— Не знаю я, только разыскивают там твоих знакомцев, о том мне доподлинно ведомо!
— А, ну-ка, я сейчас Марийку расспрошу, чем они там в Москве занимались, коль их теперь разыскивают! — заволновался Кузьма.
— Да погоди ты с Марийки-то спрашивать, дойдет и до нее черед. Ты мне вот что скажи, кто еще знал об этих людях?
— Кто знал! Да, почитай вся деревня! Они ж спустились на поселения, что на новой делянке, а там с каждого двора кто-нибудь, да был.
— Да! — расстроился Никита. — Коль вся деревня знает, в секрете того не удержишь.
— Да они и не хоронились ни от кого, Никита Владимирович, как пришли к нам открыто, так и ушли.
— Да я не о них сейчас говорю, а о тебе и Марийке. Как узнают там, в Тайном приказе, что они тут находились, а Марийка и впрямь их в Москву сопровождала, затаскают ведь вас! Да и меня заодно!
Кузьма задумчиво почесал затылок.
— Коль натворили они чего такого, за что их теперь разыскивают, то и правда затаскают.
— Вот и подумай, что делать будем!
— А, что мне думать? Я добровольно пойду в Тайный приказ и все им расскажу. Я принимал тех людей, мне и ответ держать! А ты, Никита Владимирович, тут совсем не причем!
— Как это не причем, когда у меня теперь весь дом забит их диковинами, да и за тебя, своего холопа, я ответ держать должон! Идти-то нам обоим придется, а вот как себя вести, чтобы беды избежать, надобно подумать, да и Марийке за одно обсказать!
— Так ты и Марийку хочешь туда отвесть?
— Ее-то с меня и потребуют в первую очередь. — И Никита рассказал Кузьме о визите Савелия Никоноровича.
— Да! Вот ведь незадача! — отчаянно сплюнул Кузьма.
— Ничего, Кузьма, не расстраивайся, ведь я ноне на Москве не последний человек, авось все и обойдется. Ну, потаскают маленько, ну порасспрашивают, ни без того! — Никита дружески похлопал своего слугу по плечу.
— Ты теперь наскоро в дорогу собирайся, и Марийке вели. Через час уже тронемся, мне ведь недосуг тут время проводить.
— Так мы ж хотели все обдумать, Никита Владимирович!
— Ничего, ничего, обдумаем по дороге, путь-то чай не коротким будет! Ты собирайся, Кузьма, собирайся, а я пока погляжу на диковинки, уж больно меня до них интерес разбирает!
— Савелий Никонорович! — радостно воскликнул Иван Головинов, едва только успел отворить дверь приемной, и втолкнул в горницу двоих крестьян — подростков.
Савелий Никонорович, который в этот момент что-то старательно выводил на свитке, нехотя оторвался от своей работы.
— Вот! — Иван Головинов указал рукой на подростков. — Этих Панкрат Курников ноне в стрелецкую слободу доставил, аккурат из Бобровки. Они ему сродственниками являются, и два дня назад заехал он к ним в деревню, чтоб навестить.
Савелий Никонорович недоуменно, накапливая раздражение, уставился на своего подчиненного.
— Ну, и что с того?
— А то, что сим молодцам кое-что известно о наших аферистах!
Савелий Никонорович в тот же миг заинтересованно поднял брови, и отложил перо в сторону.
— Ну?! — немногословно распорядился он, и жестом пригласил подростков подойти к нему.
— Говорят, что видели они их! — услужливо подсказал начальнику Иван Головинов, — об том Панкрату со хвальбой и поведали! А Панкрат, будучи оповещенным об этом деле, не долго думая, и привез их к стрельцам.
— Ну? — снова сказал Савелий Никонорович, строго взглянул на юнцов.
— Рассказывайте все! Сей же час, и без утайки!
Подростки покорно ему на это кивнули, а набожный Григорий еще и перекрестился ради подтверждения истинности своего признания.
— Это, стало быть, — скромно принялся за рассказ Михаил, переминаясь с ноги на ногу, — пришел к нам Семка, брат мой двоюродный по мамке, и обсказал, что, видели де они каких-то людей, у которых еда зело вкусная имеется, и угостил нас той едой.
Михаил, поглядывая на строго начальствующего человека в дорогом суконном кафтане, и интуитивно ощущая великую государственную значимость Савелия Никоноровича, вдруг как-то заробел, произнеся последнюю фразу совсем тихо, а потом и вовсе умолк.
— Ну, ну, не робей! — подбодрил его Савелий Никонрович, сглаживая конфуз паренька.
— И какова была та еда?
— Во такая малюсенькая. — Михаил указал на свой ноготь, сравнивая с ним размер леденцов, — вроде с горошину, да сладкая, яко мед!
— Так! — констатировал Савелий Никонорович. — Сказывай далее!
— И еще Семка сказал, что он ел и другую еду, да такую вкусную, что ни с чем не сравнить, и показал нам то, в чем она лежала. А потом и говорит, давайте, мол, сходим к тем людям и попросим у них еще что-нибудь.
— А куда он вас звал-то?
— Михаил, не поняв вопроса, недоуменно взглянул на Савелия Никоноровича.
— Ну, где находились те люди? — уточнил глава Тайного Приказа.
— В лесу. — Ответил Михаил.
— Семка-то, он еще днем тех людей приметил, да обзнакомился с ними. Они у него на неведомую еду рыбу выменяли. А потом, как распробовал он у себя дома ту еду, еще раз сходил к тем людям, но уже с тятькой.
— Угу! — кивнул Савелий Никонорович. — Ну и что ж, пошли вы туда?
— Пошли! Да как подошли поближе, так и оробели!
— А, что так-то?
— А люди те скакали по поляне, яко черти! Гришка говорит, что вроде бы и рога у них виделись!
— Вроде! — подтвердил до селе молчавший Григорий. — Да еще звук от них шел громкий, никогда нами не слыхиваемый, во!
— Ну, и что ж вы?
— А мы и убегли, а более ничего!
— Так, так! И, что ж, потом вы тех людей более не видели?
— Нет!
— А этот ваш Семка?
— И Семка не видел!
— Токмо… — Сказал, было, Михаил, и вновь умолк.
— Что, говори, ужо! — пытливо взглянув на него, приказал Савелий Никонорович, который не намерен был упускать никакой, даже самой незначительной информации.
— С ними находился Борька, — наш деревенский сирота. Он еще днем там остался, а Семка со товарищем домой ушли, хоть те люди и им предлагали потрапезничать.
— Ага! Значит, они ушли, а Борька остался трапезничать?
— Ну, да!
— И что же тот Борька вам потом сказывал?
— Да ничего! Не пришел от них Борька-то!
— Что, до сей поры?
— До сей поры! Мы опосля днем на то место ходили, но ни их, ни Борьки, там уже не было.
— Да! — многозначительно сказал Савелий Никонорович и покачал головой!
— А то место вы показать сможете?
— А то нет! — уверенно сказал Михаил.
— Ладно, сядьте покуда на лавку. — Велел паренькам Савелий Никонорович, а сам обратился к Ивану Головинову.
— Значит так, Иван, собери людей, и немедля отправляйтесь туда, где они были, да обшарьте там каждый куст, авось и отыщется чего интересное, а заодно и в деревню эту, как ее?
— В Бобровку, Савелий Никонорович.
— В Бобровку, значит, тоже поскачите, и опросите там всех, кто еще с ними виделся. Да, скажи там, что как только Борька в деревне объявится, чтоб немедля сюда сообщили!
К вечеру Иван Головинов доставил Савелию Никоноровичу еще кое — какие сведения об арестантах и их попутчиках. Отец Семена рассказал ему о третьей девице, не похожей на первых двух, ранее описанных разными людьми, которую ему довелось увидеть в лесу.
— Говорит, что ногу она подвернула, от того и сидела на земле. А как стал он ей ногу смотреть, по причине своего знахарства, то очень поразила его обувка девицы.
И Иван, со слов отца Семена, описал Настины кроссовки.
Рассказал ему кое-что и Семка, да попутчик его Петр.
— Перво наперво поведали они мне о всякой разной еде, что дали им незнакомцы. — Сообщил Иван Головинов.
— А потом особливо обратили внимание на некую легкую котомку, в которую незнакомцы переложили из ведра их рыбу. На котомке той была полуголая девка с непокрытой головой и короткими белыми волосами, да такая, что вроде как живая, токмо маленькая очень.
— Что значит, как живая?
— Намалевана вроде, сказывают, а вроде как и нет!
Савелий Никонорович непонимающе уставился на Ивана на какой-то миг и вдруг вспомнил о фотографиях, лежащих в столе.
— Понятно! — сказал он и вновь взглянул на Ивана. — Ну?
И все как один, Савелий Никонорович, твердили, что хоть и одеты были
незнакомцы в крестьянскую одежу, но разговоры вели на непонятном
каком-то языке.
И самое главное, Савелий Никонорович, вот что мы отыскали на той
поляне!
Иван Головинов достал из штанов тряпицу, в которую были завернуты три предмета, — упаковка подушечек "Орбит", зажигалка, и блестящая перламутровая заколка для волос, принадлежащая Валерии.
Все три предмета были необычными, и никто из присутствующих, сколько не крутил их в руках, не мог даже предположить какова цель их применения.
Савелий Никонорович поблагодарил Ивана Головинова за находки, и не долго думая, положил их в свой секретный шкаф по соседству с остальными диковинками незнакомцев.
