давайте распределять, кто кого потащит. Буслаев тяжелее, но от волчицы противнее пахнет. Решено: вы двое тащите, а я показываю дорогу!.. И вообще не понимаю, почему на этот раз мрак так быстро отстал от Мефа? Скинул в яму, полюбовался окровавленной пяткой и сгинул? В доброту Лигула как-то не верится. Значит, из-за эйдоса? Или Прасковья заступилась?
– Испытание не может быть больше готовности! Лигул понял, что Меф всё забыл. А раз так, то и удар, который Лигул ему нанес, не мог быть слишком сильным, – сказала Даф с замиранием.
Порой бывает, что истина собственных слов доходит, когда слова уже прозвучали. Лишь сейчас она в полной мере оценила мудрость Троила, который, лишив Мефа дара и памяти, тем самым уберег его от опасности. Вот что означали его слова: «Порой, спасая корень дерева, приходится подрезать ветви».
Он знал. И, скорее всего, знал не только это. Если бы дело было лишь в схватке с волчицей, свет уберег бы Мефа и иным способом.
– Что ты там говорила про испытание? – не поняла Улита.
– Всё просто. «Испытание не может быть больше готовности» – незыблемый закон. Не мелочь только степень страдания, которую должен понести человек, чтобы стать лучше или, возможно, что-то понять. Когда человек маленький – и враги у него маленькие. Какой-нибудь роковой шестилетний мачо с соседнего двора, метко бросающийся камнями. Вырастает человек, вырастают и испытания. Но опять же они всегда пропорциональны степени его зрелости и тому, что он способен понести. Для старушки неприятность, что замок спичкой забили, и она не может войти в квартиру. Вот она сидит на ступеньке и плачет. А крупный делец, может, заплачет, если узнает, что его незастрахованный самолет с пьяным пилотом за штурвалом столкнулся в небе с самолетом генсека ООН. Забитым замком его явно не проберешь.
Улита с пониманием кивнула.
– А вообще да. Слона ремнем не накажешь. Если вспомнить мои проблемы трехлетней давности, сегодня их и в лупу не разглядишь. А через пять лет, если доживу, сегодняшние проблемы тоже будут казаться мелочью, хотя сегодня слабо в это верится.
Мошкин с усилием приподнял Мефа и перекинул его через плечо. Длинные волосы Буслаева провисли Евгеше до бедра. Улита остановилась, зачерпнула их ладонью и, прикинув вес, присвистнула.
– Может, сделаем ему аккуратненькую стрижечку, пока он спит? Что-нибудь такое спортивное. Оставим две волосинки спереди, три сзади, а с боков совсем уберем. А то такую тяжесть ребенок таскает! – предложила она и нетерпеливо защелкала невесть откуда взявшимися у нее в руке парикмахерскими ножницами.
Дафна молча отобрала у ведьмы ножницы.
– Ну не хочешь, как хочешь! А то было бы прикольно. Вообрази: Буслаев очнулся – волос нету, только отбитый зуб остался, – мечтательно произнесла Улита.
Скептически понаблюдав, как Дафна пытается поднять волчицу, ведьма посоветовала ей не мучить животное.
– Делать нечего! Давай уж я! – сказала она, отодвигая ее круглым плечом. – Таким рахитам катушку ниток всемером грузить! Таскай уж лучше свою флейту!
Без особого усилия Улита подняла волчицу, покрутила носом и, заявив, что меньше, чем ведром шампуня тут не обойдешься, исчезла вместе с ней.
Глава 13
Разгрызенный дарх
Майский жук потому и летит, что не знает, что с его весом и формой крыльев летать технически невозможно. Где есть вредное всезнайство, там нет места чуду.
«Механика бытия», т. XXX
Когда ночью тебе зажимают рот и нос, это неприятно, особенно если сделать это подошвой. Во всяком случае, именно так показалось Улите, которая немедленно попыталась вцепиться в то, что душило ее, зубами. Лишь потом она разобралась, что это всё же не подошва, а жесткая изрубленная ладонь.
Улита рванулась, отчаянно пытаясь высвободиться. Плоский лунный свет освещал склонившееся над ней бородатое лицо. Ведьма мгновенно проснулась.
– Ш… мм-м… шеф!
Арей отнял ладонь и вытер ее об одеяло.
– Не кричи или мне придется скормить тебе подушку! Ну и мокро же ты кусаешься! По мне лучше бы больно, чем мокро…
Улита вознегодовала.
– Кто мокро кусается? Я? Вы меня почти задушили! – сказала она громким шепотом.
В углу на раскладушке спала Ната, в ушах у которой журчал невыключенный цифровой плеер.
– Неправда, – поправил Арей. – Душу я немного по-другому. Ты обязательно почувствуешь разницу, если забудешься и завопишь!
– Шеф, как вы узнали, что мы у Эссиорха?
Веки Арея дрогнули.
– А куда бы вы, интересно, еще могли пойти?
Улита всмотрелась в Арея, насколько позволяла луна. Когда такие, как он, будят тебя посреди ночи, повод должен быть серьезным.
– Что случилось? – спросила она голосом, нашаривающим истину. – Вы всё ещё в Москве? Что карта? Как Лигул?
Как нередко случалось при упоминании имени начальника, улыбка Арея вышла резиновой. Причем не той мягкой, бесконечно гибкой резины, из которой шлепают детские пустышки и экспериментальные модели комиссионеров, но резины жесткой, грубой, какая идет на кистевые эспандеры.
– Лигул, надо полагать, в добром здравии. Во всяком случае, сведений о его смерти не поступало. Позавчера у меня состоялась встреча с одним из его шакалят. Малый оказался не плох. Подрезал мне сухожилие на ноге. Придется некоторое время похромать.
– Он что, был один? – удивилась Улита.
– Кто?
– Шакаленок.
Мечник провел пальцем по спиралям своего дарха. Тот слабо осветился изнутри.
– Разумеется. Мое личное собрание эйдосов притягивает многих. Те, кто посмелее, не хотят делиться. Теперь, когда я в опале, для многих авантюристов я главная мишень! – пояснил Арей с абсолютным спокойствием.
Он встал. Прихрамывая, прошелся по комнате. Ковырнул пальцем дыру в тюлевой шторе, впуская в комнату чуть больше луны. Лицо его было страдающим, искаженным. Точно безнадежно исковерканная и грязная чайка пыталась взлететь с песка, но изломанные крылья уже не могли зачерпнуть воздух.
Улита сидела на кровати, укутав одеялом свои кустодиевские плечи. Ее большие ступни пытались уместиться на одной тапке. Вторая куда-то затерялась.
– Вы её нашли! – безошибочно сказала Улита.
– КОГО?
– Свою дочь! – ответила Улита без малейшего сомнения.
С ней такое случалось. Женская интуиция, в очевидных вещах часто подвисающая, в глобальном и сложном делает порой уникальные выстрелы. По ритму движения ложки в супе узнает оценку, проставленную за пятничный тест, а по забившейся под шнурок кроссовка единственной травинке угадывает, в каком московском лесопарке вернувшийся с работы супруг проводил совещание кабинета министров.
Пауза была короткой и страшной.
– Откуда ты знаешь? – спросил Арей.
– Просто знаю. Почувствовала. Вы… – тут Улита запнулась, не уверенная, насколько безопасно подбирает слова, – мечетесь как раненый зверь. Вам и с ней рядом быть страшно, и без нее страшно. Вот вы и кинулись сюда, потому что просто непонятно было к кому. Вот.
Арей рванулся к ней.
– Ты бредишь! Ты сама мечешься как раненый зверь, ведьма!
Голос его возвысился, под конец фразы из хриплого став неузнаваемо ломким и высоким. Разбуженная Вихрова привстала на кровати, пытаясь понять, что происходит. Прежде чем взгляд ее опознал громоздкую фигуру, Арей махнул рукой, еще раз страшно оглянулся на Улиту и исчез.
– Кто это был? – зевнула Ната.
Улита ответила с большим замедлением, думая о другом, однако прозвучавший ответ был вполне в ее стиле.
– Доставка пиццы.
– А где пицца? – спросила Ната, нашаривая на одеяле выпавшие наушники.
– Они приехали сказать, что пицца закончилась. Ложись и спи! Тебе не светит!
