душу не за конкретную книгу, а за доступ ко всем знаниям библиотеки? Какую книгу ты бы попросил?
Дедушка Смедри пожал плечами.
— Ворчливые Вольски, парень, понятия не имею! Если ты отдаешь душу за возможность читать другие книги в библиотеке, значит, нет и разницы, какую книгу взять первой, не так ли?
— Вообще-то есть, — прошептал я. — В библиотеке содержатся все знания, когда-либо известные человечеству.
— И? — спросила Бастилия.
— А значит, там есть решение на любой случай жизни. Я знаю, чего бы попросил я сам. — Я взглянул прямо на призраков. — Я бы попросил книгу, которая объяснит, как вернуть душу после того, как ее забрали Хранители!
Все затихли, ошарашенные моими словами. Хранители неожиданно развернулись и поплыли прочь.
— Хранители! — закричал я. — Согласно этой записке, Аттика Смедри завещал свою душу мне! Вы присвоили ее, не имея на то прав, и теперь я требую вернуть ее обратно!
Существа замерли на месте, а затем издали мрачный, отчаянный рев.
Одно из них неожиданно развернулось и отбросило капюшон; в следующую секунду огни в его глазницах потухли, превратившись в человеческие глаза. Череп вздулся и начал покрываться плотью, приняв облик благородного мужчины с ястребиным лицом.
Он отбросил мантию, под которой оказался смокинг.
— Ага! — воскликнул он. — Я знал, что ты во всем разберешься, сынок! — Он развернулся, указав на парящих вокруг Хранителей. — Примите мои искреннюю благодарность за то, что позволили так долго копаться в ваших книгах, старые призраки! Победа за мной. А ведь я вас предупреждал, что все именно так и будет!
— Батюшки-светы, — с улыбкой произнес дедушка Смедри. — Его же теперь не угомонить. Он буквально с того света вернулся.
— Значит, это и правда он? — спросил я. — Мой… отец?
— Он самый, — ответил дедушка Смедри. — Аттика Смедри, во плоти. Ха! Я должен был догадаться. Если на свете и есть человек, который сумеет потерять свою душу, а потом снова ее найти, то это будет Аттика!
— Отец, Каз! — воскликнул Аттика, подходя к ним и обхватывая каждого рукой. — Нас ждут дела! Свободным Королевствам грозит серьезная опасность! Вы уже забрали мои вещи?
— Вообще-то, — сказал я, — их забрала твоя жена.
Аттика замер и посмотрел на меня в ответ. Хоть перед этим он и обращался ко мне, сейчас складывалось впечатление, будто он видит меня в первый раз.
— А, — сказал он. — Значит, мои Линзы Переводчика тоже у нее?
— Боюсь, что да, сын, — подтвердил дедушка Смедри.
— Ну что ж, значит нам предстоит еще больше работы! — С этими словами мой отец зашагал по коридору, будто ожидал, что все остальные тут же сорвутся с мест и последуют за ним.
Я просто стоял, глазея ему вслед. Бастилия и Каз задержались, глядя на меня.
— Не такого ты ожидал? — спросила Бастилия.
Я пожал плечами. Это был первый раз, когда я встретился со своим отцом, но он едва удостоил меня своего взгляда.
— Он наверняка просто растерян, — заверила меня Бастилия. — Слегка не в себе из-за того, что так долго пробыл призраком.
— Да, — согласился я. — Уверен, так и есть.
Каз похлопал меня по плечу.
— Не кисни, Эл. Сейчас самое время порадоваться!
Я улыбнулся, будто заразившись его энтузиазмом.
— Думаю, ты прав. — Мы направились следом за Аттикой, и я чувствовал, будто пританцовываю на ходу. Каз был прав. Да, все прошло неидеально, но отца мы все-таки спасли. В конце концов решение спуститься в библиотеку оказалось наилучшим из возможных.
Может, мне и не хватало опыта, но я все-таки сделал правильный выбор. И пока мы шли, эта мысль грела мне душу.
— Спасибо, Каз, — сказал я.
— За что?
— За то, что меня подбодрял.
Он пожал плечами.
— Таковы уж мы, невысокие люди. Помнишь, что я тебе говорил насчет сострадательности?
Я прыснул со смеху.
— Пожалуй. Но должен все-таки заметить — мне в голову пришла как минимум одна причина, почему все-таки лучше быть высоким.
Каз удивленно приподнял бровь.
— Лампочки, — ответил я. — Если бы все были ростом с тебя, Каз, кто бы тогда менял лампочки?
Он захохотал.
— Ты забыл про причину номер шестьдесят три, парень!
— А именно?
— Если бы все были низкого роста, нам бы не пришлось возводить такие высокие потолки! Только представь, сколько бы мы сэкономили на строительстве зданий!
Я рассмеялся и покачал головой; тем временем мы уже успели догнать остальных и вместе с ними направились к выходу из библиотеки.
Итак. Позади две книги моих мемуаров. Но до финала, понятное дело, еще далеко. Вы же не думали, что этим все и кончится, правда? Мы ведь еще даже не добрались до сцены, где я привязан к алтарю и меня вот-вот принесут в жертву! К тому же подобные книжки всегда выходят, как минимум, трилогиями. Иначе им недостает эпичности!
В этой книге описан важный эпизод моей жизни. Моя первая — при всей ее неприметности — встреча со знаменитым Аттикой Смедри. Первый опыт лидерства. Первая возможность использовать Линзы Буретворца в качестве реактивного двигателя. (Последнее мне, наверное, никогда не надоест.)
Прежде, чем мы расстанемся, я должен вам кое-что объяснить напоследок. Это касается одной лодки — ее еще называют кораблем Тесея. Помните? В нем постепенно заменили все доски, и в итоге корабль выглядел как раньше, но уже не был самим собой.
Я говорил вам, что этот корабль — я сам. Возможно, теперь, прочитав эту книгу, вы поймете, что я имел в виду.
Вы уже неплохо представляете, каким человеком я был в юности. Вы прочитали о нем две книги и стали свидетелями его личностного роста. Вам даже довелось увидеть, как он творит геройские дела: забирается на крышу стеклянного дракона, противостоит Библиотекарю из ордена Костей Нотариуса и спасает отцовскую душу из лап Александрийских Хранителей.
Возможно, вы спросите себя, зачем мне было начинать автобиографию с такого далекого прошлого, когда во мне еще оставались намеки на то, что я могу стать хорошим человеком. Что ж, все дело в том, что я — корабль Тесея. Когда-то я был тем самым мальчишкой, полным надежд и возможностей. Но теперь я совсем другой человек. Копия. Фальшивка.
Я человек, в которого вырос тот мальчишка, но сам я — уже не он. Я не герой, которым меня считают другие — пусть все и выглядит совсем наоборот.
Цель этой серии книг — показать, как я менялся в течение своей жизни. Дать вам возможность увидеть, как отдельные кусочки моей