– Ой, – вырвалось у Гарри. Из-за курсов аппарирования, квидиша, отравления Рона, собственного треснутого черепа и попыток выяснить, что затевает Малфой, он почти забыл о задании Думбльдора… – Понимаете, сэр, я спрашивал у профессора Дивангарда после урока зельеделия, но он не захотел ничего рассказывать…
Повисла небольшая пауза.
– Ясно, – чуть погодя промолвил Думбльдор. Он вгляделся в Гарри поверх очков-полумесяцев, вызвав у того знакомое ощущение, будто его просвечивают рентгеновскими лучами. – И теперь ты считаешь, что сделал все возможное? Употребил все свои недюжинные способности? Испробовал все мыслимые хитрости?
– Понимаете, – Гарри замялся, не зная, что и сказать. Единственная попытка раздобыть воспоминание неожиданно показалась постыдно жалкой. – Когда Рон по ошибке проглотил любовное зелье, я повел его к профессору Дивангарду. Я думал, что, может, если он будет в хорошем настроении…
– Получилось? – спросил Думбльдор.
– Э-м-м… нет, сэр, Рон выпил яд…
– …и тебе, естественно, стало не до воспоминания. Действительно, твой лучший друг был в опасности; ничего другого я и не ожидал. Но когда выяснилось, что мистер Уэсли поправится, я рассчитывал, что ты вернешься к выполнению задания. Мне казалось, я доходчиво объяснил, насколько это важно; сделал все, что в моих силах, чтобы ты понял: это воспоминание – самое важное, без него мы лишь напрасно потеряем время.
Жгучий стыд пополз от макушки Гарри вниз по всему телу. Думбльдор не повышал голоса, в его словах не слышалось гнева, но лучше бы он кричал; трудно было представить что-то хуже этого холодного разочарования.
– Сэр, – с отчаяньем проговорил он, – это не потому, что я не старался, просто у меня были другие… другие…
– Вещи на уме, – закончил за него Думбльдор. – Понимаю.
Снова повисло молчание; такое неловкое, какого еще не бывало между ним и Думбльдором; оно длилось и длилось, нарушаемое только тихим посапыванием Армандо Диппета, портрет которого висел над головой Думбльдора. Гарри казалось, что с момента прихода он как-то странно уменьшился, сел, точно свитер.
Он почувствовал, что уже не в силах этого переносить, и сказал:
– Профессор Думбльдор, мне очень, очень жаль. Мне следовало сделать больше… понять, что вы бы не просили, если б это не было настолько важно.
– Спасибо, что ты так говоришь, Гарри, – тихо ответил Думбльдор. – Стало быть, я могу надеяться, что с сегодняшнего дня это дело станет для тебя главным? Без воспоминания Дивангарда наши уроки становятся бессмысленными.
– Я обещаю, сэр, что добуду их, – серьезно пообещал Гарри.
– Тогда забудем пока об этом, – смягчаясь, произнес Думбльдор, – и вернемся к нашей истории. Ты помнишь, на чем мы остановились?
– Да, сэр, – не раздумывая, ответил Гарри. – Вольдеморт убил отца и бабушку с дедушкой и подставил своего дядю Морфина. Потом вернулся в «Хогварц» и стал узнавать… у профессора Дивангарда об окаянтах, – со смущенным видом промямлил он.
– Очень хорошо, – похвалил Думбльдор. – Надеюсь, ты помнишь, как я сказал в самом начале наших занятий, что в какой-то момент нам предстоит пуститься в дебри самых смелых догадок?
– Да, сэр.
– Думаю, ты согласишься, что до сих пор мы видели вполне достоверные подтверждения моих умозаключений о жизни Вольдеморта до семнадцати лет?
Гарри кивнул.
– Отныне же, Гарри, – продолжал Думбльдор, – все становится намного туманнее. Если найти свидетельства о мальчике Реддле было трудно, то разыскать людей, готовых делиться воспоминаниями о взрослом Вольдеморте, оказалось почти невозможно. Сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него самого, кому доподлинно известны подробности его жизни после «Хогварца». Но у меня есть еще два последних воспоминания, которые мне бы хотелось с тобой обсудить. – Думбльдор показал на маленькие хрустальные бутылочки, которые, посверкивая, стояли рядом с дубльдумом. – С радостью выслушаю твое мнение о том, насколько верными кажутся тебе мои выводы.
Думбльдор так высоко ценит его мнение? Гарри еще больше устыдился, что не сумел раздобыть воспоминание об окаянтах, и виновато заерзал на месте. Думбльдор тем временем изучал на свет содержимое первой бутылочки.
– Надеюсь, тебе еще не надоело окунаться в чужие воспоминания? То, что содержится здесь, довольно-таки занятно, – сказал он, – и принадлежит старухе Подпеве, служанке-эльфу. Но, прежде чем приступить к просмотру, я должен коротко рассказать о жизни лорда Вольдеморта после «Хогварца».
– Седьмой класс он, как ты догадываешься, закончил с отличными оценками по всем предметам. Все его соученики думали о том, чем займутся после школы. От Тома Реддля, старосты, лучшего ученика, обладателя специальной награды за заслуги перед школой, ждали чего-то особенного. Кое-кто из учителей, в том числе профессор Дивангард, предлагали ему пойти в министерство магии, договориться о собеседовании, познакомить с нужными людьми. Он от всего отказался. Вскоре стало известно, что Вольдеморт поступил к «Борджину и Д’Авилло».
– «Борджину и Д’Авилло»? – поразился Гарри.
– Именно, – спокойно подтвердил Думбльдор. – Думаю, когда мы попадем в воспоминания Подпевы, ты поймешь, чем его так привлекло это место. Но вначале Вольдеморт выбрал другое.
Почти никто не знал – я был одним из немногих, кому директор доверился – что он встречался с профессором Диппетом и просил разрешения остаться в «Хогварце» учителем.
– Он хотел остаться в школе? Зачем? – еще больше изумился Гарри.
– Полагаю, на то было несколько причин, ни одну из которых он не раскрыл профессору Диппету, – сказал Думбльдор. – Во-первых, что самое важное, Вольдеморт привязался к школе больше, чем к какому-либо человеку в своей жизни. В «Хогварце» он был счастлив; этог первое и единственное место, где он чувствовал себя дома.
Гарри сделалось не по себе: он и сам относился к «Хогварцу» так же.
– Во-вторых, наш замок – цитадель древней магии. Несомненно, Вольдеморт разгадал великое множество секретов, неведомых большинству тех, кто сюда попадает, но он наверняка понимал, что многое остается не раскрытым, что из этого кладезя еще черпать и черпать.
– Наконец, в-третьих, став преподавателем, он получил бы большую власть над умами юных колдунов и ведьм. Думаю, Вольдеморт понял это, тесно общаясь с профессором Дивангардом; его пример наглядно показывал, как велика роль учителя. Я ни на секунду не верю, что Вольдеморт собирался на всю жизнь остаться в «Хогварце», но, по-видимому, расценивал школу как призывной пункт, место вербовки своей будущей гвардии.
– Но он не получил места, сэр?
– Нет, не получил. Профессор Диппет сказал, что ему только восемнадцать и он еще слишком молод, и пригласил прийти через несколько лет, если не передумает.
– А как вы к этому отнеслись, сэр? – неуверенно спросил Гарри.
– С большим подозрением, – ответил Думбльдор. – Я предостерег Армандо Диппета от подобного назначения – не объясняя причин, как объясняю тебе, ибо профессор Диппет обожал Вольдеморта и не сомневался в его искренности. Мне очень не хотелось, чтобы лорд Вольдеморт возвращался в «Хогварц» и тем более обретал такой статус.
– А на какую должность он претендовал, сэр? Чему хотел учить?
В сущности, он уже знал ответ, когда услышал его от Думбльдора:
– Защите от сил зла. В то время ее преподавала пожилая дама по имени Галатея Потешанс; она проработала в «Хогварце» почти пятьдесят лет.
– Итак, Вольдеморт устроился к «Борджину и Д’Авилло», и все учителя «Хогварца», которые так восхищались им, начали сокрушаться, что такой способный молодой колдун попусту растрачивает свои таланты за прилавком. Однако Вольдеморт не был простым приказчиком. Вежливый, красивый, умный, он вскоре стал выполнять особые поручения своих хозяев, которые, как тебе известно, специализируются на вещах весьма своеобразных, обладающих сильными и опасными свойствами. Вольдеморта посылали уговаривать клиентов расстаться со своими сокровищами, и он делал это на редкость изобретательно во всех смыслах слова.
– Представляю себе, – не сдержав эмоций, сказал Гарри.
– Вот именно, – с легкой улыбкой ответил Думбльдор, – А теперь пора выслушать Подпеву, служанку очень старой и очень богатой ведьмы по имени Хепзиба Смит.
Думбльдор постучал волшебной палочкой по хрустальному фиалу и, как только вылетела пробка, вылил клубящееся воспоминание в дубльдум со словами:
– Прошу вперед, Гарри.
Гарри встал и привычно склонился над каменной чашей. Его лицо коснулось серебристой зыбкой поверхности; он провалился сквозь черную темноту и очутился в незнакомой гостиной перед невероятно толстой старухой в причудливом рыжем парике и ядовито-розовом колышущемся одеянии, которое делало ее похожей на подтаивший торт-мороженое. Старуха смотрелась в маленькое, оправленное бриллиантами зеркальце и большой пуховкой румянила и без того алые щеки, в то время как самый крошечный и самый старый домовый эльф, каких только доводилось видеть Гарри, втискивал мясистые ступни хозяйки в тесные атласные туфельки.
